Литературный журнал "Вазафири", издающийся на языке суахили, празднует свое 25-летие. По поводу этого знаменательного события журнал провел опрос среди своих авторов и известных писателей со всего мира – с одним-единственным вопросом: какая книга оказала на вас самое большое впечатление за последние 25 лет?
Среди упомянутых сочинений - Владимир Набоков с "Лолитой", рассказы американского писателя Раймонда Карвера, скандальные "Сатанинские суры" Салмана Рушди и мемуары Барака Обамы. Но целых три голоса от строгих коллег получила лишь одна книга – ставший уже классическим роман колумбийца Габриеля Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества". В этой истории важно не то, что победил именно Маркес с его романом, а то, где он победил. Африканский литературный журнал, писатели, в основном представляющие так называемые "страны третьего мира" - главный ресурс литературных мод Запада последних десятилетий. С легкой руки Маркеса и его коллег Карпентьера, Лимы, Амаду и других появилось выражение "латиноамериканский магический реализм", позже в магический реализм играли авторы из Азии и Африки.
Стали ли "Сто лет одиночества" литературной библией словесности стран "третьего мира"? Об этом рассуждает эссеист и литературный критик Александр Генис:
- То, что роман "Сто лет одиночества" сочли лучшим за последнюю четверть века, хорошо говорит о Маркесе, и плохо – о цивилизации. Прекрасно, что эта великая книга по-прежнему привлекает читателей и писателей, трагично, что она становится все более актуальной.
Революция, знаменем которой стал прославленный роман Маркеса, ввела в широкий культурный кругозор Третий мир. Конечно, и раньше Запад знал и любил чужих, как Тагор, авторов, но впускал их в литературу на своих условиях. Словесность окраин продолжала культуру метрополии. Экзотическая тема без остатка вливалась в традиционную форму.
Маркес перевернул доску, открыв миру магический реализм. Корни этой школы покоятся в толще всей мировой культуры, но крона ее покрывает самую беспокойную часть планеты. Магическим реализм становится там, где может происходить все, что угодно. Фантастика здесь - вывих прогресса. Об этом первая и самая знаменитая фраза романа: "Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед". Сам по себе лед не представляет собой ничего сверхъестественного, таким он стал, оказавшись не на своем месте – вблизи экватора.
Как сказал Октавиа Пас, модернизация превратила Третий мир в преисподнюю с кондиционером.
Магический реализм – сигнал бедствия: когда политика сходит с ума, литература следует за ней, порождая монстров. Собственно, поэтому магический реализм не идет вменяемым регионам, вроде Северной Америки, но неотделим от Америки Южной. "Они любят детективы, - говорил тот же мексиканский классик, - мы – сказки".
Дело, впрочем, не в географии, а в истории. Если она произвольна или забыта, то действительность поддается лишь искаженному гротеском изображению. Шедевры магического реализма рождаются там, где не литература, а жизнь становится жертвой вымысла. Отсюда явление наследников Маркеса и в Европе: Павича - в Сербии или Пелевина в России. На более благополучном Западе та роль, что в Третьем мире играет "Сто лет одиночества", отведена "Гарри Поттеру" и Дэну Брауну.
Среди упомянутых сочинений - Владимир Набоков с "Лолитой", рассказы американского писателя Раймонда Карвера, скандальные "Сатанинские суры" Салмана Рушди и мемуары Барака Обамы. Но целых три голоса от строгих коллег получила лишь одна книга – ставший уже классическим роман колумбийца Габриеля Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества". В этой истории важно не то, что победил именно Маркес с его романом, а то, где он победил. Африканский литературный журнал, писатели, в основном представляющие так называемые "страны третьего мира" - главный ресурс литературных мод Запада последних десятилетий. С легкой руки Маркеса и его коллег Карпентьера, Лимы, Амаду и других появилось выражение "латиноамериканский магический реализм", позже в магический реализм играли авторы из Азии и Африки.
Стали ли "Сто лет одиночества" литературной библией словесности стран "третьего мира"? Об этом рассуждает эссеист и литературный критик Александр Генис:
- То, что роман "Сто лет одиночества" сочли лучшим за последнюю четверть века, хорошо говорит о Маркесе, и плохо – о цивилизации. Прекрасно, что эта великая книга по-прежнему привлекает читателей и писателей, трагично, что она становится все более актуальной.
Прекрасно, что эта великая книга по-прежнему привлекает читателей и писателей, трагично, что она становится все более актуальной
Революция, знаменем которой стал прославленный роман Маркеса, ввела в широкий культурный кругозор Третий мир. Конечно, и раньше Запад знал и любил чужих, как Тагор, авторов, но впускал их в литературу на своих условиях. Словесность окраин продолжала культуру метрополии. Экзотическая тема без остатка вливалась в традиционную форму.
Маркес перевернул доску, открыв миру магический реализм. Корни этой школы покоятся в толще всей мировой культуры, но крона ее покрывает самую беспокойную часть планеты. Магическим реализм становится там, где может происходить все, что угодно. Фантастика здесь - вывих прогресса. Об этом первая и самая знаменитая фраза романа: "Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед". Сам по себе лед не представляет собой ничего сверхъестественного, таким он стал, оказавшись не на своем месте – вблизи экватора.
Как сказал Октавиа Пас, модернизация превратила Третий мир в преисподнюю с кондиционером.
Магический реализм – сигнал бедствия: когда политика сходит с ума, литература следует за ней, порождая монстров. Собственно, поэтому магический реализм не идет вменяемым регионам, вроде Северной Америки, но неотделим от Америки Южной. "Они любят детективы, - говорил тот же мексиканский классик, - мы – сказки".
Дело, впрочем, не в географии, а в истории. Если она произвольна или забыта, то действительность поддается лишь искаженному гротеском изображению. Шедевры магического реализма рождаются там, где не литература, а жизнь становится жертвой вымысла. Отсюда явление наследников Маркеса и в Европе: Павича - в Сербии или Пелевина в России. На более благополучном Западе та роль, что в Третьем мире играет "Сто лет одиночества", отведена "Гарри Поттеру" и Дэну Брауну.
