Дмитрий Волчек: Герои этого выпуска радиожурнала Поверх барьеров – поэты, в России почти неизвестные - узбек Юсуф Джума и сириец Адонис. Объединяет их бунтарство и участие в запрещенных политических движениях. За членство в Сирийской национальной партии Адонис был арестован в 1955 году и провел полгода в тюрьме. Юсуф Джума, активист народного движения “Бирлик”, находится в заключении уже второй год. Это не первый его приговор – 8 лет назад Джуму судили за политические стихотворения и приговорили к трем годам условного наказания. Вспоминает знаменитый узбекский поэт, активист “Бирлика” Ёдгор Обид.


Ёдгор Обид: Часто мы встречались, выступали с ним вместе на литературных вечерах. Я помню, когда я работал в газете оппозиции, он приносил нам свои стихи, и как-то интересно получилось, что секретарша этой газеты сказала: “Что мне делать? Так много стихов принес Юсуф”. Я сказал ей: “Вы должны радоваться, что поэт принес свои стихи”. Юсуф Джума действительно очень мужественный поэт, очень смелый, такие открытые высказывания, которые было запрещено тогда говорить, он очень откровенно был против диктатуры и против властей, он выступал очень открытым текстом. Он не играл никогда словами и разными оборотами. Он выступал очень смело.


Дмитрий Волчек: Вот как звучит одно из стихотворений Юсуфа Джумы в чтении автора.

(Юсуф Джума читает стихи)



Стихотворение Юсуфа Джумы, посвященное жертвам андижанских событий 2005 года, в переводе на русский:

Диктор:

Лучшие мужи народа были расстреляны в Андижане.
Старцы, наподобие Дукчи-ишана, были расстреляны в Андижане.
Были расстреляны в Намангане, были расстреляны в Фергане.
Самые последние львы были расстреляны в Андижане.
Живы слепцы, живы шакалы, Шарифджоны Шакировы были расстреляны в Андижане.
Были убиты будущие Бабарахимы Машрабы,
Тигры наподобие Бабура были расстреляны в Андижане.
В их сердцах дикие угнетатели, страстотерпцы правого пути,
Да полны будут их могилы света, были расстреляны в Андижане.
Они ушли верные своей вере, ушли с открытыми глазами.
Земля их осталась без мужей, они были расстреляны в Андижане.
В сердце у Юсуфа пуля, выстрелянная в мужей.
Лучшие мужи земли были расстреляны в Андижане.

Дмитрий Волчек: Юсуф Джума была арестован в декабре 2007 года, когда он провел в Фергане акцию протеста против диктатуры Ислама Каримова. Рассказывает сотрудник узбекской службы нашей радиостанции Шухрат Бабаджанов.

Шухрат Бабаджанов: Я - тот человек, который брал последнее интервью у Юсуфа Джумы. Это было 8 декабря. Он на своем автомобиле повесил плакаты против Каримова. В это время Каримов избирался на третий срок, вопреки законам Республики Узбекистан. В Узбекистане президент может только два раза выбираться. Он клеил вот эти лозунги против Каримова, снимал это на свой мобильный, и отправил мне через и-мейл. Потом я позвонил ему, он взял трубку и сказал: “Я и моя семья против того, чтобы диктатор в третий раз избирался на президентский срок. Это вопреки закону, я хочу, чтобы здесь соблюдался правопорядок. Он, вопреки закону, избирается в третий раз, поэтому я протестую”. Он так сказал, это аудио сохранилось.

