Александр Генис: Сегодня вся Америка говорит о нефти. Не об Ираке, не об Иране, не о терроре, а о ценах на бензин.
Тут все сошлось. С приходом мая, наконец, установилась теплая погода. Вот-вот начнется сезон отпусков, а, значит, летних поездок. Страна придет в движение, тормозя каждый раз на бензоколонке, где цена перевалила через драматический рубеж в три доллара за галлон и не собирается возвращаться обратно к более нормальным цифрам. (До 11 сентября я платил на своей заправке доллар за галлон).
Конечно, европейцы, привыкшие тратить на бензин в два раза больше, не видят здесь кошмара. Но в тесном Старом Свете машина - все-таки роскошь, в необъятном Новом - автомобиль и суровая, и приятная необходимость. В привольно раскинувшейся стране, где люди часто селятся за 50, 70, а то и 100 километров от работы, стоимость бензина важнее цены молока и хлеба. И газеты полны душещипательными историями, вроде той, где юноша теперь не может себе позволить навестить любимую девушку, живущую в соседнем городе.
Все это так и не так. Как пишет в свежем выпуске журнала «Атлантик монсли» Клайв Крук, нынешний энергетический кризис разительно отличается от того, что поразил Америку в 70-е годы.
Диктор: На этот раз бурный рост цен на нефть не привел американскую экономику к стагнации, как это случилось при Картере. Сейчас страна сумела абсорбировать шок, потому что была готова к нему. Ситуацию объясняет статистика. С 70-х годов экономика США выросла на 200 процентов, а потребление нефти только на 40 процентов. Рынок сам выруливает на менее энергоемкие отрасли промышленности. Разумная налоговая политика должна подхватить эту тенденцию и помочь нам освободиться из нефтяного плена.
Александр Генис: Другими словами, американцы ждут от государства стратегических решений, ждут радикальной помощи, но - не подачки. Характерно, что когда республиканские конгрессмены предложили просто раздать каждому водителю по 100 долларов на покрытие возросших расходов, затею жестоко высмеяли сторонники обеих партий.
Дело, все-таки, не в деньгах. Дело – в нефти. Как пишет обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Томас Фридман, нефть – проклятие нашего времени: она никого не сделала счастливой, прежде всего тех, кому нефть досталась волею геологического случая.
Диктор: Когда баррель стоил 40 долларов, Иран говорил о «диалоге цивилизаций». Цена выросла до 70 долларов, и теперь Иран призывает уничтожить Израиль. И так всюду – от Нигерии до Узбекистана, от Венесуэлы до России, от Судана до Сирии, чем больше нефти, тем меньше свободы. Живущая петро-долларами авторитарная петро-политика – сейчас такой же вызов свободному миру, какой ему раньше бросала Холодная война.
Александр Генис: Поскольку, - пишет Фридман в другой колонке, - ни республиканцы, ни демократы, похоже, еще не готовы принять бой, к следующим президентским выборам в стране появится третья – экологически ориентированная - партия, сумеющая укротить энергетический кризис.
Это смелое предсказание опирается на психологическую реальность нынешней Америки. Сегодня, (но, к сожалению, не вчера!) все, начиная с президента, убеждены в том, что мучительную и разорительную нефтяную зависимость можно и нужно преодолеть. Вопрос даже не в технологии, а в политической воле.
В конце концов, перед глазами Америки пример их южных соседей – бразильцев. Сделав еще 30 лет назад ставку на этанол (тут он добывается из сахарного тростника), 190-миллонная страна пересадила большую часть своего огромного автомобильного стада на экологически чистое домашнее топливо, упразднив нужду в экспорте нефти.
Если этого достигла Бразилия, то почему не самая богатая и передовая Америка? Понятно, что по сравнению с подобной энергетической перспективой, чек на сто долларов кажется популистским жестом, недостойным Америки. Что, надо сказать, страна без всяких церемоний и дала понять своим политикам, которых этой осенью ждут выборы в Конгресс.
Пока Америка борется с разоряющей ее нефтяной жаждой, выход (во всяком случае, для тех счастливчиков, кто любит и может работать не только головой, но и ногами) – на поверхности. Это – велосипед. Я-то давно знаю, что в наших безобразных городских пробках нет более быстрого и надежного транспорта, чем двухколесный. Особенно – в Нью-Йорке. Плоский город с четкой планировкой и бесконечным разнообразием ландшафта, Нью-Йорк – рай для велосипедных прогулок. С седла можно лучше всего рассмотреть Манхэттен - в выгодной перспективе и с нужной скоростью. Что я периодически и делаю, правда, дождавшись выходных, хоть немного освобождающих улицы от грузовиков.
