Александр Генис: Сегодняшний “Американский час”, последний в этом году, завершит “Музыкальное приношение” Соломона Волкова, в котором будет назван музыкант 2009 года. Соломон, кто у нас музыкант года?
Соломон Волков: Я думаю, что этот выбор вас вполне удовлетворит. Наш музыкант года – Леонард Коэн, замечательный канадский шансонье, которому в этом году исполнилось 75 лет, и который провел потрясающий мировой тур и несколько раз выступал и в Нью-Йорке.
Александр Генис: С Коэном связана довольно забавная история и в моей жизни. Дело в том, что я не знал, кто такой Коэн, я плохо понимаю и мало слежу за современной музыкальной жизнью в этих жанрах, поэтому я ничего этого не знал, пока не прочитал Пелевина. Впервые я о Коэне услышал с той стороны океана, потому что Пелевин - гигантский поклонник Коэна.
Соломон Волков: Это делает честь его вкусу.
Александр Генис: В нескольких сочинениях он использует Коэна как сюжетный прием - эпиграфы из Коэна у него всюду встречаются. И когда я узнал, что Пелевин так любит Коэна, а я люблю Пелевина, я, наконец, услышал Коэна, и тут я уже полюбил оригинал. И стоило мне оказаться поклонником Коэна, как выяснилось, что мой сербский издатель, замечательный писатель Владислав Баяц, книги которого стали появляться на русском языке - ближайший друг Коэна. И когда я в последний раз был в Белграде в этом году, он мне показал фотографии - они провели с Коэном молодость вместе на греческом острове Гидра. И вот молодой лохматый Коэн, который был, конечно, хиппи, и который, конечно, жил на этом острове припеваючи, где все было дешево, вино, девушки, солнце… Это была та самая молодость, о которой я мечтал всю жизнь. Вот так я познакомился с Коэном, и теперь каждый раз, когда я слушаю его песни, мне кажется, что я переношусь в свои 15 лет.
Соломон Волков: Но разве вам не хотелось повторить никогда его жестов в более поздние годы, когда он ушел в буддистский монастырь?
Александр Генис: Это вызывает у меня величайшее уважение, особенно то, что он из ничего вернулся и оказался вполне нормальным, внятным человеком с юмором и, по-прежнему, таким же талантливым и ярким.
Соломон Волков: Насколько я понимаю, вернулся он в мир потому, что ему нужно было начать опять зарабатывать деньги, кроме всего прочего. Но когда я увидел и услышал Коэна в этом году, то меня, прежде всего, поразило невероятная чувство достоинства, которое никогда не переходило в высокомерие, а ты понимал, что пред тобой стоит огромная личность с глубочайшим внутренним миром, не заигрывающая с публикой, но очень внятно доносящая до публики свои идеи. Песни Коэна живут уже много десятилетий и, конечно же, будут продолжать жить.
Александр Генис: Соломон, нам никуда не уйти от сравнения: Окуджава и Высоцкий. Коэн ближе к кому из них?
Соломон Волков: Конечно же, к Окуджаве! Конечно, сравнивать трудно в каком-то смысле, это как сравнивать яблоки с апельсинами. Но никоим образом не Высоцкий, ведь Коэн не рок музыкант, а Высоцкий, хотя он - шансонье, казалось бы, он гораздо ближе к рок музыкантам, он так же орет, так же берет аудиторию за грудки, он такой сжатый кулак. Ничего подобного в Коэне - это рука в перчатке. И точно таким же исполнителем был Окуджава. Я подумал, что мелодически Коэн интереснее, но, нет, они оба очень интересные мелодически и оба очень содержательны поэтически. Это во многом схожие фигуры и эта параллель вполне справедлива. Окуджава и, соответственно, Коэн, по сравнению с любимыми рок кумирами, всегда будут для меня оставаться музыкантами номер один.
Александр Генис: Следующий эпизод в нашем “Музыкальном приношении” - музыкальная запись года.
Соломон Волков: Для меня таковой является запись, сделанная дирижером Марисом Янсонсом со своим Оркестром Баварского радио и Хором Баварского радио - месса с духовыми инструментами Гайдна, которую он сочинил в 1802 году. Вообще, для Янсонса это был очень примечательный год, 2009-й.
Александр Генис: Для Гайдна тоже – 200-летие со дня его смерти.
Соломон Волков: Совершенно правильно, а Янсонс со своим Баварским оркестром впервые приехал в Россию, выступал в Москве, и единодушно, можно сказать, был признан московскими музыкальными критиками этот приезд главным музыкальным событием сезона. Энтузиазм полнейший. Но мы-то с вами знаем весь этот оркестр, он появляется регулярно, и под руководством Янсонса два оркестра - Амстердамский Концерт-Гебау и Мюнхенский Оркестр - оказались в десятке лучших оркестров мира, согласно списку журнала “Граммофон”. Причем Концерт-Гебау занял первые место. Но два оркестра в десятке под управлением одного дирижера - это очень много.
Александр Генис: Янсонс же наш - рижанин.
Соломон Волков: Конечно, мы следим за ним, болеем за него, это выдающийся мастер и выдающийся строитель оркестров. Любопытно наблюдать, как эти оркестры в его руках меняются.
Александр Генис: Он и в Америке много работал.
Соломон Волков: Да, в Питсбургском оркестре. Они приобретают новые краски, как более насыщенным и гибким одновременно становится их звук. И вот все эти качества проявились в этой записи гайдновской мессы. В ней - типично янсонсовское сочетание яркости и возвышенности.
Александр Генис: И, наконец, “Музыкальный антиквариат” – находка года.
Соломон Волков: Для меня находкой года стала запись Константина Николаевича Игумнова - московского пианиста, который родился в 1883, а умер в 1948 году, выпушенная на Западе запись с исполнением музыки Чайковского. Запись эта сделана в 1936 году, это “Времена года” Чайковского, и из этого цикла я, специально имея в виду праздничный наш сезон, выбрал пьесу “Декабрь”, которая у Чайковского называется “Святки”, и которой Чайковский предпослал эпиграф из Жуковского: “Раз в крещенский вечерок девушки гадали, за ворота башмачок, сняв с ноги, бросали”. Должен заметить, что за этим следует музыка, которая никакого отношения к гаданию девушек в крещенский вечерок не имеет. Это пример чистого формализма со стороны Чайковского. Почему он взял этот эпиграф мне совершенно непонятно, потому что в музыке - изумительный вальсок, и ты представляешь себе какую-то гостиную, в которой в крещенский вечерок, быть может, вальсируют во фраках, но уж точно не гадают. И Игумнов, который как бы вырос в атмосфере, в которой жил Чайковский, он прекрасно понимал этот стиль, и через него передал вот это понимание Чайковского своим ученикам – Якову Флиеру, Льву Аборину и Марии Гринберг. Он играет эти “Святки” Чайковского с неподражаемой грацией и, одновременно, без какой бы то ни было сентиментальности. Это действительно ушедший мир, который Игумнов для нас сохранил, и через исполнение которого мы чувствуем этот мир, воспринимаем его сейчас, и воспринимаем его, как мир, в котором и мы могли бы жить, если бы нам повезло.
