С Ольгой Алексеевой я познакомился давным-давно, когда она возглавляла московское отделение CAF, английского благотворительного фонда, администрировавшего в Москве множество благотворительных программ. Проще говоря, Олина работа заключалась в том, чтобы разъяснять состоятельным людям, как не тратить огромные деньги на никому не нужную ерунду, называя эти траты благотворительностью, и как зато потратить деньги на что-нибудь хорошее, что-нибудь интересное, что-нибудь, что сможет потом существовать само, как существует, например, фонд Линия Жизни, основанный Альфа Банком, но переросший свое с Альфа Банком родство.
Надо сказать, Оля вправляла мозги не только олигархам, но и мне, например. От Оли впервые я услышал про технологичность благотворительных программ, про то, что благотворительность возможно, больше нужна богатым, чем бедным, дабы богатые примирились со своим богатством, а бедные примирились с богатыми. Оля впервые сообщила мне такую очевидную теперь, казалось бы, мысль, что благотворительность – это не только про больных детей или про детей-сирот, но и про всё что угодно: про образование, про сохранение уникального банка семян, про заброшенный маяк, с которого волонтеры-энтузиасты подают сигналы проходящим мимо кораблям, каковые иначе рисковали бы разбиться о скалы…
И Оля высказывала непоколебимую уверенность, что благотворительные деньги можно найти на любое, буквально на любое хорошее дело, надо только уметь и не лениться разговаривать с людьми. Она всегда была уверена, что с людьми можно разговаривать и можно быть понятым.
Мы нечасто встречались, но всякий раз было интересно и весело. Всякий раз я открывал для себя новый взгляд какой-нибудь. Иногда я подвозил Олю домой, Оля рассказывала про своего тяжело больного ребенка и говорила, что надо поосторожней переходить улицы, потому что с кем же останется мальчик, случись вдруг что.
Благодаря разговорам с Олей я отважился затеять правозащитный свой проект "Правонападение", который казался мне очень нужным, но совершенно бесперспективным с точки зрения фандрайзинга, проект, который существует уже семь месяцев.
Об этом проекте я давно обещал Оле написать письмо и подробно рассказать, как идут дела, какие успехи, какие проблемы. Наверняка я получил бы кучу полезных советов и деятельную Олину помощь.
Два дня назад я, наконец, собрался написать это письмо.
Когда я писал, Оли уже не было на свете. Она умерла скоропостижно в своей квартире.
Нет, мы не были близкими друзьями. Но мне так грустно, что хоть вой.
Надо сказать, Оля вправляла мозги не только олигархам, но и мне, например. От Оли впервые я услышал про технологичность благотворительных программ, про то, что благотворительность возможно, больше нужна богатым, чем бедным, дабы богатые примирились со своим богатством, а бедные примирились с богатыми. Оля впервые сообщила мне такую очевидную теперь, казалось бы, мысль, что благотворительность – это не только про больных детей или про детей-сирот, но и про всё что угодно: про образование, про сохранение уникального банка семян, про заброшенный маяк, с которого волонтеры-энтузиасты подают сигналы проходящим мимо кораблям, каковые иначе рисковали бы разбиться о скалы…
И Оля высказывала непоколебимую уверенность, что благотворительные деньги можно найти на любое, буквально на любое хорошее дело, надо только уметь и не лениться разговаривать с людьми. Она всегда была уверена, что с людьми можно разговаривать и можно быть понятым.
Мы нечасто встречались, но всякий раз было интересно и весело. Всякий раз я открывал для себя новый взгляд какой-нибудь. Иногда я подвозил Олю домой, Оля рассказывала про своего тяжело больного ребенка и говорила, что надо поосторожней переходить улицы, потому что с кем же останется мальчик, случись вдруг что.
Благодаря разговорам с Олей я отважился затеять правозащитный свой проект "Правонападение", который казался мне очень нужным, но совершенно бесперспективным с точки зрения фандрайзинга, проект, который существует уже семь месяцев.
Об этом проекте я давно обещал Оле написать письмо и подробно рассказать, как идут дела, какие успехи, какие проблемы. Наверняка я получил бы кучу полезных советов и деятельную Олину помощь.
Два дня назад я, наконец, собрался написать это письмо.
Когда я писал, Оли уже не было на свете. Она умерла скоропостижно в своей квартире.
Нет, мы не были близкими друзьями. Но мне так грустно, что хоть вой.