Владимир Тольц: Карибский кризис полвека спустя. Передача третья. В двух предыдущих мы рассказывали о том, что говорили об этой драме 50 лет назад и позднее комментаторы Радио Свобода и других западных средств массой информации, о документах, исследованиях и мемуарах о 13 днях осени 1962, опубликованных за минувшие полвека и о том малоизвестном и недоступном миру, что узналось о Карибском кризисе в последние годы. Сегодня мы продолжаем этот рассказ.
Итак, ныне уже не секрет, что на Кубу до введения карантина, а затем и блокады советские суда сумели доставить 42 баллистические ракеты из 60-ти, запланированных к поставкам туда по планам секретной операции «Анадырь». Все они были снабжены отдельно доставленными ядерными боевыми зарядами. Всего было завезено около 100 одномегатонных боеголовок для баллистических ракет, 80 четырнадцатикилотонных для фронтовых крылатых ракет, 8 двенадцатикилотонных атомных бомб и 12 двухкилотонных боеголовок для тактических твердотопливных ракет «Луна». Эти данные впервые опубликовали советский историк советский историк Александр Фурсенко и американский исследователь Тимоти Нафтали, получившие доступ как к секретным американским материалам, так и к связанным с Карибским кризисом документам ЦК, Совмина, Министерства обороны и КГБ СССР. Практически все, что запланировано было в операции «Анадырь», кроме одноступенчатых ракет средней дальности Р-14, завозу которых помешала американская морская блокада, было доставлено, включая ядерные боезаряды для Р-14. Но их решили не разгружать. И простоявший весь кризис со смертоносным грузом в порту Исабелль корабль «Александровск» в ноябре вернулся в порт приписки Североморск.
К 25 октября два полка советского воинского контингента были готовы к запуску баллистических Р-12. В Белом доме об этом лишь подозревали, но тревога там нарастала. В войска был спущен приказ командующего стратегической авиацией о повышении степени ее боеготовности до второго уровня. (Это впервые после Второй мировой. Выше было некуда. Следующий уровень – начало боевых действий. Причем от Советов из этого не делали секрета. Приказ был передан по радио незашифрованным – открытым текстом). Тогда же Кеннеди отправил свое очередное послание Хрущеву. Перечислив события последнего времени, он еще раз жестко заявил о неприемлемости для США размещения на Кубе наступательного оружия. Президент не скрывал своей искренней обиды на то, что Хрущев его обманул, сообщив, что наступательных ракет на Кубе нет. Поверив этим заверениям хрущевских посланцев, он Кеннеди, «стал обуздывать тех, кто настаивал на принятии жестких мер». Вместе с тем американский президент призвал в своем письме к совместному поиску взаимоприемлемого выхода из тупика. В Москве это послание было воспринято двойственно. Вот отрывки из черновика протокола заседания Президиума ЦК КПСС 25 октября 1961 года.
Об ответе председателя Совета министров СССР товарища Хрущева Н.С. на письмо президента США Кеннеди.
Товарищ Хрущев Н.С. говорит, что решил собрать заседание президиума в связи с дальнейшими событиями на Кубе. Дальнейший ход событий идет таким образом. Американцы говорят: надо демонтировать советские установки на Кубе. Может быть следует это сделать, это не капитуляция с нашей стороны, так как выстрелили мы, то и они выстрелят. То, что американцы перетрусили — нет сомнения, видимо, Кеннеди спал с деревянным ножом.
Владимир Тольц: На вопрос любознательного Микояна «А почему с деревянным?» Хрущев, как помечено в документе, «в шутку» ответил: «Когда человек первый раз идет на охоту, на медведя, он берет с собой деревянный нож, чтобы очищать штаны было легче».
Далее товарищ Хрущев Н.С. говорит, что мы сейчас сделали Кубу страной мирового фокуса, столкнули лбами две системы. Кеннеди говорит нам: уберите свои ракеты с Кубы.
Мы отвечаем: дайте твердые гарантии, обещания, что американцы не нападут на Кубу. Это неплохо. Мы бы могли вывезти Р12, оставить там другие ракеты. Это не трусость — это резервная позиция.
Возможно, придется с ними встретиться в ООН. Надо дать противнику успокоение и получить заверения в отношении Кубы. Кроме того, доводить до точки кипения не следует, мы можем разбить США и с территории СССР. Сейчас
Куба будет не та, что была раньше. Они (американцы) угрожают экономической блокадой, но США не будут нападать на Кубу. Нам надо не обострять положение, а вести разумную политику. Этим самым мы укрепим Кубу и спасем ее на два-три года, а через несколько лет будет еще труднее с ней справиться.
Надо играть, но не отыгрываться, не терять головы. Инициатива в наших руках, не надо бояться. Начали и струсили. Нам воевать невыгодно, не от Кубы зависит будущее, а от нашей страны — правильно это.
Все члены президиума и секретари подтверждают и поддерживают товарища Хрущева Н.С.