Недавно самые активные из моих соратников прикатили на своих двухколесных машинах к главному собору Нью-Йорка, чтобы принять участие в необычном ритуале – в обряде благословения велосипедов. Под сенью самой большой в мире готической церкви, в густой толпе, состоящей из людей и велосипедов, оказалась и спешившийся корреспондент «Американского часа» Рая Вайль.
Рая Вайль: От моего дома до кафедрального собора святого Иоанна, St . John The Divine , минут сорок езды на машине. День был дождливый и ветреный, и по дороге я думала, что в такую погоду, да еще ранним утром, вряд ли много народу придет на благословение велосипедов. Стоянку я нашла сразу, в двух шагах от St . John The Divine , который находится на 112 улице и Амстердам авеню, и сразу увидела огромную толпу велосипедистов всех возрастов, катящих свои велосипеды прямо в собор. 52-летний Джон Риччи, в обязательном шлеме и непромокаемой куртке, говорит, что добирался сюда полтора часа.
Джон: Это благословение велосипедов, - говорит он, - и я приехал не потому, что религиозен, а потому, что мне нравится сама эта идея, ритуал, и я буду поддерживать любую организацию, любую церковь, которая поддерживает нас. Я люблю велосипеды, только сегодня уже проделал пятьдесят километров, я езжу на велосипеде каждый день, у меня их шесть, в любую погоду, в дождь, в снег, в жару, в пять часов утра.
Рая Вайль: Джон рассказывает, как сложно жить велосипедисту в большом городе, как не жалуют их водители, пешеходы и даже полицейские, многие из которых убеждены, что машины – единственный нормальный способ передвижения.
Рая Вайль: Мы беседуем перед собором, под звуки волынки, собирающей велосипедистов на молитву...
Джон: Нью-Йорк - чудовищный город для велосипедистов. Дороги разбиты, постоянно везде что-то чинят, нет разграничительных линий, не говоря уже о специальных дорожках для велосипедов, как в Европе. А здесь мы просто вынуждены нарушать правила движения, не стоять же под каждым красным светом, а это опасно, в прошлом году 20 велосипедистов таким образом погибли. Одним словом, удовольствия мало. Надо очень любить велосипед, чтобы ездить на нем по Нью-Йорку.
Рая Вайль: Джон помолчал, улыбнулся, как будто вспомнил что-то приятное и сказал, что еще надо очень любить Манхэттен, который глазами велосипедиста намного красивее, чем из окна автомобиля, особенно Центральный парк, где по утрам свежо, как в горах, и пахнет гиацинтами и свежескошенной травой. И еще это непередаваемое чувство свободы, когда едешь, куда хочешь, когда за десять минут можно с восточной стороны Манхэттена перебраться на западную, и все совершенно бесплатно, ни за метро не надо платить, ни за бензин, который с каждым днем становится все дороже...
Джон: Я не трачу денег на бензин уже двадцать лет, ни одного цента, представляете, какая экономия. Так что меня растущие цены на бензин не волнуют, в Европе, кстати, заправиться стоит намного дороже, потому там и велосипеды так популярны, как альтернативный вид транспорта. В Нью-Йорке, правда, за последний год тоже стало гораздо больше велосипедистов, чем раньше, как, впрочем, и безвредных для окружающей среды гибридных автомобилей. Почему это происходит, понятно. И метро наше раздражает, и загазованность воздуха, но, главное, цены за бензин, галлон которого уже стоит три доллара.
Рая Вайль: Грянул гонг, предупреждающий, что благословение начнется через несколько минут, и мы поспешили в собор. Это было удивительное зрелище: впереди - волынщик, за ним несколько сотен велосипедистов, а замыкала шествие группа насквозь промокших девушек на роликовых коньках, тоже прикативших за благословением. Потом все встали в большой круг, священник посереди, читает из книги пророка Иезекиила, из первой главы, стихи 15-й по 21-й, где про колеса говорится, и про живые существа, которые ими управляли, и про то, что «когда они шли, шли на четыре свои стороны... во время шествия не оборачивались... а когда останавливались, и колеса останавливались наравне с ними, ибо дух живых существ был в колесах»... Потом священник обрызгал всех святой водой и прочел молитву...
Священник: Пусть дорога поднимается вам навстречу, а ветер всегда дует в спину, и пусть каждое путешествие приносит вам только радость.... И до нашей следующей встречи, пусть господь хранит вас и ваши велосипеды... Аминь...
Рая Вайль: Благословение закончилось, и под звуки органа все так же организованно покатили свои велосипеды к выходу...
Глен Голдстин (президент нью-йоркской ассоциации профессиональных велосипедистов): Сегодня исполнилось восемь лет с тех пор, как мы проводим благословение велосипедов. Ньюйоркцы по-разному относятся к этой церемонии: одни принимают благословение всерьез, другие ко всему относятся с юмором, а третьи считают все происходящее просто оскорбительным.
