В широком общероссийском движении протеста различаются несколько идейных направлений, самым непримиримым из которых в последнее время оказывается леворадикальное. Левые силы в минувшие месяцы были заметнее других участников протеста представлены на уличных массовых мероприятиях. Репрессивные усилия российской власти в последние недели оказались сконцентрированы на лидерах и активистах движения «Левый фронт». Случайность ли это? Какова идейная направленность тех политических сил, которые в современной России способны наиболее точно артикулировать общественные настроения? Об этом размышляет петербургский историк Илья Калинин, шеф-редактор журнала «Неприкосновенный запас».

– Одним из важных индикаторов социальной и политической актуальности левых сил является реакция на их деятельность со стороны государства. Степень репрессивных мер может выступать как показатель уровня угрозы для нынешнего политического режима, исходящей от левого движения. По крайней мере, это уровень угрозы, который ощущается самой действующей властью, которая, очевидно, предполагает, что немалый потенциал социальных интересов, социальных запросов или, наоборот, социального недовольства может быть скоординирован и организован именно вокруг левого движения, конкретно – вокруг "Левого фронта" как организации, которая в последнее время пытается выступить структурообразующий элемент. Этот элемент способен сформулировать пока еще недостаточно хорошо артикулированные протестные настроения общества.

– Почему все-таки Левый фронт, а не «правый»?

– Возможные политические альтернативы будущего развития России, с моей точки зрения, лежат именно в левом идейном спектре. И мне кажется, это нужно понять даже тем, кто связывает свои надежды с либерализмом и либеральной оппозицией. Либерализация России, политическая и даже экономическая, как мне кажется, возможна скорее благодаря широкому социальному движению, объединенному вокруг защиты прав трудящихся, наемных работников, нежели чем благодаря постепенному росту среднего класса как социальной базы либерализма. В чем отличие «левой» критики власти от той критики, которую мы слышим со стороны либеральной оппозиции? Либеральная оппозиция указывает на авторитарность нынешней власти, ее коррумпированность, неэффективность административного аппарата, отсутствие политической конкуренции или социальных лифтов, то есть речь идет не столько о критике политэкономических основ системы, сколько о критике принципов, по которым она работает, особенно о том, что эта система имеет закрытый характер с точки зрения либеральной оппозиции. Вот элита-де «закапсулировалась» и сопротивляется внешним попыткам перемен, а наличие политической конкуренции должно повысить ее эффективность. При такой повестке дня нет ничего удивительного, что эти требования не встречают большой поддержки, поскольку они далеко не всем россиянам близки. Это так сказать, терзания креативного класса, представителям которого власть мешает творчески реализоваться. Критика, идущая со стороны левых сил, мне кажется, намного фундаментальнее, она потенциально способна найти отклик у более широких слоев общества. Проблема, правда, в том, что пока это наименее политически активная часть общества, причем наиболее подверженная пропагандистским манипуляциям.

– Подтверждением того, что вы говорите, очевидно, стали итоги выборов в Координационный совет оппозиции, где по общегражданскому списку в лидеры вышли представители либерального лагеря.

– Конечно. Сейчас – временно – либеральная часть и левая часть оппозиции заинтересованы друг в друге в том смысле, что левые потенциально могут мобилизовать более широкие социальные слои. Либеральная часть оппозиции располагается «ближе» к политической и экономической элите, и у нее, соответственно, больше шансов попасть в ее ряды. Когда речь идет о кадровых вопросах вроде формирования координационных советов, организующих структур, именно у продвинутой и политически опытной части оппозиции окажется больше шансов.

– Сколь важно наличие в левом движении лидера харизматического типа, вроде Сергея Удальцова, который генерирует какую-то энергетику протеста? Или Сергей Удальцов в данном случае – только функция?

– Это зависит от того, каким образом оппозиция будет работать. Если фактор уличного протеста будет нарастать, окажется более весомым, чем попытка войти там в системную оппозицию, попасть в Думу, выиграть на выборах; если уличный, несистемный протест, широкое социальное движение окажутся главным, ключевым инструментом по взлому существующей политической системы, то, конечно, без харизматического лидера успех оппозиции трудно представить.

– В случае с Сергеем Удальцовым речь идет о марксисте, анархисте, бакунинце, о вчерашнем сталинисте? Можно говорить о нем как о человеке определенных левых политических убеждений или Удальцов - просто уличный вождь, который ведет за собой людей под лозунгом социальной справедливости?

– Я думаю, второй вариант ближе к истине. Удальцов вообще плохо различает движения внутри левой мысли, вроде того, где заканчивается марксизм и начинается анархизм. Мне кажется, что он, пытаясь выступать как уличный лидер, создает своего рода коллажи, вбирающие в себя различные протестные настроения. Предельно широкий и яркий лозунг оказывается важнее, чем теоретическая платформа, артикулированная и вписанная в традицию левой мысли. Это, в общем, уже совершенно не важно, когда ты ведешь людей на ОМОН - кто ты, кого ты читал больше, Маркса или Прудона. Если говорить о каких-то традициях и именах, мне кажется, для Удальцова важнее имена типа Бланки, в общем, теоретиков революции, теоретиков действия, того же Ленина и большевиков.

– Путь уличного протеста, по которому идут Сергей Удальцов и его соратники - сбор энергии протестных настроений, не подкрепленный серьезной теоретической базой, без точно выстроенных конкретных целей - перспективен?

– Социальный протест, уличный протест, энергия бунта сами по себе непродуктивны, хотя тот же Бакунин мог довольно много рассуждать о творческой энергии разрушения. Но мне кажется, что в любом случае без широкого уличного, выходящего за рамки политической теории протеста, работа по выработке теоретических платформ, каких-то планов реформ и так далее тоже непродуктивна. Если широкое недовольство не будет воплощено в уличных толпах, я сомневаюсь, что теоретическая и практическая политическая работа будет вестись осмысленно – просто потому что какая в ней тогда будет потребность? Уличная активность, естественно, не может привести к каким-то структурным изменениям, но она способна подтолкнуть к ним, способна показать необходимость, нужду в этой трансформации.

– У власти, как кажется, есть два способа работы с такого рода оппозиционным движением и оппозиционными лидерами. Первый – адаптация, и похоже было, что после выборов в Госдуму об этом как раз шла речь: Удальцова приглашали на телевидение, говорили об его альянсе с вполне регулируемой Кремлем коммунистической оппозицией. Но в итоге был выбран второй путь – на политическое уничтожение. Почему?

– Нынешняя власть, мне кажется, научилась работать довольно тонко, Кремль никогда не выбирает один единственный способ решения проблемы, но сразу работает по нескольким направлениям, один из которых оказывается более успешным, либо все оказываются успешными. Важно не делать ставку на что-то одно, и власть прекрасно это понимает, и поэтому довольно успешно противодействует оппозиции.

Этот и другие важные материалы итогового выпуска программы «Время Свободы» читайте на странице «Подводим итоги с Андреем Шарым»