В Министерстве сельского хозяйства готовится проект программы "Развитие сельского хозяйства и регулирование рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия на 2013 - 2020 годы". То, как правительство собирается управлять сельским хозяйством в ближайшие десять лет, уже вызвало критику как участников рынка, так и экспертов.
В частности, руководитель Российского союза производителей сельскохозяйственной техники Константин Бабкин в комментарии агентству "АгроФакт" сообщил, что считает механизм распределения бюджетных средств между регионами нелогичным. А экономист Евгений Ясин считает, что проект слишком напоминает директивы советского времени и совершенно не отражает позиции ведущих экспертов российского сельского хозяйства. Так он прокомментировал доклад заместителя министра сельского хозяйства Александра Петрикова на симпозиуме "Россия – крупная аграрная держава или сырьевой придаток?", состоявшемся в Высшей школе экономики 18 и 19 октября.
С докладом на этом симпозиуме выступил и один из ведущих специалистов по рынку зерна, генеральный директор аналитического центра "Совэкон" Андрей Сизов. Он отметил, что производство и экспорт российской пшеницы значительно вырос в последние годы, но рост этот нестабилен и достигается за счёт значительного уменьшения поголовья скота в последние годы. Но в ближайшем будущем ситуация может измениться: при повышении уровня жизни растёт спрос на мясную продукцию, значит, будет увеличиваться и внутренний спрос на зерно. При этом производители из южных регионов, лидирующие по объёмам урожаев, ориентируются на экспорт, и необходимость доставки зерна во внутренние районы России пороождает существенные логистические проблемы.
Корреспондент РС попросил Андрея Сизова проанализировать основные проблемы государственного управления сельским хозяйством.
- Нужно ли России и дальше наращивать экспорт зерна?
- Если у нас есть ресурсы, которые востребованы за рубежом, то это очень хорошо. Ведь ни в одной стране мира нет таких указаний, чтобы, например, довести экспорт до сорока миллионов тонн к 2020 году. Потому что никому не приходит в голову решать те вопросы, которые должны решать участники рынка. Например, что лучше: экспортировать муку или зерно? С одной стороны, мука – это переработка, дополнительные рабочие места, это налоги. Зерно – это сырьё. Казалось бы, муку вывозить лучше. Но мировой рынок муки – это 10-11 миллионов тонн. Рынок пшеницы – это 120-130 миллионов тонн. Почувствуйте разницу. Или что нам выгоднее: завозить мясо или экспортировать? Вы скажете: ну конечно, экспортировать. Потому что здесь огромная добавленная стоимость: зерно перерабатывается в комбикорма, комбикорма идут на фермы, мы накормили свой народ и кормим китайцев. Замечательно – но китайцы будут это мясо есть? Вполне возможно, что не будут, потому что оно не отвечает тем или иным требованиям. Выгодно или невыгодно экспортировать тот или иной продукт – может решить только рынок.
Приведу пример: складывается тяжёлая ситуация с подсолнечником: небывалый урожай. Он идёт на внутренний рынок, потому что есть ограничивающая пошлина в 20 процентов. Производитель оказывается в зависимости от переработчика. Поскольку у нас на рынке переработчиков всего 5-10 компаний, то, естественно, они могут серьёзно опустить цену, и они её опускают. А если бы сняли двадцатипроцентную экспортную пошлину, у производителей была бы альтернатива: поставлять на внутренний рынок или на внешний, за счёт экспорта ушли бы издержки, и цена бы поднялась.
- То есть, просто не нужно такое жёсткое государственное регулирование?
- А у нас государство не регулирует, оно бьёт по мозгам. Везде экспорт регулируется. У нас в этом отношении самый свободный экспорт. Потому что, например, в Европе, чтобы вывезти зерно, нужно получить лицензию на вывоз. А у нас не нужно. Если вы в США заключили экспортный контракт на более, чем сто тысяч тонн зерна, то вы должны в течение 24 часов поставить в известность министерство сельского хозяйства США, а если меньший объём – то в течение двух суток. Ты указываешь страну назначения и в каком сезоне контракт будет исполняться. Чтобы министерство знало, сколько продукции будет вывезено. И в зависимости от этого правительство может принять те или иные меры - оно знает наперёд обо всех сделках. А у нас увидели: о, много вывезли, надо по мозгам дать – ввели эмбарго. То есть, не упреждающие действия, а по свершившемуся факту, вдогонку событиям.
