Радио Свобода продолжает цикл интервью с деятелями искусств, пережившими смену культурных и исторических эпох. О том, как первые лица государства вызывали артистов и режиссеров "на ковер", как спасали, журили и благодарили их, вспоминают Юрий Любимов и Ольга Аросева.
Визит первого лица страны в театр – это не только его поход за хорошим настроением и волнительное событие для труппы. Это отдельный спектакль, где свои роли играют и ближайшее окружение высокого гостя, и театральная публика, и режиссер с актерами театра. Совершенно иной сценарий, когда художника приглашают в Кремль – не награждать, а на приватную беседу. Такое происходило с театральным людом не часто, и хозяин Кремля обычно сам гостей на пороге не встречал. Неблагодарную работу по "воспитанию" художников проводили чиновники от культуры или штатные идеологи. Так происходило во времена Хрущева и Брежнева.
Главный режиссер театра на Таганке Юрий Любимов был на особом счету у советских властей. Министр культуры СССР Петр Демичев неоднократно вызывал Любимова "на ковер". Режиссер как правило еще более усложнял и без того малопонятную задачу высокого чиновника:
– Я Демичева прозвал "Ниловна", и меня в высоких инстанциях часто спрашивали: "Это вы придумали "Ниловну"?". Я говорил: "Ну, я, грешен, да". Они к этому с юмором относились, уж не знаю, почему им нравилось, что он – Ниловна. Демичев как-то мне даже сказал: "У вас такой хороший, замечательный брат, а отчего вы такой злой, скажите?". Я говорю: "Вы знаете, видимо, нельзя, чтобы все были добрые, иначе вот вы, Петр Нилыч, не могли бы показать свою доброту". Он понял все – не очень он меня любил, я даже не знаю почему. Я входил – он уже становился пятнистым, – вспоминает Юрий Любимов.
В какой-то момент чиновники от идеологии почувствовали, что перестают справляться с режиссером, и тогда Любимова пригласил к себе на откровенный разговор сам председатель КГБ СССР, будущий генсек Юрий Андропов:
– Опять у меня были крупные неприятности, и я к нему пошел. Когда мы встретились, он меня обнял, а я спрашиваю: "За что объятия?". Он отвечает: "За то, что вы спасли моих детей". А произошло, следующее. Окончив школу, сын и дочь Андропова пришли наниматься ко мне в театр со словами "до нас дошли слухи, что если вы видите в человеке талант, берете его на работу". Они мне показались, и я им сказал: "Не надо вам сюда, идите и получайте высшее образование". Андропов мне при встрече и сказал: "В моей семье, мои дети и работают на Таганке? Вы представляете, как это будет выглядеть?".
– Но это же фантастическая история – председатель КГБ благодарит вас за то, что вы не испортили жизнь его детям!
– Да. Но он спросил, знал ли я, что это его дети. Я сказал: "Нет, не знал". Вопрос последовал следующий: "А зачем вы на них потратили целый час?" На что я ответил: "Мне просто было их жаль. Потому что дочь у вас музицирует прилично, милые оба. Но надо было закончить вуз. Если уж они так рвутся, пусть идут учиться". Я не обнаружил в них талант.
– А почему они пришли к вам? Были ведь и другие театры.
– Стремились. Вы знаете, что в этот театр трудно было попасть, нужно было стоять в очередях. На мне многие наши бизнесмены сделали карьеру – Гусинский мне сказал, что он торговал билетами, еще кто-то говорил, что на этом сделал себе состояние.
– Чем закончилась та беседа с Юрием Андроповым?
– Мне было сказано: "Вы хотите своей профессией заниматься?" Я говорю: "Ну, как, вы видите, занимаюсь". "Ну, так вот, я же ничего вам не скажу, кроме хорошего. "Мать" (Горького) вы же поставили. Вы же взрослый мужчина, смотрите, что случилось в Индонезии – вы что, хотите, чтобы нас повесили на столбах где-то? Значит, вы должны быть осмотрительны". Наставление мне прочел небольшое, но доброжелательное, хотя вопрос ставился остро: "Вы хотите этим заниматься, или вам лучше уйти все-таки в артисты?" Прямо он это не говорил, но я именно так его понял. Он все-таки хотел, видимо, какого-то мягкого решения вопроса. Я так думаю.