Рая Вайль: Как велосипедисты относятся к повышению цен на бензин? Тоже по-разному, - говорит мой собеседник. - Некоторых это даже радует. Может, хоть это заставит людей подумать о том, что существуют и другие средства передвижения, кроме автомобилей и метро. По Нью-Йорку очень удобно передвигаться на велосипеде, и практически везде можно найти место для стоянки.
Рик Андерсон доволен, что получил благословение...
Рик Андерсон: Это замечательный ритуал, и ничего кощунственного я в этом не вижу. Мы благословляем все: животных, людей, урожаи, автомобили, яхты, а теперь вот еще и велосипеды. Что делать, когда бензин дорожает? Переходить на велосипед. И для здоровья полезно, и экономия колоссальная.
Рая Вайль: Симпатичная девушка по имени Сара вручила мне брошюру с расписанием фестиваля фильмов о велосипедах.
Сара: Я не католичка, но я езжу на велосипеде каждый день, и мне хотелось получить благословение. Это не значит, что я чувствую сейчас себя в полной безопасности, но приятно, что кто-то проявляет о нас заботу. Что касается роста цен на нефть, на бензин, то меня как раз это очень волнует, это напрямую касается моей карьеры, моей работы. Люди не любят об этом говорить, но чем дороже становится бензин, тем лучше это для окружающей среды.
Александр Генис: Сравнительно недавно в мире музыкальных записей появилась категория «мировая музыка», что, в сущности, просто означает всю «незападную» музыку, то есть, созданную не по привычным нам гармоническим законам, без наших правил, вне западного музыкального языка. По этой аналогии, мне кажется, можно было бы говорить и о «мировом кино», которое привлекает нас не только оригинальным, экзотическом сюжетом, но и необычным, незападным видением мира. Мне тут приходит в голову чудный буддийский фильм бутанского производства «Чемпионат» или очень своеобразная непальская лента «Гималаи». А сейчас в элитарных кинотеатрах Нью-Йорка появился столь же необычный фильм, целиком снятый на Тибете.
Об этой картине рассказывает ведущий «Кинообозрения» «Американского часа» Андрей Загданский.
Андрей Загданский: Фильм китайского режиссера Чжуан Лю – «Горный патруль» - картина не безупречная, но если закрыть глаза на некоторые актерские пережимы и не вполне разрешенные сценарные проблемы, то фильм оставляет ощущение шедевра – экзотичного, жестокого, и абсолютно сумасшедшего. Главные герои картины наверняка имеют общие пракорни с героем Фитцкаральдо Вернера Герцога.
Александр Генис: Почему? Те же безумные препятствия, которые преодолевал Герцог, который заставил-таки труппу перетащить настоящий пароход через горную цепь к Амазонке?
Андрей Загданский: Нечто подобное. Начну с того, что все действие фильма происходит на Тибете. И красота края может свести с ума кого угодно, не только героев фильма. В картине есть ландшафтные кадры, которые вызывали у меня подлинное чувство головокружения. Так было, когда я впервые увидел Большой каньон в Аризоне. Абсолютно меняющее перспективу ощущение. Вы изменились после того, как вы это увидели.
И у китайского режиссера ( Chuan Lu ) Чжуан Лю – чувство ландшафта, пейзажа, подобное тому, которые я вижу у Антониони, у иранского режиссера Абаза Киростами, у того же Герцога.
Александр Генис: Герцог говорил, что пейзаж и есть его главный герой. А здесь?
Андрей Загданский: Абсолютно, пейзаж и есть герой. Помимо гор, тут есть столь же необычные люди. Герои фильма живут странной жизнью, которую им никто не навязывал, это их собственный выбор. В горах Тибета живет редкая, точнее, уникальная антилопа. В конце восьмидесятых – начале девяностых шерсть этой антилопы стала пользоваться огромным спросом на мировом рынке. Появились браконьеры, и численность антилоп начала стремительно падать - от предположительного миллиона до нескольких сотен тысяч.
Вот тогда и появились добровольные отряды патрулей, которые охотились за браконьерами, и штрафовали их, конфискуя шкуры. Браконьеры же убивали патрульных.
Если угодно, классическая история «хороших парней» против «плохих» с некоторым экологическим добавлением.
Патруль не имеет никакого особенно формального статуса у китайского правительства. Им не платят зарплату, их не снабжают техникой, или же оружием. Это маленькая добровольческая армия безумцев, которые защищают этих уникальных антилоп от браконьеров.
Александр Генис: То есть, вестерн на экологической подкладке?
