Мераб Мамардашвили, которого называют "Сократом XX века", родился 15 сентября 1930 года в Гори - там же, где появился на свет тиран тиранов того же двадцатого Иосиф Джугашвили, известный миру под именем Сталин. Оба - грузины, оба прожили большую часть жизни в России. Первый был пророком свободы, второй – вождём коммунистов.
Мамардашвили предупреждал: "Мы живём фантомами и идолами. Это идолократия! Если мы будем собирать новое мышление из старых представлений, тогда с точностью копии повторим все структуры тоталитарной системы, и слепые вновь поведут зрячих, сгорбленных в знак всеобщего и полного повиновения. Необходимо, чтобы кто-то каждый день говорил своему народу: "Захотел вождя? Осторожно. Знай, что это рабство".
Идею индивидуализма и независимости человека философ называл возрожденческой. Он был одним из немногих в советской империи, кого можно было бы назвать "современным мыслителем" в европейском, западном смысле. Мамардашвили видел такое мышление в прозе трех великих XX века – Джойса, Кафки и Пруста. По свидетельству близкого друга Мераба, живущего в Лондоне профессора Александра Пятигорского, Пруст был ближе ему как "южанин южанину".
Сейчас Мамардашвили постепенно предаётся забвению на своей родине, в Грузии. Прах его покоится на обычном тбилисском городском кладбище. Его не удостоили даже второго по значимости тбилисского пантеона – дидубийского. Тело философа, скоропостижно скончавшегося 25 ноября девяностого года в московском аэропорту Внуково, везли домой из тбилисского аэропорта в открытом кузове грохочущего грузовика (почти хрестоматийная телега с телом "Грибоеда"!). Его грозный соотечественник Иосиф Сталин и сегодня лежит у кремлевской стены - в пантеоне на главной площади России. Не жалующие грузин апологеты советской империи не спешат расстаться с сиятельной могилой деспота.
В самой Грузии сторонники Звиада Гамсахурдия так и не простили Мерабу Мамардашвили двух его фраз: "Я истину ставлю выше моей родины" и "Если народ изберёт Гамсахурдия, я пойду против моего народа".
Никто всерьёз так и не проанализировал столкновение идей Гамсахурдии и Мамардашвили. А стоило бы. Почти уверен, что будь сейчас живы оба оппонента, они нашли бы важные точки соприкосновения - ведь и один, и второй боролись за независимость Грузии. Оба понимали эту независимость не столько как экономическую или культурную автаркию (самообеспеченность), а как свободу распоряжаться собой - грузинское слово "тависуплеба" (свобода) именно так и переводится.
Абсурдно, что сейчас, в разгар антироссийской кампании в Грузии, Мамардашвили, из-за его работы в издававшемся в Праге международном журнале "Вопросы мира и социализма", именуют чуть ли не российским агентом. Единственный памятник Мерабу в Грузии был подарен его родине живущим в Америке Эрнстом Неизвестным. Этот скромный памятник стоит в Тбилиси на неприметном пятачке, зажатый каменной громадой домов. Скульптор создал шедевр: бюст мыслителя ассоциируется с факелом знаний. Это немой укор нам, его соотечественникам - мы не прислушались к человеку, предостерегавшему народ от роковых ошибок в будущем. Пророчески описанную им картину социальных бедствий и духовного одичания он связывал с обрывом цивилизационных нитей, самим отсутствием цивилизованных основ жизни.
Мамардашвили олицетворял собой то, что много позже продекларировал покойный премьер Грузии Зураб Жвания: "Я грузин – и, следовательно, европеец". Вот что писал Мераб об этом: "Автономное пребывание внутри России имело смысл лишь как путь к воссоединению с Европой. Историческое предназначение Грузии европейское, в силу того характера, какой имело наше первохристианство. От этой судьбы не уйти – необратимо то, что грузин не может не хотеть быть свободным и независимым в государственном отношении. Мы можем погибнуть, но если мы есть, мы должны эту судьбу выполнить".
В России Мамардашвили, как известно, провёл большую часть своей жизни, писал и читал лекции по-русски. Вот его слова, обращённые к своему, как он говорил, "естественному союзнику" – русской демократии: "Внесение или приспособление демократической идеи автономизации к Кавказу фактически является провокацией, которая призвана разжечь вражду между нациями. Внесение данной схемы разрушительно, т.к. уже существует другая схема – самостийная схема специфического кавказского мира. Мы знаем, как жить вместе, как общаться друг с другом. Иногда мы ошибаемся, конечно, раз мы люди, но это не мешает существованию общего правила жизни. Именно это должны понять русские демократы. Нельзя в уже сформированный мир внедрять абсолютно чужую идею".