Дмитрий Волчек: О том, что произошло дальше, рассказано в заявлении узбекских диссидентов в защиту поэта:

Диктор: “В ночь с 9 на 10 декабря 2007г. осуществлен немыслимо дерзкий вооруженный штурм. Более двухсот солдат, вооруженные автоматами и отправленные по указу властей, внезапно атаковали дом, в котором жил поэт Юсуф Джума и его большая семья (жена, пятеро сыновей, дочь, невестки и внуки). Эта семья, как и большинство семей в Узбекистане, старалась кое-как прожить своим трудом, несмотря на тяжелую социально-экономическую ситуацию в стране. Однако тщательно организованная внезапная и жестокая атака за одну ночь разорвала этот мирный дом поэта и его семьи в клочья.
Дом был безжалостно обстрелян солдатами в течении 2-х часов. В результате были убиты несколько домашных животных. Когда солдаты спецназа штурмовали комнату поэта и в упор открыли огонь. Если бы поэт в те минуты находился в своей комнате, то он был бы убит. Только благодаря случаю и своевременному оповещению семьи зоркими соседями о приближающейся колонне солдат, поэт и его семья вовремя успели спрятаться и поэтому остались в живых. После штурма солдаты оккупировали весь дом и остались там до утра. На следуюший день было конфисковано все имущество семьи поэта.
Он и его трое сыновей обьявлены в розыск как особо опасные преступники, везде были расклеены их фотографии, по телевидению Узбекистана была распространена о них информация как об опасных преступниках”.

Дмитрий Волчек: Вскоре после бегства из Бухары Юсуф Джума и его сын были арестованы. Рассказ продолжает Шухрат Бабаджанов.


Шухрат Бабаджанов: Поймали его в Ташкенте и посадили в тюрьму “Жаслык” - это очень ужасная тюрьма, это как узбекский ГУЛАГ.


Дмитрий Волчек: Его осудили за то, что он, якобы, наехал машиной на милиционера?


Шухрат Бабаджанов: Да. Его начали бить, он хотел бежать и милиционер, как в детективном фильме, хотел его остановить, видимо, получил какую-то царапину и так далее. Но он защищал себя, и он возражал против режима, против произвола. И, я думаю, он был прав. В его стихах есть такой бунт, гражданская позиция, которой так не хватает восточным поэтам.


Дмитрий Волчек: Да, у него, в основном, ведь стихи политические?

Шухрат Бабаджанов: Политические, запретные, можно сказать. Открытым текстом он обвинял режим, и я не понимаю, почему Комитет по защите журналистики его не защищает. Потому что они считают его поэтом. Но на востоке поэт это больше, чем поэт. Это как журналистика. Он писал стихами, потому что люди понимают это больше, чем газетное слово. И Комитет по защите журналистики в Нью-Йорке говорит, что он поэт, поэтому не будем защищать, он не журналист. Я думаю, что это несправедливо.

Дмитрий Волчек: А свидания с ним разрешены?


Шухрат Бабаджанов: Дочка Феруза в последний раз посещала этот лагерь “Жаслык”, это был 20-ти минутный разговор. Вот эта сетка, дочка и папа разговаривают примерно 20 минут под наблюдением конвоя. И я разговаривал с Ферузой, она говорит, что отца посадили в такой карцер, где внизу работает пекарня. Вы знаете, Жаслык - самая горячая точка Узбекистана, там 46 градусов, среди барханов, в Устюртской долине - такое страшное место. И еще пекарня работает. В это время наверху - камера пыток. Вы знаете, что в узбекских тюрьмах умер известный поэт и писатель Эмин Усман. Его убили. В узбекских тюрьмах находится знаменитый писатель Мамадали Махмудов, давно он там.


Дмитрий Волчек: Рассказ дочери о содержании Юсуфа Джумы в колонии “Жаслык” – в выпущенном в конце июля заявлении международной правозащитной организации Human Rights Watch в защиту поэта.

Диктор: Описывая своего отца, Феруза говорит, что он выглядит сильно похудевшим и бледным, выйти на свидание к ней 2 июля смог лишь с помощью двух надзирателей, который поддерживали его с двух сторон. Поэт рассказал дочери, что надзиратели колонии подводят его к самоубийству, угрожая ему пытками до смерти, они заявляют, что было бы лучше, если бы он сам покончил собой. Кроме того, они настойчиво повторяют, что у них есть приказ сверху на его убийство. Как только поэт начал говорить о плохом обращении с ним, о пытках и издевательствах, как прикладывание к телу горячих чайников, свидание было прервано, хотя прошло всего 20 минут от положенной двухчасовой встречи.