– Ну, и с каким ощущением вы вышли? Прислушаться к мнению человека, который вас пригласил или все пропустили мимо ушей?
– Не то, не другое. Прошло – и слава богу. Когда я к нему в первый раз попал, он еще был секретарем ЦК. Что меня поразило (я к тому времени уже в разных побывал ведомствах) – этот отдел был живой. Там были живые люди, они что-то писали, делали, и они были довольно образованными. Повторяю: меня спасали те люди, которым нравился этот театр, и это помогало мне в трудные моменты моей жизни, которых было очень много.
Еще одна встреча с Андроповым намечалась, когда он стал вождем. Мне позвонил его помощник и сказал: "Юрий Владимирович хотел бы с вами встретиться и поговорить о проблемах в искусстве. Вы согласны на эту встречу?" Я сказал: "Безусловно, пожалуйста, я готов все мои соображения на эту тему высказать". А у меня брат в это время заболел и лежал – спасибо высоким чинам – в их больнице, и когда я пришел его навестить, он меня спросил: "Ну, как твои дела? Видимо, плохо?". Я говорю: "Да, плохо. Откуда ты знаешь?". Он говорит: "А потому что твоего там покровителя-то увезут отсюда, то через два часа опять возвращают. Видимо, он сильно болен"... И встреча моя с ним не состоялась.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов умер 9 февраля 1984 года, проработав главой государства всего год и четыре месяца. Такую беседу, какая произошла у Любимова с Андроповым, невозможно было представить во времена Сталина. "Вождь всех времен и народов" не просто интересовался искусством, а направлял его в нужное русло, особенно, когда это касалось образа самого вождя в советском кинематографе. Сталина долгое время играл актер Михаил Геловани, потом вкусы вождя изменились, он решил отказаться от услуг грузинского актера. Ему понравились кинопробы с участием актера Малого театра Алексея Дикого. О том, что произошло на приеме у Сталина, Дикий позже рассказал близким друзьям, в том числе и актрисе Ольге Аросевой:
– Сталин сказал: хватит Геловани играть роль вождя, хватит это делать грузину. Сталин – понятие международное, а не грузинское, поэтому его должен играть русский актер. А Дикий сидел по политической статье, и когда Сталину показали пробы с его участием, вождь говорит: "Вот этот актер пусть меня играет". Ему отвечают: "Иосиф Виссарионович, он сидел". Он говорит: "Товарищ Сталин тоже сидел". "Но он сидел по политической". "Я тоже не за воровство сидел", – сказал Сталин. В общем, он его выбрал, и, как известно, пригласил артиста к себе на встречу. А Дикий любил иногда выпить, и когда ему позвонили и сказали, что сейчас за ним машина придет, чтобы ехать к товарищу Сталину, Дикий как раз был подвыпивший. Товарищ Сталин это заметил. Он долго молчал, потом какую-то кнопку нажал – пришел человек, Сталин ему что-то шепотом сказал, после чего вновь наступило молчание. Дикий сидел, тоже молчал. Человек вернулся, принес бутылку коньяка, два фужера и лимон. Сталин налил чуть-чуть коньяка в один фужер и наполнил до краев второй. Дал маленькую дозу Дикому, сам выпил полный фужер, после чего говорит: "А теперь, товарищ Дикий, поговорим на равных".
Исполнение Алексеем Диким роли Сталина в фильмах "Третий удар" и "Сталинградская битва" понравилось прототипу, хотя сам Дикий говорил: "Я играю не человека, а гранитный памятник". Но отказаться от миссии "играть памятник" в те времена никто из актеров не мог. Сегодня уже можно позволить себе не пойти на прием к Путину или демонстративно проигнорировать приглашение в Кремль. Но и сегодня из властных кабинетов творцам поступают предложения, от которых посмеет отказаться не каждый. Выбор сейчас не проще, чем в советское время: ценой неуступчивости может стать не только творческая карьера, но и репутация.