В последние годы жизни Мераб внимательно следил за происходившим на его родине и на всём постсоветском пространстве. Он успел нас предупредить: "Из любого экономического и финансового кризиса находится выход. Антропологический кризис означает катастрофу".
Мамардашвили предупреждал: "Мы живём фантомами и идолами. Это идолократия! Если мы будем собирать новое мышление из старых представлений, тогда с точностью копии повторим все структуры тоталитарной системы, и слепые вновь поведут зрячих, сгорбленных в знак всеобщего и полного повиновения. Необходимо, чтобы кто-то каждый день говорил своему народу: "Захотел вождя? Осторожно. Знай, что это рабство".
Идею индивидуализма и независимости человека философ называл возрожденческой. Он был одним из немногих в советской империи, кого можно было бы назвать "современным мыслителем" в европейском, западном смысле. Мамардашвили видел такое мышление в прозе трех великих XX века – Джойса, Кафки и Пруста. По свидетельству близкого друга Мераба, живущего в Лондоне профессора Александра Пятигорского, Пруст был ближе ему как "южанин южанину".
Сейчас Мамардашвили постепенно предаётся забвению на своей родине, в Грузии. Прах его покоится на обычном тбилисском городском кладбище. Его не удостоили даже второго по значимости тбилисского пантеона – дидубийского. Тело философа, скоропостижно скончавшегося 25 ноября девяностого года в московском аэропорту Внуково, везли домой из тбилисского аэропорта в открытом кузове грохочущего грузовика (почти хрестоматийная телега с телом "Грибоеда"!). Его грозный соотечественник Иосиф Сталин и сегодня лежит у кремлевской стены - в пантеоне на главной площади России. Не жалующие грузин апологеты советской империи не спешат расстаться с сиятельной могилой деспота.
В самой Грузии сторонники Звиада Гамсахурдия так и не простили Мерабу Мамардашвили двух его фраз: "Я истину ставлю выше моей родины" и "Если народ изберёт Гамсахурдия, я пойду против моего народа".
Никто всерьёз так и не проанализировал столкновение идей Гамсахурдии и Мамардашвили. А стоило бы. Почти уверен, что будь сейчас живы оба оппонента, они нашли бы важные точки соприкосновения - ведь и один, и второй боролись за независимость Грузии. Оба понимали эту независимость не столько как экономическую или культурную автаркию (самообеспеченность), а как свободу распоряжаться собой - грузинское слово "тависуплеба" (свобода) именно так и переводится.
Абсурдно, что сейчас, в разгар антироссийской кампании в Грузии, Мамардашвили, из-за его работы в издававшемся в Праге международном журнале "Вопросы мира и социализма", именуют чуть ли не российским агентом. Единственный памятник Мерабу в Грузии был подарен его родине живущим в Америке Эрнстом Неизвестным. Этот скромный памятник стоит в Тбилиси на неприметном пятачке, зажатый каменной громадой домов. Скульптор создал шедевр: бюст мыслителя ассоциируется с факелом знаний. Это немой укор нам, его соотечественникам - мы не прислушались к человеку, предостерегавшему народ от роковых ошибок в будущем. Пророчески описанную им картину социальных бедствий и духовного одичания он связывал с обрывом цивилизационных нитей, самим отсутствием цивилизованных основ жизни.
Мамардашвили олицетворял собой то, что много позже продекларировал покойный премьер Грузии Зураб Жвания: "Я грузин – и, следовательно, европеец". Вот что писал Мераб об этом: "Автономное пребывание внутри России имело смысл лишь как путь к воссоединению с Европой. Историческое предназначение Грузии европейское, в силу того характера, какой имело наше первохристианство. От этой судьбы не уйти – необратимо то, что грузин не может не хотеть быть свободным и независимым в государственном отношении. Мы можем погибнуть, но если мы есть, мы должны эту судьбу выполнить".
В России Мамардашвили, как известно, провёл большую часть своей жизни, писал и читал лекции по-русски. Вот его слова, обращённые к своему, как он говорил, "естественному союзнику" – русской демократии: "Внесение или приспособление демократической идеи автономизации к Кавказу фактически является провокацией, которая призвана разжечь вражду между нациями. Внесение данной схемы разрушительно, т.к. уже существует другая схема – самостийная схема специфического кавказского мира. Мы знаем, как жить вместе, как общаться друг с другом. Иногда мы ошибаемся, конечно, раз мы люди, но это не мешает существованию общего правила жизни. Именно это должны понять русские демократы. Нельзя в уже сформированный мир внедрять абсолютно чужую идею".
В последние годы жизни Мераб внимательно следил за происходившим на его родине и на всём постсоветском пространстве. Он успел нас предупредить: "Из любого экономического и финансового кризиса находится выход. Антропологический кризис означает катастрофу".