Андрей Загданский: Пожалуй, но надо признать, что обычная надпись в конце фильма – «никакие животные не пострадали во время съемок» – не применима в данном случае. Животные пострадали. Мы видим, как антилоп убивают в кадре, как разделывают туши, как слетаются стервятники обгладывать трупы.
Фильм жесткий и если угодно жестокий. Есть совершенно шоковые сцены, вызывающие настоящий холодный ужас перед жестокостью человека-убийцы и равнодушной жестокостью убийцы-природы.
К борьбе за существование – а браконьеры охотятся за антилопами, ибо эта чуть ли не единственный заработок в этом районе Тибета, добавляется борьба самолюбий.
Глава патруля Ри Тай – одержим желанием поймать браконьеров и их предводителя. В этой погоне его действия становятся все менее и менее рациональными – и все более жестокими. Он бросает в горах арестованных раздельщиков туш – потому что ему нечем кормить задержанных. Он оставляет группу своих людей на дороге, когда один из джипов ломается. И у первых, и у вторых очень небольшие шансы на выживание.
И совсем нет таких шансов у Ри Тая. В той самой конфронтации между протагонистом и главой браконьеров – Ри Тай оказывается практически один на один против дюжины вооруженных людей. Его смерть неизбежна. В этой ситуации Ри Тай говорит их предводителю: ты убиваешь “моих антилоп”. В его безумном сознании – антилопы принадлежат ему.
И, глядя на горы Тибета и стада этих грациозных животных, мне хочется добавить: и моих тоже.
Подобный патруль существовал в с 93 по 96 год. Потом китайское правительство распустило добровольцев и создало собственный военный патруль. С тех пор численность тибетских антилоп выросла в несколько раз. Это сообщает нам оптимистическая надпись в конце китайского фильма. Я, почему-то, в это верю с трудом.
Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов.
Григорий Эйдинов: День Победы не стал национальным праздником Америки, для которой Вторая Мировая не закончилась до августа 1945-го, до капитуляции Японии. А участников всех американских войн чествуют в День Ветеранов - 11 Ноября (день окончания Первой Мировой Войны). Сейчас их список вновь растет с каждым днем. Я лично знаю уже двоих, чьи родные или близкие погибли в Ираке. Споры об этой войне ведут по всей стране, включая, конечно, и рок-музыку. Новый диск ветерана рок-н-ролла Нила Янга называется "Живя с войной", и это - самый резкий антивоенный альбом со времен Вьетнама. На записанном "в сырую" - за две недели – диске легендарный рокер поёт обо всём, что он думает о войне в целом и сегодняшней администрации Белого Дома в частности. Одна из песен называется просто: "Давайте отставим президента", и каждый куплет перечисляет причины, по которым Буша надо подвергнуть импичменту. Янг настолько политически ангажирован, что, не заботясь о коммерции, немедленно выставил альбом бесплатно для прослушивания в интернете.
Несмотря на явно пропагандистский аспект альбома, политика здесь не затмевает музыки. Скажу больше: это один из самых цельных альбомов Янга за многие годы. Его знаменитое "фонящее" рок-звучание, подкреплённое трубой и хором в сто человек, создаёт ощущение мощной и грандиозной красоты, которое и после того, как музыка замолкает, остаётся со слушателями - в независимости от их политических взглядов.
Вот одно из его поэтических заявлений. Защищающий свою гражданскую свободу, гарантированную победой союзников во Второй Мировой, Нил Янг: "Живя с войной" ( Living With War ).
Александр Генис: Америка держит отрицательный рекорд: из всех развитых стран здесь выпускают меньше всего переводных книг. Их выходит всего три процента. В 2005-м году 4114 названий. Для сравнения в Италии переводная литература занимает 27 процентов от всех выпущенных книг.
Борясь со своим лингвистическим высокомерием, американский ПЕН-клуб в начале мая устроил фестиваль международной литературы, на который собрались 134 писателя из 41 страны. Помимо хорошо представленных на Западе авторов, вроде турецкого романиста Орхана Памука, в разных аудиториях Нью-Йорка выступали поэты и прозаики, пишущие на малых, почти никому не известных языках. Одним из них был Бернардо Атксаго, которые пишет романы на языке басков. Другой, вызвавший особый интерес автор, – Кевулаи Камара. Он представил слушателям свою эпическую поэму «Голоса королей», написанную на западно-африканском языке Куранако.
На семинарах, сопровождавших чтения, писатели дружно соглашались с тем, что каждый язык добавляет в мировую литературу неповторимые краски. И тут же оплакивали умирающее лингвистическое разнообразие, которое приносится в жертву языкам-империалистам. Конечно, в первую очередь, это – английский, но не только он. В Латинской Америке индейские языки пожирает испанский, в Индии – хинди.