Дмитрий Волчек: И еще один фрагмент из обращения узбекской оппозиции к международной общественности.


Диктор: “Своими громоподобными стихами, написанными в мятежном духе, поэт стал знаменитым среди народа и именно из-за своих стихов жил под постоянным преследованием властей.
Единственная вина поэта заключается в том, что он не согласен мириться с существущим положением дел в своей любимой Родине.
У нас нет никакого сомнения в том, что именно Ислам Каримов лично сам дал жесткий приказ властям Бухарской области приглушить голос Юсуфа Джумы и вообще сделать так, чтобы его семьи там больше не было.
Иначе ни одна государственная организация не решилась бы на такой жестокий акт произвола и атаки дома поэта и его семьи без такого жесткого приказа”.

Дмитрий Волчек: Может ли компания в защиту Юсуфа Джумы повлиять на узбекские власти и помочь его освобождению, - спросил я поэта Ёдгора Обида.

Ёдгор Обид: Я думаю, что влиять таким путем на режим просто невозможно, но я думаю, что бороться надо, и дальше не ослаблять борьбу. Это, может быть, и не принесет конкретных результатов, но все-таки может сыграть. Были такие случаи. Вот, например, Мутабар Таджибаеву как-то выпустили. Я не думаю, что потому, что кто-то потребовал, хотя были письма и выступления по всему миру, но был такой момент, что власти начали играть с Европой, играть в смягчение. Может быть и такой случай. Но Юсуф Джума считается личным врагом Ислама Каримова, и в этом случае очень сложный вопрос о его освобождении.


Дмитрий Волчек: Опубликованное на портале Оpenspace.ru сообщение о заявлении Human Rights Watch в защиту Юсуфа Джумы завершается так: “Молчание, которое хранит по этому поводу (как, впрочем, и по многим другим) российская литературная общественность, не говоря уже о российском Пен-центре, выглядит чем дальше, тем более красноречивым”. Я спросил Ёдгора Обида, может ли помочь Юсуфу Джуме и другим узбекским писателям-диссидентам заступничество российских коллег.


Ёдгор Обид: Когда я работал на Радио Свобода в Москве, меня вообще-то спасли российские писатели и, главное, русский Пен-клуб. Тогда был Александр Ткаченко директором. Слово русского писателя, конечно, что-то означает. Если бы свое отношение к коллеге высказал Пен-клуб или другие писательские организации, было бы, я думаю, очень хорошо, и это имело бы какие-то последствия в вопросе о спасении поэта - я могу сказать смело, прекрасного поэта, настоящего поэта.



Дмитрий Волчек: Узбекская оппозиция предлагала кандидатуру Юсуфа Джумы на Нобелевскую премию по литературе. Одним из главных претендентов на эту награду уже несколько лет считают сирийского поэта Адониса. На последнем пражском фестивале писателей Адонис получил премию Спироса Вергоса “За свободу слова”. С поэтом встретилась Катерина Прокофьева.





Катерина Прокофьева: Али Ахмед Саиду 79 лет, и он все еще называется этим именем, похожим на ник. Адонис - в переводе с финикийского означает „господин“. Когда-то его, 17-летнего, очень впечатлила легенда о любви Венеры к простому смертному, которую Овидий описывает в своих „Метаморфозах“. Красавец Адонис, раненый на охоте кабаном, умирает, и капли его крови рождают цветок – горицвет. В латинском варианте – „адонис“. Адонис - черноглазый, энергичный, с седой шевелюрой, носит розовое. Смеется, размахивает руками, гладит меня по запястью.