Владимир Тольц: Суббота, 27 октября, добавила новых опасений и забот. Несмотря на запрет Плиева на применение оружия без его личного разрешения, ракетой С-75 «Двина» утром был сбит американский У-2, направлявшийся к Гуантанамо. Пилот Рудольф Андерсон погиб. Решение о залпе приняли зам Плиева генерал-майор Гречко и начштаба генерал-майор Гарбуз, ожидавшие нападения американцев в течение ближайших нескольких часов. Гречко и Гарбуз полагали, что результаты аэрофотосъемки с этого самолета облегчат действия США сегодня или завтра.
Сообщение о сбитом У-2 пришло в Вашингтон, когда кризисная группа при президенте ЕХСОММ (ее называют по-русски Исполкомом) обсуждала там возможный ответ на послание Хрущева. Изучившие документы Исполкома Фурсенко и Нафтали описывают реакцию Кеннеди так:
"Как все это объяснить? - спросил Кеннеди. <…> Президент стоял перед страшным решением. Политика США заключалась в возмездии любому комплексу SA-2, открывающему огонь по самолету У-2. В течение многих дней 16 самолетов США находились в состоянии 30-минутной готовности.. Следует ли атаковать сейчас? Макнамара предупредил Кеннеди, что если он хочет подготовить ВВС США для нанесения удара в начале недели, то необходимо провести воздушную разведку в конце предшествующей. "Мы не можем направить У-2 туда сейчас, так? - спросил Кеннеди. - Чтобы еще один парень погиб завтра". Кеннеди решил подождать до утра и решить, стоит ли наносить ответный удар.
Владимир Тольц: Масла в огонь подливали кубинцы. Еще несколько дней назад безоговорочно следовавший всем зигзагам хрущевской политической линии Кастро, решивший, что вторжение на Кубу начнется через два-три дня; он приказал Генеральному штабу передислоцировать все кубинские вооруженные силы на боевые позиции и привести в состояние повышенной боевой готовности. Тем временем Рауль Кастро отправился в провинцию Ориенте для руководства военными приготовлениями на месте.
Теперь, когда Фидель Кастро не сомневался в неминуемости вторжения, он больше не опасался спровоцировать США. Он проинформировал Генеральный штаб, что начиная с утра следующего дня кубинским ПВО дана команда сбивать американские самолеты при нарушении воздушного пространства Кубы.<…> "Мы не можем мириться с полетами на малой высоте, - сказал Плиеву сам Кастро, - потому что в любой день на рассвете они уничтожат все объекты". На карту была поставлена не столько необходимость прекратить военные приготовления США, сколько репутация Кубы. Кубинцы считали своим долгом и правом защищать кубинское воздушное пространство от "бандитских и пиратских действий" администрации Кеннеди.
Владимир Тольц: Кастро считал, что теперь, когда вторжение не за горами, Москва может предпринять шаги для улучшения ситуации. По мнению одного из западных исследователей Карибского кризиса, Фиделю «казалось, что Кремль струсил, и Кастро хотел встряхнуть Москву». "Почему СССР продолжает отрицать наличие ракет?" – наседал он на своего друга, офицера КГБ, а теперь еще и посла Алексеева . И попросил того «довести до сведения Хрущева, что его терпению приходит конец» . В шифровке, отправленной Алексеевым в Москву 27 октября посол сообщал:
Я прямо спросил его: "Вы хотите сказать, чтобы мы первыми нанесли атомный удар по противникам?" "Нет, - ответил Кастро, - я не хочу этого сказать прямо, но при определенных условиях, чтобы не допустить испытать на себе коварство империалистов и первого удара, надо опередить их и в случае агрессии на Кубу стереть с лица земли".
Владимир Тольц: КГБ тоже сыграло существенную роль в нагнетании атмосферы тревоги и близкого апокалипсиса ядерной войны. Глава Комитета 37-летний тогда Владимир Семичастный –бывший комсомольский секретарь – не являлся в ту пору ни специалистом по делам разведки, ни по проблемам международной политики. Поэтому его, в отличие от главы ГРУ Ивана Серова, не приглашали на заседания Президиума ЦК, где обсуждались вопросы Карибского кризиса, даже в случаях, когда речь там шла о сообщениях КГБ на эту тему. (Я сужу об этом на основании уже цитированных мной протоколов этих заседаний). Тем не менее, ночуя в эти кризисные дни на Лубянке, Владимир Семенович всячески старался обратить внимание «старших товарищей» на свою (и КГБ) роль в освещении кризисных событий и тенденций. И ему это удалось, когда резидент КГБ в Вашингтоне, Александр Феклисов, работавший там под псевдонимом «Фомин» (оперативный псевдоним «Каллистрат») сообщил на основании подслушанной агентурой в баре болтовни и беседы с журналистом Уорреном Роджерсом, что «братья Кеннеди решили поставить все на карту. В следующие два дня начнется вторжение на Кубу».
Теперь-то, благодаря исследованиям Александра Фурсенко и Тимоти Нафтали, мы знаем, что достоверность этого сообщения тогда была недостаточно проверена. Но беспокойства в Кремле она добавила изрядно!