Визит первого лица страны в театр – это не только его поход за хорошим настроением и волнительное событие для труппы. Это отдельный спектакль, где свои роли играют и ближайшее окружение высокого гостя, и театральная публика, и режиссер с актерами театра. Совершенно иной сценарий, когда художника приглашают в Кремль – не награждать, а на приватную беседу. Такое происходило с театральным людом не часто, и хозяин Кремля обычно сам гостей на пороге не встречал. Неблагодарную работу по "воспитанию" художников проводили чиновники от культуры или штатные идеологи. Так происходило во времена Хрущева и Брежнева.
Главный режиссер театра на Таганке Юрий Любимов был на особом счету у советских властей. Министр культуры СССР Петр Демичев неоднократно вызывал Любимова "на ковер". Режиссер как правило еще более усложнял и без того малопонятную задачу высокого чиновника:
– Я Демичева прозвал "Ниловна", и меня в высоких инстанциях часто спрашивали: "Это вы придумали "Ниловну"?". Я говорил: "Ну, я, грешен, да". Они к этому с юмором относились, уж не знаю, почему им нравилось, что он – Ниловна. Демичев как-то мне даже сказал: "У вас такой хороший, замечательный брат, а отчего вы такой злой, скажите?". Я говорю: "Вы знаете, видимо, нельзя, чтобы все были добрые, иначе вот вы, Петр Нилыч, не могли бы показать свою доброту". Он понял все – не очень он меня любил, я даже не знаю почему. Я входил – он уже становился пятнистым, – вспоминает Юрий Любимов.
В какой-то момент чиновники от идеологии почувствовали, что перестают справляться с режиссером, и тогда Любимова пригласил к себе на откровенный разговор сам председатель КГБ СССР, будущий генсек Юрий Андропов:
– Опять у меня были крупные неприятности, и я к нему пошел. Когда мы встретились, он меня обнял, а я спрашиваю: "За что объятия?". Он отвечает: "За то, что вы спасли моих детей". А произошло, следующее. Окончив школу, сын и дочь Андропова пришли наниматься ко мне в театр со словами "до нас дошли слухи, что если вы видите в человеке талант, берете его на работу". Они мне показались, и я им сказал: "Не надо вам сюда, идите и получайте высшее образование". Андропов мне при встрече и сказал: "В моей семье, мои дети и работают на Таганке? Вы представляете, как это будет выглядеть?".
– Но это же фантастическая история – председатель КГБ благодарит вас за то, что вы не испортили жизнь его детям!
– Да. Но он спросил, знал ли я, что это его дети. Я сказал: "Нет, не знал". Вопрос последовал следующий: "А зачем вы на них потратили целый час?" На что я ответил: "Мне просто было их жаль. Потому что дочь у вас музицирует прилично, милые оба. Но надо было закончить вуз. Если уж они так рвутся, пусть идут учиться". Я не обнаружил в них талант.
– А почему они пришли к вам? Были ведь и другие театры.
– Стремились. Вы знаете, что в этот театр трудно было попасть, нужно было стоять в очередях. На мне многие наши бизнесмены сделали карьеру – Гусинский мне сказал, что он торговал билетами, еще кто-то говорил, что на этом сделал себе состояние.
– Чем закончилась та беседа с Юрием Андроповым?
– Мне было сказано: "Вы хотите своей профессией заниматься?" Я говорю: "Ну, как, вы видите, занимаюсь". "Ну, так вот, я же ничего вам не скажу, кроме хорошего. "Мать" (Горького) вы же поставили. Вы же взрослый мужчина, смотрите, что случилось в Индонезии – вы что, хотите, чтобы нас повесили на столбах где-то? Значит, вы должны быть осмотрительны". Наставление мне прочел небольшое, но доброжелательное, хотя вопрос ставился остро: "Вы хотите этим заниматься, или вам лучше уйти все-таки в артисты?" Прямо он это не говорил, но я именно так его понял. Он все-таки хотел, видимо, какого-то мягкого решения вопроса. Я так думаю.