Вы живете во Франции, а по-французски „Adonis“ означает - красавец-юноша. Скажите, вас что, и в семье называют Адонисом?



Адонис: Да, и друзья, и в семье, разумеется. Но мое сегодняшнее имя и моя жизнь не имеют ничего общего с легендой. Вы знаете легенду? Так вот, любовь, бессмертие, воскрешение, красота – от всего этого у меня осталось только имя. Мне было 17, когда я впервые подписался этим псевдонимом, и именно тогда мои стихи вышли в газете. Много позже я узнал, что это имя вообще языческое, что оно не принадлежит к миру монотеистических религий...

Катерина Прокофьева: Он родился в сирийской деревне, в семье имама, старшим из шести детей. Воспитывался в шиитских традициях, шансов пойти в школу у него не было. Когда ему было 14, президент Сирии, услышав его стихи, выхлопотал ему обучение в школе. Затем последовало изучение философии в Дамаске, тюрьма, редактирование поэтических журналов, преподавание. Сейчас Адонис живет в Париже, получив французское гражданство. Во Франции его печатают крупнейшие издательства – “Gallimard“, „Mercure de France“, „Seuil“. По-русски же переводы его стихов – только любительские. В некоторых мусульманских странах его творчество запрещено по религиозным соображениям. И вообще, Адонис – довольно одиозная фигура в арабском мире, он активно выступает против политизации ислама и называет арабов „вымирающим народом”.

Вы пишете на французском?



Адонис: Я пишу только на арабском, потому что, к счастью или к несчастью, невозможно иметь двух матерей. У меня только одна, и язык созидания один.


Катерина Прокофьева: Расскажите о вашем языке, какой он? Что в нем важно, что он отражает? Скажем, в эскимосском несколько десятков обозначений оттенков белого, в иврите 20 синонимов к слову „вопрос“. Понимаете, о чем я?



Адонис: Я вас понял. Арабский – богатый, плотский, чувственный, описательный. Он несравнимо глубже и разнообразнее, чем иврит. Этот язык сильно связан с природой, он говорит голосами воды, земли и птиц. Его нужно декламировать, читать с бумаги – не то. Голос – часть этого языка. Скажем, если я захочу описать ваше лицо, по-французски я бы это сделал прямо, я вижу то-то и то-то. По-арабски же я буду намекать, как бы обходя вас кругами, но не приближаясь вплотную, я буду использовать косвенные образы. Я сниму вас в профиль, никогда - в анфас. В первом случае мне понадобится больше слов, чтобы выразить смысл.



Катерина Прокофьева: Но ваши стихи ведь переведены на многие языки, значит, эти образы переносимы из языка в язык?



Адонис: Очень трудно переводить арабский на европейские языки. Остается какая-то идея, несколько образов. Но теряется музыкальность, недосказанность и голос.


Катерина Прокофьева: То есть, теряется все?


Адонис: Почти. Хороший переводчик, для которого арабский – родной, может даже сохранить структуру фразы, есть красивые переводы... Есть такие, которые как бы предлагают новую трактовку моим стихам, есть переводы тупые, точные, подстрочные. Вообще переводная поэзия - очень спорный вопрос. Я думаю, что верность букве в поэзии убивает ее. Я согласен с высказыванием, что, чтобы понять, что такое настоящая верность, нужно когда-то предать и изменить. Поэзию нельзя копировать, ее нужно воссоздавать.


Катерина Прокофьева: А если перевести, скажем, французское стихотворение на арабский, что с ним станет?



Адонис: Оно станет лучше! Однозначно! Я знаю, я много раз это делал.


Катерина Прокофьева: Скажите, а стихи обязательно понимать, чтобы воспринимать?



