Белорусские организаторы "Революций через социальные сети" нашли новое продолжение своего протестного флэшмоба: вместо аплодисментов звуковым фоном молчаливых акций станут будильники на мобильных телефонах, включенные на одно и то же время.

За последние несколько недель это уже третья новация, призванная озадачить противников в погонах и в штатском. Но прозвучавший в конце июня призыв самостоятельно выстраиваться в очереди перед автозаками отклика у масс не нашел. Попытка перенести активность с традиционных центральных площадей к ЖЭКам по месту жительства закончилась традиционным разгоном. И, судя по всему, повсеместно звенящий мобильный будильник станет таким же мелким хулиганством, каким были объявлены невинные уличные рукоплескания. Что, конечно же, будет смешно.

Но и только.

Инициаторы новой формы белорусского протеста не скрывают, что попытались синтезировать опыт и знания последних десятилетий - начиная с бархатного конца 80-х, продолжая цветными революциями "нулевых", и, конечно, завершая арабским порывом. Тактика и эстетика протеста тоже должны продемонстрировать генетическое родство революционеров со всеми успешными предшественниками – от польской "Оранжевой альтернативы" с ее задорным хэппенингом до арабских интернетчиков, создавших всемирный миф о бунтарском всесилии виртуала. Интернет - инструмент. Мощный. Удобный. Но какой смысл в супрмодерновом гаечном ключе, если нет ни одной гайки?

К тому же, былая белорусская оппозиция от дел, наконец, отошла, и на освободившееся место пришли те, кто в Сербии когда-то стал "Отпором", в Грузии – "Кмарой", на Украине - "Порой". Правда, в Сербии вдобавок к этому были бомбардировки, до которых довел Милошевич, в Грузии – одряхлевший и никого уже не способный тиранить лидер, а на Украине – острый внутриэлитный конфликт. Но ни в одном из перечисленных случаев – ничего, что хотя бы отдаленно напоминало белорусскую реальность.

Батька ведь прав: оранжевой революции в Белоруссии не будет. С оранжевыми революциями вообще получилось как-то разочаровывающе: где они могли произойти, они и произошли - и список оказался коротким, а где нет, получилось как в Киргизии. Но и киргизского варианта Белоруссии, к счастью, тоже не светит – по той же причине, по которой вряд ли пройдет и арабский: что бы ни говорили о Белоруссии, однако отчаявшихся людей, которым нечего терять, которые за лепешку пойдут под пули, здесь нет. И в нынешнем недовольстве любой идейный мотив так безнадежно заглушается маршевым грохотом пустых кастрюль, что рассматривать вариант с "бархатной" революцией не решится и самый отчаянный белорусский идеалист.

Белорусский случай вообще не очень подходит под описание той диктатуры, которая рано или поздно обречена на свержение. Может быть, забрось Лукашенко судьба в Ливию или Северную Корею, он оказался бы вполне на уровне хрестоматийных злодеев. В Белоруссии его злодейство носит характер откровенно опереточный. Все, что происходит на вверенной ему территории, разыгрывается в жанре фарса – большой частью довольно блеклого, часто смешного, иногда страшноватого. Но, в отличие от того, что было бы достойно называться "последней диктатурой Европы", здесь есть уникальная для тирании возможность жить, не обращая внимания на причуды тирана. То есть, конечно, воздух пропитан гнусностью, и политически продвинутых граждан от него воротит. Но не настолько, чтоб рисковать тем, что есть, а кое-что все-таки имеется. Все последние годы белорусам было предложено каультивировать в себе ощущения среднего класса - с дешевыми кредитами, с покупательским бумом, с доступным жильем и новыми иномарками. Да и Европа – в нескольких часах езды, а Европа для многих - как и в 90-х, надежный бизнес, в том числе и челночный. Словом, несмотря на экономический обвал, и запас прочности еще имеется, и память о среднекласовости не истреблена, и она никак не стимулирует готовность идти на баррикады. К тому же, белорусы знают, что такое экономический обвал - это когда в магазинах нет даже творога, как это было году в 2003-м, и тогда рейтинг Лукашенко, кстати, опускался даже ниже, чем сегодня. А потом все как-то выправилось. Кто сказал, что не выправится и теперь? - спрашивает себя белорусский обыватель с самоощущением среднего класса. Социология фиксирует: протестная активность растет - но в пределах статистической погрешности.

