Александр Генис: Мысль о том, что гуманитарное образование никому не нужно, потому что оно не способно дать хлебную профессию, не нова. Мои родители тоже были в ужасе от того, что я выбрал филфак, а не политех, как все нормальные люди. Оглядываясь, я понимаю, что они были правы, но о своем выборе я еще ни разу не пожалел, потому что занимался, чем люблю – всю свою жизнь, чего бы ей это ни стоило.
Это никак не отменяет тревоги нынешних абитуриентов, но позволяет перевести разговор в другую плоскость. Гуманитарное образование не может сделать человека богатым, но оно может сделать нашу жизнь интереснее, а нас, если повезет, лучше. В этом, собственно, был смысл первых университетов, которые воспитывали не специалистов, а элиту широкого профиля и глубоких знаний, аристократию духа, которая должна была решать и править. Такими университеты были еще в викторианской Англии, где на античных образцах готовили чиновников, управлявших значительной частью тогдашнего мира. Примерно так рассуждал выдающийся русский античник Фаддей Зелинский, который считал знание латыни непременным условием хорошего бюрократа.
Боюсь, что сегодня эта логика не работает, и гуманитарным наукам трудно доказать свою практическую пользу. Любую другую – тоже. И в этом виноваты уже не рынок труда, а сама университетская наука. Под нажимом модных теорий, она привела в Академию постмодеринсткий релятивизм, отказывающийся отличать плохое от хорошего, уничтожила устоявшийся канон, и превратила курс знаний в набор случайных предметов, которые на здешнем арго называются ''курсы Микки-Мауса''. Фабрика теорий, изложенных зубодробительным языком, успешно уничтожила интерес к гуманитарным наукам. Не удивительно, что теперь захлебнувшаяся в посредственности Академия пожинает горькие плоды: ее считают ненужной.
Но это неправда. Гуманитарные науки по-прежнему нужны очень многим, и в Америке есть множество блестящих, красноречивых, умнейших профессоров, способных потрясти своих студентов и внушить им любовь к истории и философии, музыке и литературе, искусствоведению и социологии. Я точно знаю, потому что слушаю этих профессоров уже два десятилетия.
Мы учимся, чтобы получить профессию, мы учимся, чтобы работать, творить, созидать, строить. Главная черта всякого обучения - его функциональность. Обучение - это набор необходимых навыков, вклад в будущее. Достояние молодежи - школа - связано с начальным этапом жизни. Обычно с этими трюизмами не спорят, всегда и всюду образование считалось подготовкой к чему-то более важному, чем оно само. Но сейчас я хочу поговорить об альтернативном образовании, которое выдвинуло другой лозунг: знание ради знания.
Радости бесцельного знания кажутся сомнительными, но только на первый взгляд. Просто слишком у многих школьно-студенческий опыт отбил любовь к учебе, одну из самых естественных страстей человека. В отличие от многих других страстей, с возрастом она не отмирает, а развивается. Учиться никогда не поздно и всегда приятно. Особенно когда мы учимся не тому, чему надо, а тому, чему хочется.
Я в этом убедился на своем опыте, когда около 20 лет назад открыл в Вашингтоне коммерческую организацию, которая предлагала покупателям курсы лекций, записанные сперва на магнитофонную пленку, потом – на СД или ДВД, ну а теперь – и в цифровой форме. Курсы, которыми торгует эта фирма, бывают разной длины, от 6-ти до 70-ти лекций. Каждая лекция рассчитана на полчаса и стоит 2-3 доллара, если дождаться распродажи.
Моим первым приобретением были 48 лекций по истории музыки. Их с невероятным блеском читал профессор Сан-Франциской консерватории Роберт Гринберг, ставший моим любимым преподавателем. С тех пор лекции прочно вошли в мою жизнь. Они сопровождают меня повсюду - в автомобиле, на самолете, в лесу, на велосипедных прогулках, на пляже, в ванной, даже на кухне за приготовлением обеда. Не торопясь, со вкусом, толком и расстановкой, я прослушал множество лекций по самым разным, но одинаково увлекательным областям знаний. Тут были и 70-часовой курс истории философии, и 50 лекций о мировых религиях, и небольшой курс "Квантовая механика для поэтов", и история оперы, и спецкурсы по Ницше и Сартру, и огромный цикл истории английского языка, и основы психологии, и полемическая серия лекций об искусственном интеллекте, и история джаза, и обзор шекспировских хроник, и трехчастный курс по поэтике эпоса, драмы и лирики. Короче, на сегодняшний день я прослушал в общей сложности более 100 курсов, что составило около 4000 лекций, многие, вроде ''Бах и Барокко'' - по несколько раз.
Все это существенно дополнили и исправили мое советское образование. Благодаря записанным лекциям, я познакомился с лучшими американскими профессорами - сюда отбирают полпроцента от всего преподавательского состава.
''Мои университеты'' стоили мне не одну тысячу долларов, но это крохотная часть тех затрат, которые требует высшее образование в Америке. Неудивительно, что эта компания (сейчас она называется “Great Courses'') развернулась вовсю. Они рекламируют себя в лучших журналах, продают свои лекции во всех странах, включая Россию, и находят себе клиентов среди самой престижной публики - сенаторов, финансисты и актеров (Ник Нолте, Стив Мартин и сам Вуди Аллен).
И тут я хочу прервать этот затянувшийся панегирик, чтобы вернуться к началу нашего разговора. Почему именно в 90-е годы появилась столь острая нужда в альтернативном гуманитарном образовании? Да потому что как раз тогда Академия решительно перекроила программу гуманитарных факультетов университетской Америки, объявив войну канону. Вспомним, что тогда, да и сейчас, каноном называют собрание книг, написанных исключительно мертвыми белыми мужчинами - Шекспиром, Диккенсом, Толстым и так далее. Опасность канона, говорят его критики, в том, что читателям книг прививаются взгляды, свойственные только одному типу культуры, что и есть нарушение принципа плюрализма культур. На практике это приводило к тому, что создавался антиканон, в котором эстетические критерии заменены идеями равного представительства. Ну, например, тщательно следят за тем, чтобы в академический курс по литературе попало равное количество писателей и писательниц.
Развернувшаяся в Академии борьба с каноном привела к тому, что в университетских программах исчезли многие курсы, которые, с точки зрения здравого смысла, совершенно необходимы. Скажем, курс французской литературы заменял эзотерический предмет - африканская литература, написанная на французском языке.
Альтернативное образование компенсируют издержки мультикультурлизма. Оно затыкает дыры и исправляет крен, и я надеюсь, что в один прекрасный день компания, вроде той, о которой я рассказывал, появится и в России. Жалко только, что с нами уже нет Лотмана, Аверинцева и Гаспарова.