Адонис: Поэзия – это любовь. Для того, чтобы любить, необязательно понимать. Но со временем, проживая любовь, вы начинаете лучше ее понимать. Поэтому любовь нельзя определить, вы же не спрашиваете меня, что такое любовь, потому что это было бы глупо, правда? Любовью надо жить, как и поэзией. В стихотворение можно войти через его музыку, через его огонь. Читайте, перечитывайте, и, может быть, вы поймете.


Катерина Прокофьева: Вас называют реформатором языка и даже Сальвадором Дали в поэзии. По какой причине вы взялись реформировать язык? Вам мешают рамки, традиционные ритмические формы?


Адонис: Нет, просто чтобы не повторяться. Я люблю классическую поэзию, невозможно не любить Пушкина, вы же знаете. Но сейчас у меня две причины – не повторяться и изобретать новые формы, которые должны адаптироваться к нашему новому опыту.


Катерина Прокофьева: Кого, кроме Пушкина, вы любите из русских поэтов?



Адонис: О, у меня были и русские друзья-поэты. Ахмадулина, Вознесенский и Евтушенко. К сожалению, современных я не знаю, я знаком лишь с поэтами моего поколения. Классическая русская поэзия – конечно, я читаю. Мне очень нравится Маяковский, он великий поэт, он сделал несоизмеримо больше, чем ваши великие советские политические лидеры.


Катерина Прокофьева: Расскажите, тогда, что такое хорошо и что такое плохо. Мой чешский коллега утверждает, что вы отказываетесь употреблять слова „добро“ и „зло“, потому что они имеют отношение к религии, это правда?



Адонис: Да.


Катерина Прокофьева: Так вы же не можете избегать их вовсе? У вас же есть дети! Вы же им объясняете это…



Адонис: Скажем так, если моя дочь захочет вступить в левую партию, я не скажу „да“ или „нет“, я скажу: „Думай“. Нельзя насаждать догмы, нельзя говорить да или нет, тогда это будет закон, тогда это будет религия.


Катерина Прокофьева: Вы верите в Бога?



Адонис: Нет. Бог – это творчество, поэзия, любовь, дружба, Бог – это вы. В монотеистического бога я не верю, ни еврейского, ни в мусульманского, ни в какого. Мне противен принцип монотеизма – понимание бога, человека и смерти. Я считаю, что монотеизм – это начало упадка человечества, декаданс. Но - мне нравится персонаж Христа.


Катерина Прокофьева: Вы назвали одну из ваших книг „Al-Kitâb“ – то есть „Книга“. Но это же прямой намек на Библию?



Адонис: Это просто из семитской традиции, скорее даже восточной – называть книгу Книгой. Как говорил Маларме, книга должна все сказать о мире. Я не намекал ни на Библию, ни на Коран, это было просто недоразумение, хотя меня сильно критиковали за это, да.


Катерина Прокофьева: Но есть какая-то религия из существующих, которую вы считаете самой прогрессивной на сегодняшний день?



Адонис: Есть религии, которые не являются откровениями, пророчествами, как буддизм, например. Это – скорее, этика. А есть монотеистические религии, которые посылают послание через пророков от бога. Вот я против этого. Я человек - неспокойный, тревожный, ищущий, не удовлетворяющийся окончательными ответами на вопросы, так что меня эти религиозные рамки в любом случае не устроили бы. Я - как дерево, оно растет в разные стороны, открытое всем ветрам.


Катерина Прокофьева: Вы везде говорите, что необходимо отделить религию от политики. У вас есть конкретные предложения, как это сделать в мусульманском мире?



Адонис: Некоторые европейские страны это сделали – значит, это возможно. Вспомните Французскую революцию. Индивидуальная вера осталась неприкосновенной, но насаждать ее запрещено. Можете ли вы согласиться с тем, что в стране, где вы живете, кто-то не имеет тех же прав, что и вы? По-человечески? Другой, будь он кто угодно, - это часть меня. Если вы идете по дороге к себе, вы не можете пройти мимо него. Нельзя отделить „я“ от „он“. Это стоит того, чтобы бороться.