К чести Феклисова – ветерана советского атомного шпионажа, еще в 1947-50 годах «работавшего» с выдававшим англо-американские атомные секреты Клаусом Фуксом, надо отметить, что Александр Семенович в те же тревожные дни, как и его коллега из «органов» Большаков,сыграл и свою положительную роль в разрешении Карибского кризиса. Вступив в санкционированный контакт с корреспондентом ABC News Джоном Скали, действия и контакты которого в свою очередь контролировались и санкционировались ЦРУ и ФБР, Феклисов получил от него и немедля передал в Москву предложение руководства Соединенных Штатов по урегулированию кризиса, а именно: удаление советских ракет с Кубы в обмен на неприкосновенность режима Кастро. (По версии Скали, эти предложения первоначально исходили не от него, а от самого Феклисова-Фомина. Но это не суть важно!) Важно, что именно это предложения и легли в основу урегулирования кризиса.
27 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев начинает подготовку к «почетному отступлению» с Кубы. (Снова обратимся к рабочей записи заседания).
Они не пойдут на вторжение, но поручиться нельзя. Могут ли они напасть на нас сейчас? Думаю, что не решатся. Конечно, поручиться нельзя. Драматическое выступление Кеннеди по радио и телевидению — не от храбрости оно. Они на нас взваливают вину - они решили расправиться с Кубой, но сейчас они, по-моему, пересмотрели это решение. Шаги, которые мы предприняли до этого, правильные.
Дальнейшие шаги. Не сможем ликвидировать конфликт, если не дадим удовлетворения американцам и не скажем им, что наши ракеты Р12 есть там. Думаю, что нам упорствовать не надо.
Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже. Надо принять во внимание: США не напали на Кубу. А если еще мы получим в придачу ликвидацию базы в Турции, в Пакистане, то мы окажемся в выигрыше. Согласны на проверку, когда мы вывезем ракеты.
Все товарищи высказываются за предложение товарища Хрущева.
Владимир Тольц: А дальше началось лихорадочное составление письма Хрущева президенту Кеннеди. Хрущев сумбурно диктовал важнейшие положения. Министр иностранных дел Громыко редактировал. Присутствующие Микоян, министр обороны Малиновский, Козлов, Суслов, Брежнев единодушно одобряли. Вновь коротко процитируем сохранившийся косноязычный черновик протокола заседания.
Идет задиктовка текста письма президенту США Кеннеди. Товарищ Хрущев диктует. Обсуждение текста письма президенту США Кеннеди. Утвердить текст письма. Вручить послу США в СССР письмо, передать по радио 27.10. 1962 в 17 часов и опубликовать в печати.
Владимир Тольц: Столь необычный способ передачи дипломатического послания (радиовещание + печать) следует объяснить. В соответствии с донесениями агентуры КГБ и дипломатов, в Кремле опасались, что американский удар по Кубе может последовать в ближайшие часы. Вместе с тем скорость передачи информации по дипломатическим да и разведывательным каналам явно была медленнее, чем то, что требовалось в данный, чреватый ядерной войной момент. Кстати, это блестяще продемонстрировали в своем исследовании Александр Фурсенко и Тимоти Нафтали, проследив судьбу одной важной шифрограммы упоминавшегося уже резидента КГБ Каллистрата (т.е Феклисова, он же «Фомин»). Его шифрованная телеграмма № 822-31102 была отправлена в Центр 26 октября 1962 года.
Судьба данной телеграммы иллюстрирует тернистый путь прохождения корреспонденции через дебри советской бюрократии. Она поступила в Москву в 2.20 дня 27 октября, расшифрована в 3.30, передана в Секретариат КГБ для доклада Семичастному в 3.40. На четыре часа она застряла в офисе Семичастного, затем в 7.30 КГБ переслало ее Громыко. Она была получена Отделом шифрования МИД в 8.05.0 том, что Хрущев ознакомился с ней 28 октября, свидетельствуют инструкции Алексееву 28 октября 1962 г., выписка из протокола 63 заседания Президиума ЦК 28 октября 1962 г.
Владимир Тольц: А ведь речь шла не больше, не меньше как о запросе американского президента, переданном через брата – Генерального прокурора, о гарантиях того, что в случае успешного разрешения конфликта, демонтаж советских ракет будет проходить под международным контролем. Именно с учетом этих черепашьих скоростей бюрократии и избран был способ передачи послания Хрущева через радиовещание.
С этой радиопередачей связан один из комических эпизодов драмы Карибского кризиса. Я лично слышал рассказы о нем и Серго Микояна, и Александра Фурсенко, а сравнительно недавно и по «Голосу России». Ясно, что со временем эта история обросла множеством вымыслов, умолчаний и самостоятельных баек. Попробую сейчас коротко ее изложить, попутно, поелику возможно, очищая от наносных деталей и несуразиц.
Итак, отвезти на Московское радио правительственный пакет с пятью сургучными печатями («особая важность»!) было поручено секретарю ЦК и главе Идеологической комиссии Леониду Ильичеву. Как рассказывал Серго Микоян, для начала выяснилось, что ни начальник партийной идеологии, ни водитель его членовоза не знают, где находится это самое радио. И потому они заблудились в переулках неподалеку от Кремля. Далее, по версии Микояна-младшего тучный Ильичев якобы застрял в лифте, уже на Радио. И оттуда передавал ценный пакет, отдирая с него сургучные печати, через узкую щель, образовывавшуюся при насильственном раздвигании лифтовых дверей. По рассказу очевидца – работавшего тогда на Московском радио Валентина Двинина – все выглядело не так комично, но все же достаточно смешно.