Глобализация делает этот процесс необратимым, но даже если смерть малых языков неизбежна, мы должны успеть поближе познакомиться с обреченными. Такую роль – сторожа малых языков – выполняет крайне авторитетное издание американских миссионеров. На протяжении многих десятилетий они пристально следят за положением дел на лингвистическом фронте. Евангелия переведены на 6 тысяч 912 языков, и описание всех этих наречий можно найти в 1200-страничном томе под названием "Этнолог".
Корреспондент «Американского часа» Ирина Савинова связалась с редактором очередного – 16-го по счету - выпуска «Этнолога», чтобы расспросить Пола Льюиса об этом славном предприятии.
Пол Льюис: "Этнологу" более 50 лет. В первом издании было всего 10 страниц, и на них значились главные и неглавные языки. Таких было сорок. Большие языки - английский, немецкий, русский - не были включены. Зато там были такие редкие языки из Южной Америки и Азии, о которых никто тогда не слыхал. Издатель "Этнолога", «Летний институт лингвистики», хотел найти и классифицировать как можно больше языков, на которые еще не была переведена Библия, и перевести на них Писание. Сегодня в "Этнологе" числится 6 тысяч 912 языков, и на все эти языки Библия – целиком или частично – уже переведена.
Ирина Савинова: Кто кроме переводчиков Библии пользуется вашим изданием?
Пол Льюис: Конечно – лингвисты. Те, кто хотят понять глубину языковых явлений в мире или те, кто интересуются каким-то определенным языком и хотят знать всё о его сфере распространения и о его семье. "Этнолог" – справочное бюро для академиков: ученые сверяются с тем, что мы знаем о языках.
Ирина Савинова: Каким критериям должен отвечать язык, чтобы его занесли в "Этнолог"?
Пол Льюис: Конечно, английский и китайский мандаринский – без сомнения разные языки. Проблемы с разделением языков существуют только на территориях, где разные языки живут по обе стороны границы. Ну, скажем, на каком километре немецкий перестает быть немецким и становится диалектом голландского языка? Получается, что государственные границы определяют, где какой язык.
Нужно признаться, что определить, что такое самостоятельный язык, трудно даже экспертам-лингвистам. На одном и том же языке могут говорить с такими разными интонациями и акцентами, что он, исходя из разных уст, звучит как несколько разных языков. Возьмите английский. Владеющие английским люди иногда принимают его за совершенно другой язык, настолько непривычно он звучит в чужих устах и настолько неузнаваемы могут быть используемые грамматические конструкции. Так что даже лингвисты не могут придти к единому мнению о том, где повести границу между языками. Мы, в "Этнологе", пользуемся следующим подходом: если двое говорящих понимают друг друга легко или с небольшими затруднениями, то они пользуются одним языком.
Ирина Савинова: Где больше всего языков?
Пол Льюис: В Папуа–Новой Гвинее самое большое скопление языков. Кажется, около 800. Это объясняется гористым рельефом – разобщенностью людей, но главная причина – стремление каждой небольшой общины выделиться, самоидентифицироваться. В результате – наличие в Папуа-Новой Гвинее большого числа языков, в сущности, не предназначенных для общения. Африканская республика Нигерия – другой пример многоязычия. Индонезия – еще один пример изобилия языков. Индонезия состоит из множества островов, на которые и с которых мигрировало много людей, приносивших и уносивших с собой свои языки.
Ирина Савинова: Доктор Льюис, у вашей работы есть конец: все языки, в конце концов, будут внесены в ваш "Этнолог", так ведь?
Пол Льюис: И да, и нет. Наша главная цель – определить все языки, как бы не труднодоступны были края, где на них говорят. С другой стороны, все в мире меняется, люди меняют предпочтения ассоциироваться с той или иной этнической, языковой, группой. И какой-то единый язык при этом или поглощает другой, или делится на две-три разные части. Примером может служить сербо-хорватский язык, который в нашем издании всегда числился одним языком, но с изменением социально-политической картины региона пришлось разделить его на три языка: сербский, хорватский и боснийский.
Конечно, мы стараемся ограничить поле нашей деятельности исключительно лингвистикой. Но получается так, что если назвать один язык неотделимой частью другого, главного, то создается политический конфликт. А мы хотим держаться от политики как можно дальше.
Ирина Савинова: Христианские миссионеры, помогая местным языкам, составляя их словари и письменность, могут нанести и вред местной языческой культуре, не правда?