Ничего уникального в этой модели нет – не зря никакая молочная война не заставит лидеров Союзного государства подвергнуть сомнению наше историческое братство. И ведь это очень большой миф – что на наших широтах все сплошь соборяне и коллективисты. На самом деле, надо еще поискать таких индивидуалистов, которые из всего когда-то завоеванного сохранили одну единственную политическую свободу – жить без оглядки на власть. Кому она совсем отвратительна и у кого есть возможность, давно уехали. Те, кто остался, озабочены тем, как обжиться в своей независимой от государства нише, и им не до революции. Хотя будильник на мобильном телефоне включить вполне себе прикольно.

Чем дольше весь протест будет сводиться к перформансу, за которым не стоит ни раскола во власти, ни разъяренных шахтеров, тем легче власти будет убедить свой народ в том, что никакой революции и в самом деле не будет. Ведь у регулярного представления по средам (опять отсыл к Северной Африке, где система расшатывалась по пятницам, после молитвы?), как и всей модели власти, уже сложились свои жанровые правила. Милиция знает, что ведется на веселую провокацию оппозиции, а оппозиция знает, что ничего от этого не приобретет - и нужно что-то придумывать на следующую среду.

Есть, правда, во всем этом один немаловажный нюанс. Дело в том, что сама трель революционного будильника делает жизнь во внутренней эмиграции несколько более терпимой. И эти лица - студентов, даже старшекласников, вызывающие зависть россиянина, появились не сегодня. И их всегда в нужный момент набиралось по несколько тысяч, то есть, в разы больше на душу населения, чем в России – тех, кто еще не встроился в систему координат, кто еще не свыкся с мыслью об эмиграции, кто не избавился от иллюзий, кто еще не заматерел в своей оппозиционности настолько, что уже равнодушен к виду крови, кто, в конце концов, читает хорошие книжки, и кого, не таясь, фотографируют фотографы в штатском для последующего отчисления из университета. "Почему у вас, в России, так не выходят на площадь?" – после каждых белорусских выборов всегда находился кто-нибудь, чтобы задать этот вопрос. Без осуждения. Просто из юношеского любопытства: как это – после такого – и не выходить? " Вот когда их будет тысяч шестьдесят, мы расступимся, - выдал как-то известную формулу минский омоновский начальник, - а до этого мы их будем бить…"

Будет их тысяч шестьдесят – заколеблется власть. А может быть, заколеблется власть – придут в движение новые тысячи, потому что появится смысл. Никто точно не скажет, что в этом деле первично. Пока тому, что в Гродно выходит на акции человек четыреста, революционеры радуются так, что большего будто и не ждут.

Студенты никого никогда не свергали. Студенты могут быть детонатором. Может быть, поэтому организаторы сегодняшних акций ждут осени, когда вернутся из отпусков работяги с того же МАЗа, и пенсионеры вернутся с дач. И велика вероятность того, что денег для них Лукашенко так и не найдет. И когда они выйдут на площадь, у власти могут сдать нервы. Или, скажем, власть может в отчаянии и в самом деле закрыть границы. В общем, у власти немало способов самоубийства, и есть, пусть и небольшая, вероятность того, что она к ним прибегнет. И если каждую среду еще будут бить интернетчиков, они действительно могут оказаться детонатором.

Правда, обычно сначала все-таки делают бомбу. Если она из раза в раз окащзывается хлопушкой, может быть, и в самом деле можно попробовать наоборот.