Валентин Двинин: Был выходной, но с утра меня неожиданно вызвали на работу.
В кабинете председателя Комитета по радиовещанию и телевидению Харламова находился и его первый заместитель по Иновещанию Мамедов. Он поручил мне срочно организовать специальную передачу радио "Маяк" в направлении США, сосредоточив для этого максимально возможные мощности технических средств, а также обеспечить все необходимое для перевода на английский язык и оперативной передачи в эфир важного материала.
По тому, как они с Харламовым волновались, я понял, что ждут высокое начальство. И едва мы закончили все приготовления, это начальство появилось в лице низенького, но достаточно упитанного секретаря ЦК КПСС по идеологии Ильичева, причем не без конфуза: при выходе из лифта Ильичев одной полой своего пальто прилип к свежеокрашенной наружной двери лифта.
Крепко выругавшись, он отдал пальто подбежавшему управляющему делами комитета Крылову, но перед этим вынул из внутреннего кармана несколько сложенных вдвое листков. Как оказалось, это было только что принятое на заседании Президиума ЦК КПСС, в то время фактически главного органа руководства страной, обращение к правительству США с призывом проявить благоразумие, не терять самообладания и трезво оценить обстановку, к чему могут привести его действия, если оно развяжет войну.
Когда документ оказался у меня в руках, я понял, что это был единственный экземпляр, напечатанный на машинке, с правкой чернилами от руки. В считанные минуты документ был распечатан в машбюро в четырех или пяти экземплярах, и наш лучший переводчик и диктор английского языка Борис Белицкий приступил к его переводу.
Работу он закончил быстро, и уже был готов идти в эфирную студию, из которой велись передачи на Северную Америку, но тут Мамедов заметил: "Наверное, сначала следует зачитать на русском языке".
Владимир Тольц: И Серго Микоян, и Сергей Хрущев рассказывали, что для этого был заранее выбран Юрий Левитан, которого Ильичев якобы попросил: «Пожалуйста, помягче! Это ведь не объявление войны, а наоборот…». Версия Двинина выглядит иначе, но тоже весьма потешно: Иличев согласился с Мамедовым, но потребовал; «Только твердым мужским голосом".
Валентин Двинин: Однако, как на грех, единственным дежурным диктором-мужчиной в тот день оказался Владимир Герцег, неделю назад за какую-то очередную выходку у микрофона приказом председателя отстраненный от чтения материалов в эфир. "А я могу только на запись, - нагловато заявил он председателю. - Вы что, отменяете свой приказ?". "Отменяю, немедленно в студию", - почти закричал Харламов.
Когда документ прозвучал на русском языке, Белицкий, уже занявший место в своей студии, начал читать его по-английски. И как только он закончил, сделанная параллельно запись начала беспрерывно повторяться в эфире. В председательском кабинете, куда мы вошли с Мамедовым вслед за Ильичевым и Харламовым, воцарилась тягостная тишина ожидания.
Засечь время я тогда не догадался. Но мне показалось - целую вечность. В какой-то момент дверь кабинета приоткрылась, и показалась голова управляющего делами Крылова, который, видимо, хотел доложить, что пальто Ильичева почистили. Но Харламов так зло махнул в сторону Крылова рукой, что голова мгновенно исчезла.
Наконец в кабинет вбежал запыхавшийся руководитель службы радиоперехватов Виктор Яроцкий. "Есть отклики, услышали", - выпалил он. Только после этого один экземпляр текста передали гонцу из ТАСС, который все это время терпеливо дожидался в приемной. Поскольку о заголовке не подумали, документ опубликовали как "Заявление ТАСС".
Владимир Тольц: Финал этой истории, по рассказу Серго Микояна, был увенчан всеобщим выпиванием. По Двинину, который запамятовал фамилию одного из персонажей – он не «Герцег», а Герцик, не так празднично, но тоже весело.
Валентин Двинин: Ильичев попросил пригласить Белицкого и Герцега, он пожал им руки, поблагодарил. Белицкий скромно ответил: "Спасибо", а Герцег продолжал комедию. "Это надо понимать как благодарность ЦК? - обратился он к Ильичеву. - Я могу говорить, что получил благодарность ЦК?" "Можете", - сердито буркнул Ильичев и, повернувшись к Харламову, громко сказал: "В этом сумасшедшем доме нам дадут по стакану чая?.."
Владимир Тольц: Я сознательно не привожу в этой передаче посланий Хрущева и Кеннеди друг другу, написанных в те пятидесятилетней давности 13 кризисных дней. Они многократно публиковались. А ведь эта передача прежде всего о малоизвестном…
Что можно сказать в оставшиеся до конца передачи минуты? – Карибский кризис научил политиков очень многому: пониманию важности личных контактов и неформального общения, показал непродуктивность лжи в международных отношениях и опасности неполноты информации, а также ошибочной ее интерпретации, угрозы бюрократической неповоротливости и бездумного действия по военным регламентам. Всех тех, кто помнит и знает о нем, Карибский кризис вот уже полвека заставляет ощущать хрупкость мира, в котором мы живем …
Конечно, мир изменился за эти 50 лет. И политика, и политики тоже. Но ведь ужасно мало! И это еще один из грустных выводов, которыми дарит нас история мировой драмы 1962 года.