Пол Льюис: Некоторый негативный эффект присутствует, это правда. Но это относится к любому вторжению пришельцев в закрытое от внешних влияний общество. Справедливости ради надо заметить, что таких полностью изолированных мест почти не осталось. Все группы людей сегодня так или иначе связаны друг с другом и учатся друг у друга тому, как обходиться с вторгающимися представителями внешнего мира, будь то миссионеры, ученые или кто еще. Миссионеры нашего Института относятся очень чутко к туземным ритуалам – ведь неизвестно, какое значение для носителей языка они имеют. Поэтому огромное внимание мы уделяем изучению культуры разных народов. Вместо того, чтобы агрессивно вторгаться в жизнь общины, мы заранее узнаем, что ей нужно. И все-таки, негативный эффект имеет место, но это похоже на ситуацию с современными лекарствами западного мира: можно сказать, что они разрушают систему исцеления недугов, выработанную веками местными знахарями. Так что же, лишать туземцев преимуществ, которые дает цивилизация? Большинство людей с этим не согласится.
Ирина Савинова: Общепринятое мнение гласит, что глобализация губит малые языки. А может ли она им помочь?
Пол Льюис: Я уверен, что можно многое сделать, чтобы облегчить судьбу малых языков. Прежде всего – продвигать идею многоязычия. Существует широко распространенное мнение, что у человека в голове есть место только для одного языка, которое занимает главный государственный язык. Мы в «Этнологе» считаем, что чем больше языков человек знает, тем ему легче жить. Мы – за систему, в которой человек владеет необходимым для широкого общения языком – и языком своих предков. Если глобализация предполагает, что человек должен владеть английским, то это еще не значит, что человек должен отказаться от своего родного языка.
Александр Генис : Этот год – юбилейный для Довлатова. Третьего сентября ему исполнилось бы 65 лет, всего – 65 лет. Загодя готовясь к юбилею, московские и питерские телевизионщики уже собираются в Нью-Йорк. (Я об этом знаю, потому что у меня спрашивали дорогу). Издатели готовят переиздания известных сочинений нашего последнего классика, а семья писателя – вдова Лена и дочь Катя – ко дню рождения Сергея хотят представить Довлатова в его еще недостаточно известной роли сугубо газетного автора.
Надо сказать, что замысел такого сборника - «Довлатов в газете» одновременно спорный и естественный. С одной стороны, Довлатов никогда не помещался в газете, с другой - она ему всегда нравилась.
Иначе и быть не могло: газета была порталом советской литературы, ее пропилеями и проходным двором. Другого пути в официальную словесность не существовало, и Сергей принимал это как должное. В поисках случайного заработка и приблизительного статуса, Довлатов служил в самых причудливых изданиях. Судя по его рассказам, он был королем многотиражек. Довлатовское мастерство, которым он расчетливо делился с прессой, льстило редакторам. Как все люди, включая партийных, они хотели, чтобы их принимали всерьез даже тогда, когда руководимый им орган ратовал за победу в социалистическом соревновании. Сергей хвастался, что во всей России не было редактора, который не прощал бы ему запоев.
Когда Сергей появился в Нью-Йорке, эмигрантскую прессу исчерпывало допотопное «Новое русское слово». Разобравшись в ситуации, Довлатов быстро созрел для своей газеты. Образовав непрочный и, как оказалось, случайный альянс с тремя товарищами, Сергей погрузился в газетную жизнь, скоре став главным редактором «Нового американца». Это положение Сергею очень нравилось. Довлатову всегда импонировала проформа, он обожал заседать и никогда не жалел времени на деловые – или бездельные – переговоры. Лишь намного позже я понял, чем для Сергея была его должность, которую он, важно заметить, исполнял безвозмездно. Привыкнув занимать положение неофициального писателя и принимать как должное связанную с ним популярность и безответственность, Довлатов, наконец, дослужился до главного редактора.
В газете Сергей установил конституционную монархию самого что ни на есть либерального образца, проявляя феноменальную деликатность. Он упивался демократическими формулами и на летучках брал слово последним. Но и тогда Довлатов оставлял за собой право критиковать только стиль и язык, заявляя, что на остальное его компетентность не распространяется.
Самое интересное, что Довлатова в газете действительно волновала только форма – чистота языка, ритмическое разнообразие, органическая интонация. И тут он оказался совершенно прав!
«Новый американец», не сказав ничего нового, говорил иначе. Он завоевал любовь читателя только потому, что обращался к нему по-дружески, на хорошем русском языке. Газета стряхнула идиотское оцепенение, которое охватывало нас в виду печатной страницы. При этом Сергей с его безошибочным литературным вкусом вел газету по пути завещанного Ломоносовым «среднего штиля». Избегая тупого официоза и вульгарной фамильярности, под прямым нажимом Довлатова все тут писали на человеческом языке приятельского общения.
За это нас и любили.
В газете Довлатов, конечно, умел все, кроме кроссвордов. Он владел любыми жанрами – от проблемного очерка до подписи под снимком, от фальшивых писем в редакцию до лирической зарисовки из жизни русской бакалеи, от изящного анекдота до изобретательной карикатуры. Так, под заголовком «РОЙ МЕДВЕДЕВ» он изобразил мишек, летающих вокруг кремлевской башни.