- Сейчас существует проблема возвращения в оборот заброшенных земель сельскохозяйственного назначения. Ч то нужно сделать, чтобы они стали обрабатываться снова?
- Это вопрос эффективности. Производитель должен видеть, что использование этих земель будет рентабельным. С другой стороны, у земли должна быть цена, которая не может быть установлена ничем, кроме рынка. Если земля принимается в залог банками, и сельхозпроизводитель видит, что под этот залог он может получить достаточно дешёвые кредиты, то он поймёт, что этой землёй стоит заниматься, её нужно облагораживать. Если он видит, что эта земля ничего не стоит или стоит очень мало, то вводить её в оборот не стоит. Но в реальности даже самые продуктивные чернозёмные земли на юге России крайне проблематично сдать в залог или получить за них более-менее адекватную цену. Потому что земельное законодательство ещё настолько слабо и несовершенно, что земельный рынок полноценно не функционирует. Земля должна сдаваться в аренду, переходить по наследству, покупаться и продаваться – должен быть оборот. Сейчас всё это требует больших временных и финансовых издержек. Для того, чтобы оформить землю в собственность, даже крупным агрохолдингам, у которых есть свои юристы и большие финансовые возможности, надо потратить несколько лет. Я уже не говорю про простого фермера. Я в своё время спросил у моего хорошего приятеля, который возглавлял департамент сельского хозяйства в посольстве США, сколько времени требуется, чтобы оформить землю в собственность в Америке. Он сказал: несколько часов, возможно, в течение суток. Почувствуйте разницу. У нас почему банки землю в залог не берут? Потому что в случае невозврата кредита реализация этого залога – большая головная боль. Вот почему наш фермер бедный. У нас сплошь и рядом можно услышать: "Как можно продавать землю, мать-кормилицу?" А пахать мать-кормилицу можно? И есть масса региональных ограничений на операции с землей. Например, в Краснодарском крае, если ты не местный, ты никогда не купишь землю. А то придут турки-месхетинцы, придут китайцы, и всё у нас купят. Как будто китайцы сидят и всё думают, как бы им землю на Дальнем Востоке купить. Нужно отделять реальные проблемы от надуманных.
В частности, руководитель Российского союза производителей сельскохозяйственной техники Константин Бабкин в комментарии агентству "АгроФакт" сообщил, что считает механизм распределения бюджетных средств между регионами нелогичным. А экономист Евгений Ясин считает, что проект слишком напоминает директивы советского времени и совершенно не отражает позиции ведущих экспертов российского сельского хозяйства. Так он прокомментировал доклад заместителя министра сельского хозяйства Александра Петрикова на симпозиуме "Россия – крупная аграрная держава или сырьевой придаток?", состоявшемся в Высшей школе экономики 18 и 19 октября.
С докладом на этом симпозиуме выступил и один из ведущих специалистов по рынку зерна, генеральный директор аналитического центра "Совэкон" Андрей Сизов. Он отметил, что производство и экспорт российской пшеницы значительно вырос в последние годы, но рост этот нестабилен и достигается за счёт значительного уменьшения поголовья скота в последние годы. Но в ближайшем будущем ситуация может измениться: при повышении уровня жизни растёт спрос на мясную продукцию, значит, будет увеличиваться и внутренний спрос на зерно. При этом производители из южных регионов, лидирующие по объёмам урожаев, ориентируются на экспорт, и необходимость доставки зерна во внутренние районы России пороождает существенные логистические проблемы.
Корреспондент РС попросил Андрея Сизова проанализировать основные проблемы государственного управления сельским хозяйством.
- Нужно ли России и дальше наращивать экспорт зерна?
