То, что мы продолжаем учиться и учить тому, что было рекомендовано и предписано еще в советские времена, наверное, процесс естественный. Долгое время университетская среда занималась самовоспроизводством, и ничего удивительного в том нет, что советское образование по-прежнему выходит широким тиражом. Но если про литературу и историю еще есть кому поспорить, то, скажем, историю музыку пересматривать не захочет никто. Есть, разумеется, отдельные интересные публикации, но развернуть разговор шире, замахнуться на классику равносильно измене родине, потому как великая культура – это единственное, что в России точно есть, то есть было.
Поэтому я страшно обрадовалась, когда в «Классном часе Свободы» Петр Айду, музыкант, исследователь, режиссер, и контрабасист Григорий Кротенко стали рассказывать старшеклассникам, учившимся в музыкальных школах Москвы, что русская классическая музыка – это часть европейской традиции и ничего самостоятельного (а значит, великого) в ней нет. Ребята, конечно, испугались, не поверили, а я подумала о том, как часто наше собственное знание кажется само собой разумеющимся.
Для меня слова Петра и Гриши были абсолютно бесспорны, но по тому, как запаниковали умные, думающие школьники, стало понятно, что ничего в музыкальных школах не изменилось с тех самых пор, как придушили первую волну авангарда и объявили классиков бессмертными. Не удивительно, что современную так называемую академическую музыку в России не знают и не понимают.
А поводом для разговора послужил спектакль-перформанс «Реконструкция утопии», поставленный в театре «Школа драматического искусства» Петром Айду.
Вот небольшой фрагмент из воскресного разговора.
- Мы вспомнили о явлениях, которые являются, по сути дела, почвой для современного искусства. Я довольно долго никак не мог понять, на чем строится современное искусство, в любом его проявлении. Потому что у всего есть какая-то почва, традиция, из которой что-то следует. Не бывает ничего просто так. Но у нас получается так: Чайковский, Рахманинов, Шостакович, Свиридов... А потом сразу – Шнитке с Губайдуллиной и с Денисовым. Что это значит? Сейчас-то я понимаю, что они, оставшись без реальной почвы под ногами, взяли эту почву с Запада.
В Европе, в Америке традиция не прерывалась, и если бы в России шумовые оркестры насильно не задавили бы путем борьбы с кустарщиной и прочими неоклассическими идеями, исходившими сверху, то у нас появился бы свой Кейдж, свой Фелдман и так далее. Поэтому, когда мы попытались воспроизвести замыслы 20-30-х годов, реконструировать их, мне показалось, что мы нашли, на самом деле, эту традицию и вспомнили о ней.
Отдельная тема – каким образом мифологизировалась вся эта музыкальная история в сталинское время. Мы сейчас прошли мимо Филармонии, а там, оказывается, Дима Билан выступает. На самом деле это все результат той самой неоклассической деятельности. Поэтому непонятно: откуда вдруг взялся авангард второй волны, когда первой волны-то и не было. Но она была, и более того, была очень серьезной и очень интересной!
Собственно говоря, что такое русская музыка? Это, во-первых, фольклор, который полностью истреблен. А в какой-нибудь Шотландии фольклор переведен на современную почву. Я не имею в виду тупые попытки совместить фолк, рок и так далее. Но ирландские волынщики начали возрождать свой инструмент в 30-е или даже в 50-е годы прошлого века и придумали нечто такое, что называется ирландской музыкой. В общем-то, ее не было, но они ее придумали, и стали эту тему продвигать. В России этого не произошло.
Если говорить о классической музыке, то, конечно, русская классическая музыка - это просто часть европейской традиции. У нас же не изобрели ни скрипку, ни тромбон, ни симфонический оркестр, ни рояль. Я не могу понять, почему так происходит, но это факт: мы свои традиции не ценим и не используем, хотя они вроде как есть. Менестрели ходили по всей Европе, а русские скоморохи – это те же менестрели, и они тоже ходили по Европе, и говорили, пели песни на нескольких языках.
Тем не менее, мы имеем высокоразвитую инструментальную музыку в Европе, в то время как в России все музыкальные инструменты были сожжены, а остатки выброшены в Москву-реку. И вся инструментальная музыка нового времени, 17-18 век, - это все взято целиком из Европы. То же самое произошло в 20 веке со второй волной авангарда, когда пришлось заимствовать весь этот авангард в искусстве у соседей, потому что свое уже выбросили так, что не найти.