Итак, ныне уже не секрет, что на Кубу до введения карантина, а затем и блокады советские суда сумели доставить 42 баллистические ракеты из 60-ти, запланированных к поставкам туда по планам секретной операции «Анадырь». Все они были снабжены отдельно доставленными ядерными боевыми зарядами. Всего было завезено около 100 одномегатонных боеголовок для баллистических ракет, 80 четырнадцатикилотонных для фронтовых крылатых ракет, 8 двенадцатикилотонных атомных бомб и 12 двухкилотонных боеголовок для тактических твердотопливных ракет «Луна». Эти данные впервые опубликовали советский историк советский историк Александр Фурсенко и американский исследователь Тимоти Нафтали, получившие доступ как к секретным американским материалам, так и к связанным с Карибским кризисом документам ЦК, Совмина, Министерства обороны и КГБ СССР. Практически все, что запланировано было в операции «Анадырь», кроме одноступенчатых ракет средней дальности Р-14, завозу которых помешала американская морская блокада, было доставлено, включая ядерные боезаряды для Р-14. Но их решили не разгружать. И простоявший весь кризис со смертоносным грузом в порту Исабелль корабль «Александровск» в ноябре вернулся в порт приписки Североморск.
К 25 октября два полка советского воинского контингента были готовы к запуску баллистических Р-12. В Белом доме об этом лишь подозревали, но тревога там нарастала. В войска был спущен приказ командующего стратегической авиацией о повышении степени ее боеготовности до второго уровня. (Это впервые после Второй мировой. Выше было некуда. Следующий уровень – начало боевых действий. Причем от Советов из этого не делали секрета. Приказ был передан по радио незашифрованным – открытым текстом). Тогда же Кеннеди отправил свое очередное послание Хрущеву. Перечислив события последнего времени, он еще раз жестко заявил о неприемлемости для США размещения на Кубе наступательного оружия. Президент не скрывал своей искренней обиды на то, что Хрущев его обманул, сообщив, что наступательных ракет на Кубе нет. Поверив этим заверениям хрущевских посланцев, он Кеннеди, «стал обуздывать тех, кто настаивал на принятии жестких мер». Вместе с тем американский президент призвал в своем письме к совместному поиску взаимоприемлемого выхода из тупика. В Москве это послание было воспринято двойственно. Вот отрывки из черновика протокола заседания Президиума ЦК КПСС 25 октября 1961 года.
Об ответе председателя Совета министров СССР товарища Хрущева Н.С. на письмо президента США Кеннеди.
Товарищ Хрущев Н.С. говорит, что решил собрать заседание президиума в связи с дальнейшими событиями на Кубе. Дальнейший ход событий идет таким образом. Американцы говорят: надо демонтировать советские установки на Кубе. Может быть следует это сделать, это не капитуляция с нашей стороны, так как выстрелили мы, то и они выстрелят. То, что американцы перетрусили — нет сомнения, видимо, Кеннеди спал с деревянным ножом.
Владимир Тольц: На вопрос любознательного Микояна «А почему с деревянным?» Хрущев, как помечено в документе, «в шутку» ответил: «Когда человек первый раз идет на охоту, на медведя, он берет с собой деревянный нож, чтобы очищать штаны было легче».
Далее товарищ Хрущев Н.С. говорит, что мы сейчас сделали Кубу страной мирового фокуса, столкнули лбами две системы. Кеннеди говорит нам: уберите свои ракеты с Кубы.
Мы отвечаем: дайте твердые гарантии, обещания, что американцы не нападут на Кубу. Это неплохо. Мы бы могли вывезти Р12, оставить там другие ракеты. Это не трусость — это резервная позиция.
Возможно, придется с ними встретиться в ООН. Надо дать противнику успокоение и получить заверения в отношении Кубы. Кроме того, доводить до точки кипения не следует, мы можем разбить США и с территории СССР. Сейчас
Куба будет не та, что была раньше. Они (американцы) угрожают экономической блокадой, но США не будут нападать на Кубу. Нам надо не обострять положение, а вести разумную политику. Этим самым мы укрепим Кубу и спасем ее на два-три года, а через несколько лет будет еще труднее с ней справиться.
Надо играть, но не отыгрываться, не терять головы. Инициатива в наших руках, не надо бояться. Начали и струсили. Нам воевать невыгодно, не от Кубы зависит будущее, а от нашей страны — правильно это.
Все члены президиума и секретари подтверждают и поддерживают товарища Хрущева Н.С.
Владимир Тольц: Суббота, 27 октября, добавила новых опасений и забот. Несмотря на запрет Плиева на применение оружия без его личного разрешения, ракетой С-75 «Двина» утром был сбит американский У-2, направлявшийся к Гуантанамо. Пилот Рудольф Андерсон погиб. Решение о залпе приняли зам Плиева генерал-майор Гречко и начштаба генерал-майор Гарбуз, ожидавшие нападения американцев в течение ближайших нескольких часов. Гречко и Гарбуз полагали, что результаты аэрофотосъемки с этого самолета облегчат действия США сегодня или завтра.