Обжив «Новый американец», Сергей чувствовал себя в газете как дома – в халате и тапочках. Когда, сочиняя свою книгу «Довлатов и окрестности», я внимательно изучил подшивку нашей газеты, мне показалось, что эта пухлая груда газетной бумаги была еще одной записной книжкой Сергея. Может быть, потому он считал этот быстро прошедший год лучшим в своей жизни, что разделенное счастье удачного коллективного труда рождало резонанс, возносящий его к прозе.
Сегодня в нашей студии гостья – Катя Довлатова, с которой мы беседуем о готовящимся к юбилею Довлатова сборнику его газетных материалов.
Катя, начнем с того, что расскажите про эту затею. Каков состав сборника, кто его придумал, что с ним происходит сегодня? Начнем с технических вопросов.
Катя Довлатова : Сборник готовится к юбилею отца, которому 3 сентября этого года исполнилось бы 65 лет. И мы хотим ответить сборником к юбилею. Готовим его с издательством «Махаон» в Москве. В него должны войти все колонки редактора, его газетная деятельность в «Новом Американце» и еще «Невидимая газета», чтобы, таким образом, Отметить его американский период жизни.
Александр Генис : Значит, все-таки, лакуны остаются. Потому что помимо колонок редактора Сергей печатал немало эссе, очерков, всяких газетных материалов в «Новом Американце». Вы их не собирались напечатать?
Катя Довлатова : Туда войдет какое-то количество публицистики, которую он сделал в «Новом Американце», но не все. Мы сейчас как раз с Леной пытаемся уже финальный состав сборника подготовить совместно с издательством. Конечно же, хотим его наполнить еще иллюстрациями, фотографиями Нины Аловерт, какими-то записками, воспоминаниями ее, потом, Вы Саша, написали вступительную статью туда и Петя Вайль.
Александр Генис : А рисунки Сергея? Не найдется место для них?
Катя Довлатова : Будут. Его иллюстрации из газеты тоже будут там.
Александр Генис : Это замечательно, потому что Сергей, на самом деле, больше всего гордился именно своими рисунками и требовал каждый раз поставить: «рис. Сергея Довлатова». И говорил, что, может быть, текст не важен, но зато картинка какая. И, действительно, там были напечатаны масса замечательных карикатур Сергея, которые, по-моему, так никогда больше не воспроизводились.
Катя Довлатова: Они воспроизводились. Более того, многие сейчас висят на интернете. Поэтому, кстати, то ли у у Вас, то ли у Пети есть тоже какие-то папины рисунки. Если они у вас найдутся, пришлите нам копию.
Александр Генис : Хорошо, поищем, спасибо. Катя, а кто занимается этим сборником. Кто редактирует, кто собирает материалы?
Катя Довлатова : Мы с Леной и издательство «Махаон». Наш редактор - девушка по имени Елена Бубнова, и еще я все время поддерживаю связь, с, по-моему, генеральным директором издательства Аркадием Дмитруком.
Александр Генис : А как будет называться книга?
Катя Довлатова : Названия еще нет.
Александр Генис : Название либо приходит сразу, либо приходит плохое. Это тоже довлатовская максима. Однажды мы с Петей просили его придумать название для книги «60-е». Он сказал: «Сейчас, это раз плюнуть». Проходит три дня, он говорит: «Ну, назовите «60-е»». То есть, название это сложное дело. Сергей, кстати, говорил, что он не может написать рассказ без названия. Сначала нужно написать название, а уж потом двигаться дальше.
Катя Довлатова : Все люди пишут по-разному.
Александр Генис : Надеюсь, что Вы придумаете хорошее название для этого сборника.
Катя Довлатова : Я думаю, что будет что-нибудь из Довлатова.
Александр Генис : Дай Бог. А как Вы думаете, такой сборник газетного Довлатова не разочарует читателя? Довлатов своеобразно относился к своему газетному творчеству. Он говорил: «У меня даже почерк меняется, когда я пишу для газеты».
Катя Довлатова : И говорил, что задействована другая сторона мозга. Но, тем не менее, даже ему принадлежит фраза, что это был счастливый год его жизни, год работы в «Новом Американце». Поэтому, несмотря на все его высказывания, по-моему, он действительно любил эту газету и тот период своей жизни. Разочарует ли читателя или нет, я не знаю. Думаю, что нет, потому что вообще история показывает, что все, что связано с Довлатовым в поселение годы интересует читателя. А это, все-таки, его тексты, не придуманные кем-то другим и, все-таки, написанные в его стиле.
Александр Генис : Катя, а можно я спрошу, как Вам вспоминается эта пора газетная. Я то помню Вас совсем маленькой тогда еще. Какими Вы нас всех видели?