– Ну, и с каким ощущением вы вышли? Прислушаться к мнению человека, который вас пригласил или все пропустили мимо ушей?
– Не то, не другое. Прошло – и слава богу. Когда я к нему в первый раз попал, он еще был секретарем ЦК. Что меня поразило (я к тому времени уже в разных побывал ведомствах) – этот отдел был живой. Там были живые люди, они что-то писали, делали, и они были довольно образованными. Повторяю: меня спасали те люди, которым нравился этот театр, и это помогало мне в трудные моменты моей жизни, которых было очень много.
Еще одна встреча с Андроповым намечалась, когда он стал вождем. Мне позвонил его помощник и сказал: "Юрий Владимирович хотел бы с вами встретиться и поговорить о проблемах в искусстве. Вы согласны на эту встречу?" Я сказал: "Безусловно, пожалуйста, я готов все мои соображения на эту тему высказать". А у меня брат в это время заболел и лежал – спасибо высоким чинам – в их больнице, и когда я пришел его навестить, он меня спросил: "Ну, как твои дела? Видимо, плохо?". Я говорю: "Да, плохо. Откуда ты знаешь?". Он говорит: "А потому что твоего там покровителя-то увезут отсюда, то через два часа опять возвращают. Видимо, он сильно болен"... И встреча моя с ним не состоялась.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов умер 9 февраля 1984 года, проработав главой государства всего год и четыре месяца. Такую беседу, какая произошла у Любимова с Андроповым, невозможно было представить во времена Сталина. "Вождь всех времен и народов" не просто интересовался искусством, а направлял его в нужное русло, особенно, когда это касалось образа самого вождя в советском кинематографе. Сталина долгое время играл актер Михаил Геловани, потом вкусы вождя изменились, он решил отказаться от услуг грузинского актера. Ему понравились кинопробы с участием актера Малого театра Алексея Дикого. О том, что произошло на приеме у Сталина, Дикий позже рассказал близким друзьям, в том числе и актрисе Ольге Аросевой:
– Сталин сказал: хватит Геловани играть роль вождя, хватит это делать грузину. Сталин – понятие международное, а не грузинское, поэтому его должен играть русский актер. А Дикий сидел по политической статье, и когда Сталину показали пробы с его участием, вождь говорит: "Вот этот актер пусть меня играет". Ему отвечают: "Иосиф Виссарионович, он сидел". Он говорит: "Товарищ Сталин тоже сидел". "Но он сидел по политической". "Я тоже не за воровство сидел", – сказал Сталин. В общем, он его выбрал, и, как известно, пригласил артиста к себе на встречу. А Дикий любил иногда выпить, и когда ему позвонили и сказали, что сейчас за ним машина придет, чтобы ехать к товарищу Сталину, Дикий как раз был подвыпивший. Товарищ Сталин это заметил. Он долго молчал, потом какую-то кнопку нажал – пришел человек, Сталин ему что-то шепотом сказал, после чего вновь наступило молчание. Дикий сидел, тоже молчал. Человек вернулся, принес бутылку коньяка, два фужера и лимон. Сталин налил чуть-чуть коньяка в один фужер и наполнил до краев второй. Дал маленькую дозу Дикому, сам выпил полный фужер, после чего говорит: "А теперь, товарищ Дикий, поговорим на равных".
Исполнение Алексеем Диким роли Сталина в фильмах "Третий удар" и "Сталинградская битва" понравилось прототипу, хотя сам Дикий говорил: "Я играю не человека, а гранитный памятник". Но отказаться от миссии "играть памятник" в те времена никто из актеров не мог. Сегодня уже можно позволить себе не пойти на прием к Путину или демонстративно проигнорировать приглашение в Кремль. Но и сегодня из властных кабинетов творцам поступают предложения, от которых посмеет отказаться не каждый. Выбор сейчас не проще, чем в советское время: ценой неуступчивости может стать не только творческая карьера, но и репутация.