Сообщение о сбитом У-2 пришло в Вашингтон, когда кризисная группа при президенте ЕХСОММ (ее называют по-русски Исполкомом) обсуждала там возможный ответ на послание Хрущева. Изучившие документы Исполкома Фурсенко и Нафтали описывают реакцию Кеннеди так:
"Как все это объяснить? - спросил Кеннеди. <…> Президент стоял перед страшным решением. Политика США заключалась в возмездии любому комплексу SA-2, открывающему огонь по самолету У-2. В течение многих дней 16 самолетов США находились в состоянии 30-минутной готовности.. Следует ли атаковать сейчас? Макнамара предупредил Кеннеди, что если он хочет подготовить ВВС США для нанесения удара в начале недели, то необходимо провести воздушную разведку в конце предшествующей. "Мы не можем направить У-2 туда сейчас, так? - спросил Кеннеди. - Чтобы еще один парень погиб завтра". Кеннеди решил подождать до утра и решить, стоит ли наносить ответный удар.
Владимир Тольц: Масла в огонь подливали кубинцы. Еще несколько дней назад безоговорочно следовавший всем зигзагам хрущевской политической линии Кастро, решивший, что вторжение на Кубу начнется через два-три дня; он приказал Генеральному штабу передислоцировать все кубинские вооруженные силы на боевые позиции и привести в состояние повышенной боевой готовности. Тем временем Рауль Кастро отправился в провинцию Ориенте для руководства военными приготовлениями на месте.
Теперь, когда Фидель Кастро не сомневался в неминуемости вторжения, он больше не опасался спровоцировать США. Он проинформировал Генеральный штаб, что начиная с утра следующего дня кубинским ПВО дана команда сбивать американские самолеты при нарушении воздушного пространства Кубы.<…> "Мы не можем мириться с полетами на малой высоте, - сказал Плиеву сам Кастро, - потому что в любой день на рассвете они уничтожат все объекты". На карту была поставлена не столько необходимость прекратить военные приготовления США, сколько репутация Кубы. Кубинцы считали своим долгом и правом защищать кубинское воздушное пространство от "бандитских и пиратских действий" администрации Кеннеди.
Владимир Тольц: Кастро считал, что теперь, когда вторжение не за горами, Москва может предпринять шаги для улучшения ситуации. По мнению одного из западных исследователей Карибского кризиса, Фиделю «казалось, что Кремль струсил, и Кастро хотел встряхнуть Москву». "Почему СССР продолжает отрицать наличие ракет?" – наседал он на своего друга, офицера КГБ, а теперь еще и посла Алексеева . И попросил того «довести до сведения Хрущева, что его терпению приходит конец» . В шифровке, отправленной Алексеевым в Москву 27 октября посол сообщал:
Я прямо спросил его: "Вы хотите сказать, чтобы мы первыми нанесли атомный удар по противникам?" "Нет, - ответил Кастро, - я не хочу этого сказать прямо, но при определенных условиях, чтобы не допустить испытать на себе коварство империалистов и первого удара, надо опередить их и в случае агрессии на Кубу стереть с лица земли".
Владимир Тольц: КГБ тоже сыграло существенную роль в нагнетании атмосферы тревоги и близкого апокалипсиса ядерной войны. Глава Комитета 37-летний тогда Владимир Семичастный –бывший комсомольский секретарь – не являлся в ту пору ни специалистом по делам разведки, ни по проблемам международной политики. Поэтому его, в отличие от главы ГРУ Ивана Серова, не приглашали на заседания Президиума ЦК, где обсуждались вопросы Карибского кризиса, даже в случаях, когда речь там шла о сообщениях КГБ на эту тему. (Я сужу об этом на основании уже цитированных мной протоколов этих заседаний). Тем не менее, ночуя в эти кризисные дни на Лубянке, Владимир Семенович всячески старался обратить внимание «старших товарищей» на свою (и КГБ) роль в освещении кризисных событий и тенденций. И ему это удалось, когда резидент КГБ в Вашингтоне, Александр Феклисов, работавший там под псевдонимом «Фомин» (оперативный псевдоним «Каллистрат») сообщил на основании подслушанной агентурой в баре болтовни и беседы с журналистом Уорреном Роджерсом, что «братья Кеннеди решили поставить все на карту. В следующие два дня начнется вторжение на Кубу».
Теперь-то, благодаря исследованиям Александра Фурсенко и Тимоти Нафтали, мы знаем, что достоверность этого сообщения тогда была недостаточно проверена. Но беспокойства в Кремле она добавила изрядно!
К чести Феклисова – ветерана советского атомного шпионажа, еще в 1947-50 годах «работавшего» с выдававшим англо-американские атомные секреты Клаусом Фуксом, надо отметить, что Александр Семенович в те же тревожные дни, как и его коллега из «органов» Большаков,сыграл и свою положительную роль в разрешении Карибского кризиса. Вступив в санкционированный контакт с корреспондентом ABC News Джоном Скали, действия и контакты которого в свою очередь контролировались и санкционировались ЦРУ и ФБР, Феклисов получил от него и немедля передал в Москву предложение руководства Соединенных Штатов по урегулированию кризиса, а именно: удаление советских ракет с Кубы в обмен на неприкосновенность режима Кастро. (По версии Скали, эти предложения первоначально исходили не от него, а от самого Феклисова-Фомина. Но это не суть важно!) Важно, что именно это предложения и легли в основу урегулирования кризиса.