- Если у нас есть ресурсы, которые востребованы за рубежом, то это очень хорошо. Ведь ни в одной стране мира нет таких указаний, чтобы, например, довести экспорт до сорока миллионов тонн к 2020 году. Потому что никому не приходит в голову решать те вопросы, которые должны решать участники рынка. Например, что лучше: экспортировать муку или зерно? С одной стороны, мука – это переработка, дополнительные рабочие места, это налоги. Зерно – это сырьё. Казалось бы, муку вывозить лучше. Но мировой рынок муки – это 10-11 миллионов тонн. Рынок пшеницы – это 120-130 миллионов тонн. Почувствуйте разницу. Или что нам выгоднее: завозить мясо или экспортировать? Вы скажете: ну конечно, экспортировать. Потому что здесь огромная добавленная стоимость: зерно перерабатывается в комбикорма, комбикорма идут на фермы, мы накормили свой народ и кормим китайцев. Замечательно – но китайцы будут это мясо есть? Вполне возможно, что не будут, потому что оно не отвечает тем или иным требованиям. Выгодно или невыгодно экспортировать тот или иной продукт – может решить только рынок.
Приведу пример: складывается тяжёлая ситуация с подсолнечником: небывалый урожай. Он идёт на внутренний рынок, потому что есть ограничивающая пошлина в 20 процентов. Производитель оказывается в зависимости от переработчика. Поскольку у нас на рынке переработчиков всего 5-10 компаний, то, естественно, они могут серьёзно опустить цену, и они её опускают. А если бы сняли двадцатипроцентную экспортную пошлину, у производителей была бы альтернатива: поставлять на внутренний рынок или на внешний, за счёт экспорта ушли бы издержки, и цена бы поднялась.
- То есть, просто не нужно такое жёсткое государственное регулирование?
- А у нас государство не регулирует, оно бьёт по мозгам. Везде экспорт регулируется. У нас в этом отношении самый свободный экспорт. Потому что, например, в Европе, чтобы вывезти зерно, нужно получить лицензию на вывоз. А у нас не нужно. Если вы в США заключили экспортный контракт на более, чем сто тысяч тонн зерна, то вы должны в течение 24 часов поставить в известность министерство сельского хозяйства США, а если меньший объём – то в течение двух суток. Ты указываешь страну назначения и в каком сезоне контракт будет исполняться. Чтобы министерство знало, сколько продукции будет вывезено. И в зависимости от этого правительство может принять те или иные меры - оно знает наперёд обо всех сделках. А у нас увидели: о, много вывезли, надо по мозгам дать – ввели эмбарго. То есть, не упреждающие действия, а по свершившемуся факту, вдогонку событиям.
- Сейчас существует проблема возвращения в оборот заброшенных земель сельскохозяйственного назначения. Ч то нужно сделать, чтобы они стали обрабатываться снова?
- Это вопрос эффективности. Производитель должен видеть, что использование этих земель будет рентабельным. С другой стороны, у земли должна быть цена, которая не может быть установлена ничем, кроме рынка. Если земля принимается в залог банками, и сельхозпроизводитель видит, что под этот залог он может получить достаточно дешёвые кредиты, то он поймёт, что этой землёй стоит заниматься, её нужно облагораживать. Если он видит, что эта земля ничего не стоит или стоит очень мало, то вводить её в оборот не стоит. Но в реальности даже самые продуктивные чернозёмные земли на юге России крайне проблематично сдать в залог или получить за них более-менее адекватную цену. Потому что земельное законодательство ещё настолько слабо и несовершенно, что земельный рынок полноценно не функционирует. Земля должна сдаваться в аренду, переходить по наследству, покупаться и продаваться – должен быть оборот. Сейчас всё это требует больших временных и финансовых издержек. Для того, чтобы оформить землю в собственность, даже крупным агрохолдингам, у которых есть свои юристы и большие финансовые возможности, надо потратить несколько лет. Я уже не говорю про простого фермера. Я в своё время спросил у моего хорошего приятеля, который возглавлял департамент сельского хозяйства в посольстве США, сколько времени требуется, чтобы оформить землю в собственность в Америке. Он сказал: несколько часов, возможно, в течение суток. Почувствуйте разницу. У нас почему банки землю в залог не берут? Потому что в случае невозврата кредита реализация этого залога – большая головная боль. Вот почему наш фермер бедный. У нас сплошь и рядом можно услышать: "Как можно продавать землю, мать-кормилицу?" А пахать мать-кормилицу можно? И есть масса региональных ограничений на операции с землей. Например, в Краснодарском крае, если ты не местный, ты никогда не купишь землю. А то придут турки-месхетинцы, придут китайцы, и всё у нас купят. Как будто китайцы сидят и всё думают, как бы им землю на Дальнем Востоке купить. Нужно отделять реальные проблемы от надуманных.