27 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев начинает подготовку к «почетному отступлению» с Кубы. (Снова обратимся к рабочей записи заседания).
Они не пойдут на вторжение, но поручиться нельзя. Могут ли они напасть на нас сейчас? Думаю, что не решатся. Конечно, поручиться нельзя. Драматическое выступление Кеннеди по радио и телевидению — не от храбрости оно. Они на нас взваливают вину - они решили расправиться с Кубой, но сейчас они, по-моему, пересмотрели это решение. Шаги, которые мы предприняли до этого, правильные.
Дальнейшие шаги. Не сможем ликвидировать конфликт, если не дадим удовлетворения американцам и не скажем им, что наши ракеты Р12 есть там. Думаю, что нам упорствовать не надо.
Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже. Надо принять во внимание: США не напали на Кубу. А если еще мы получим в придачу ликвидацию базы в Турции, в Пакистане, то мы окажемся в выигрыше. Согласны на проверку, когда мы вывезем ракеты.
Все товарищи высказываются за предложение товарища Хрущева.
Владимир Тольц: А дальше началось лихорадочное составление письма Хрущева президенту Кеннеди. Хрущев сумбурно диктовал важнейшие положения. Министр иностранных дел Громыко редактировал. Присутствующие Микоян, министр обороны Малиновский, Козлов, Суслов, Брежнев единодушно одобряли. Вновь коротко процитируем сохранившийся косноязычный черновик протокола заседания.
Идет задиктовка текста письма президенту США Кеннеди. Товарищ Хрущев диктует. Обсуждение текста письма президенту США Кеннеди. Утвердить текст письма. Вручить послу США в СССР письмо, передать по радио 27.10. 1962 в 17 часов и опубликовать в печати.
Владимир Тольц: Столь необычный способ передачи дипломатического послания (радиовещание + печать) следует объяснить. В соответствии с донесениями агентуры КГБ и дипломатов, в Кремле опасались, что американский удар по Кубе может последовать в ближайшие часы. Вместе с тем скорость передачи информации по дипломатическим да и разведывательным каналам явно была медленнее, чем то, что требовалось в данный, чреватый ядерной войной момент. Кстати, это блестяще продемонстрировали в своем исследовании Александр Фурсенко и Тимоти Нафтали, проследив судьбу одной важной шифрограммы упоминавшегося уже резидента КГБ Каллистрата (т.е Феклисова, он же «Фомин»). Его шифрованная телеграмма № 822-31102 была отправлена в Центр 26 октября 1962 года.
Судьба данной телеграммы иллюстрирует тернистый путь прохождения корреспонденции через дебри советской бюрократии. Она поступила в Москву в 2.20 дня 27 октября, расшифрована в 3.30, передана в Секретариат КГБ для доклада Семичастному в 3.40. На четыре часа она застряла в офисе Семичастного, затем в 7.30 КГБ переслало ее Громыко. Она была получена Отделом шифрования МИД в 8.05.0 том, что Хрущев ознакомился с ней 28 октября, свидетельствуют инструкции Алексееву 28 октября 1962 г., выписка из протокола 63 заседания Президиума ЦК 28 октября 1962 г.
Владимир Тольц: А ведь речь шла не больше, не меньше как о запросе американского президента, переданном через брата – Генерального прокурора, о гарантиях того, что в случае успешного разрешения конфликта, демонтаж советских ракет будет проходить под международным контролем. Именно с учетом этих черепашьих скоростей бюрократии и избран был способ передачи послания Хрущева через радиовещание.
С этой радиопередачей связан один из комических эпизодов драмы Карибского кризиса. Я лично слышал рассказы о нем и Серго Микояна, и Александра Фурсенко, а сравнительно недавно и по «Голосу России». Ясно, что со временем эта история обросла множеством вымыслов, умолчаний и самостоятельных баек. Попробую сейчас коротко ее изложить, попутно, поелику возможно, очищая от наносных деталей и несуразиц.
Итак, отвезти на Московское радио правительственный пакет с пятью сургучными печатями («особая важность»!) было поручено секретарю ЦК и главе Идеологической комиссии Леониду Ильичеву. Как рассказывал Серго Микоян, для начала выяснилось, что ни начальник партийной идеологии, ни водитель его членовоза не знают, где находится это самое радио. И потому они заблудились в переулках неподалеку от Кремля. Далее, по версии Микояна-младшего тучный Ильичев якобы застрял в лифте, уже на Радио. И оттуда передавал ценный пакет, отдирая с него сургучные печати, через узкую щель, образовывавшуюся при насильственном раздвигании лифтовых дверей. По рассказу очевидца – работавшего тогда на Московском радио Валентина Двинина – все выглядело не так комично, но все же достаточно смешно.
Валентин Двинин: Был выходной, но с утра меня неожиданно вызвали на работу.
В кабинете председателя Комитета по радиовещанию и телевидению Харламова находился и его первый заместитель по Иновещанию Мамедов. Он поручил мне срочно организовать специальную передачу радио "Маяк" в направлении США, сосредоточив для этого максимально возможные мощности технических средств, а также обеспечить все необходимое для перевода на английский язык и оперативной передачи в эфир важного материала.
По тому, как они с Харламовым волновались, я понял, что ждут высокое начальство. И едва мы закончили все приготовления, это начальство появилось в лице низенького, но достаточно упитанного секретаря ЦК КПСС по идеологии Ильичева, причем не без конфуза: при выходе из лифта Ильичев одной полой своего пальто прилип к свежеокрашенной наружной двери лифта.
Крепко выругавшись, он отдал пальто подбежавшему управляющему делами комитета Крылову, но перед этим вынул из внутреннего кармана несколько сложенных вдвое листков. Как оказалось, это было только что принятое на заседании Президиума ЦК КПСС, в то время фактически главного органа руководства страной, обращение к правительству США с призывом проявить благоразумие, не терять самообладания и трезво оценить обстановку, к чему могут привести его действия, если оно развяжет войну.
Когда документ оказался у меня в руках, я понял, что это был единственный экземпляр, напечатанный на машинке, с правкой чернилами от руки. В считанные минуты документ был распечатан в машбюро в четырех или пяти экземплярах, и наш лучший переводчик и диктор английского языка Борис Белицкий приступил к его переводу.
Работу он закончил быстро, и уже был готов идти в эфирную студию, из которой велись передачи на Северную Америку, но тут Мамедов заметил: "Наверное, сначала следует зачитать на русском языке".
Владимир Тольц: И Серго Микоян, и Сергей Хрущев рассказывали, что для этого был заранее выбран Юрий Левитан, которого Ильичев якобы попросил: «Пожалуйста, помягче! Это ведь не объявление войны, а наоборот…». Версия Двинина выглядит иначе, но тоже весьма потешно: Иличев согласился с Мамедовым, но потребовал; «Только твердым мужским голосом".
Валентин Двинин: Однако, как на грех, единственным дежурным диктором-мужчиной в тот день оказался Владимир Герцег, неделю назад за какую-то очередную выходку у микрофона приказом председателя отстраненный от чтения материалов в эфир. "А я могу только на запись, - нагловато заявил он председателю. - Вы что, отменяете свой приказ?". "Отменяю, немедленно в студию", - почти закричал Харламов.
Когда документ прозвучал на русском языке, Белицкий, уже занявший место в своей студии, начал читать его по-английски. И как только он закончил, сделанная параллельно запись начала беспрерывно повторяться в эфире. В председательском кабинете, куда мы вошли с Мамедовым вслед за Ильичевым и Харламовым, воцарилась тягостная тишина ожидания.
Засечь время я тогда не догадался. Но мне показалось - целую вечность. В какой-то момент дверь кабинета приоткрылась, и показалась голова управляющего делами Крылова, который, видимо, хотел доложить, что пальто Ильичева почистили. Но Харламов так зло махнул в сторону Крылова рукой, что голова мгновенно исчезла.
Наконец в кабинет вбежал запыхавшийся руководитель службы радиоперехватов Виктор Яроцкий. "Есть отклики, услышали", - выпалил он. Только после этого один экземпляр текста передали гонцу из ТАСС, который все это время терпеливо дожидался в приемной. Поскольку о заголовке не подумали, документ опубликовали как "Заявление ТАСС".
Владимир Тольц: Финал этой истории, по рассказу Серго Микояна, был увенчан всеобщим выпиванием. По Двинину, который запамятовал фамилию одного из персонажей – он не «Герцег», а Герцик, не так празднично, но тоже весело.
Валентин Двинин: Ильичев попросил пригласить Белицкого и Герцега, он пожал им руки, поблагодарил. Белицкий скромно ответил: "Спасибо", а Герцег продолжал комедию. "Это надо понимать как благодарность ЦК? - обратился он к Ильичеву. - Я могу говорить, что получил благодарность ЦК?" "Можете", - сердито буркнул Ильичев и, повернувшись к Харламову, громко сказал: "В этом сумасшедшем доме нам дадут по стакану чая?.."
Владимир Тольц: Я сознательно не привожу в этой передаче посланий Хрущева и Кеннеди друг другу, написанных в те пятидесятилетней давности 13 кризисных дней. Они многократно публиковались. А ведь эта передача прежде всего о малоизвестном…
Что можно сказать в оставшиеся до конца передачи минуты? – Карибский кризис научил политиков очень многому: пониманию важности личных контактов и неформального общения, показал непродуктивность лжи в международных отношениях и опасности неполноты информации, а также ошибочной ее интерпретации, угрозы бюрократической неповоротливости и бездумного действия по военным регламентам. Всех тех, кто помнит и знает о нем, Карибский кризис вот уже полвека заставляет ощущать хрупкость мира, в котором мы живем …
Конечно, мир изменился за эти 50 лет. И политика, и политики тоже. Но ведь ужасно мало! И это еще один из грустных выводов, которыми дарит нас история мировой драмы 1962 года.