Катя Довлатова: Ой, вы мне казались такими взрослыми, умными и пьющими.
Александр Генис : Последнее было точно.
Катя Довлатова: Но зато сейчас я просмотрела снимки, сделанные Ниной Аловерт, у нее их огромное количество, сотня фотографий, и я вдруг увидела, какие Вы были молодые и прекрасные тогда.
Александр Генис : А трудно было быть тогда дочкой Довлатов, дочкой главного редактора?
Катя Довлатова : Вы знаете, однажды, один из сотрудников, не буду называть имена, сказал мне: «Ты, Катя, тут не работала бы, если бы не твой отец». С чем я, в общем-то, согласилась. Но это был такой самый неприятный момент. Нет, почему, было хорошо, интересно, мне нравились летучки.
Александр Генис : А как быть дочкой Довлатова сейчас, сегодня, когда он стал культовой фигурой?
Катя Довлатова: На этот вопрос сложно ответить однозначно. Я думаю, что как в любых ситуациях есть две стороны – положительная и отрицательная. В большей степени, наверное, положительная ассоциация, все-таки. То есть, живя в Америке и в России это абсолютно разное ощущение. Потому что в Америке его никто не знает, во всяком случае, мало кто знает. Тут живешь анонимной жизнью. А в России узнают чаще и, поэтому, все время не покидает ощущение, что надо вести себя прилично, например, с незнакомыми людьми или еще что-нибудь.
Александр Генис : А чего ждут от дочки Довлатова? Юмора?
Катя Довлатова: Ждут того, чего во мне нет, увы.
Александр Генис : Катя, Вы рано остались без отца. О чем Вы больше всего жалеете, что Вы не успели сделать вместе?
Катя Довлатова : Наговориться, по-моему. Я пока училась в Лондоне, Вы уже посмеялись на эту тему, но я изучала русскую литературу, и когда я читала вдруг что-то, что на меня производило очень большое впечатление, я хотела узнать реакцию отца. Поэтому я звонила тому же Пете Вайлю, Андрею Арьеву и узнавала, как он относился к этому.
Александр Генис : А что именно? Вы помните какого-то автора, о котором Вы хотели бы поделиться с Сергеем?
Катя Довлатова : Я помню, когда я открыла для себя Бабеля. Я была просто поражена им, он на меня произвел огромное впечатление, причем всем, мне даже внешность его очень понравилась. И хотелось узнать, как и что думал о нем отец.
Александр Генис : Сергей написал про Бабеля совершенно замечательную маленькую вводку в газеты. «Евреи считают Бабеля еврейским писателем, русские считают Бабеля русским писателем. Но это все совершенно не важно, потому что он был замечательным писателем». Как Вы думаете, что бы Ваш отец сделал за эти годы? Ведь ему и сейчас было бы всего 65 лет. Что бы произошло за эти 15 лет, прошедшие со дня его смерти.
Катя Довлатова: Трудно так рассуждать. Я думаю, что он продолжал бы писать и, наверное, у него было бы больше дел, связанных с Россией. Я думаю, что он бы, в конце концов, туда поехал.
Александр Генис : Вернулся бы или поехал?
Катя Довлатова : Поехал. Я не думаю, что он бы вернулся. Но я думаю, что бы там часто бывал. Может быть, даже вел какую-нибудь передачу телевизионную о литературе.
Александр Генис : С выходом газетного тома в корпусе довлатовских сочинений останется лишь один пробел – радиожурналистика. Есть ли у Вас планы, касающиеся этой части творческого наследия Вашего отца?
Катя Довлатова: Мы подумывали об этом, у нас дома хранится архив всех его передач со «Свободы», но - в письменном виде. И сейчас мы пытаемся собрать звуковые записи тоже. Посмотрим. Если дойдут до этого руки, то хотелось бы, конечно, издать и это тоже отдельной книгой, может быть, с вкладышем DVD и звуковыми его прочтениями этих статей.
Александр Генис : Этих скриптов, как бы их называли. Что вам больше нравится – газетная журналистика или радиожурналистика Сергея?
Катя Довлатова : Я никогда не слышал его радиожурналистику. У нас же не принималась «Свобода» в Нью-Йорке.
Александр Генис : Значит, Вам предстоит услышать заново баритон вашего отца. Спасибо большое, Катя, и желаю успеха вашему изданию.
Голос Сергея Довлатова : Как это ни странно, до сих пор не существует путеводителя по Нью-Йорку на русском языке. И создать такой путеводитель, в общем, не просто, потому что Нью-Йорк совершенно не вызывает музейного трепета. Памятники истории здесь почти отсутствуют. Во всяком случае, они не главное. Как говорил один мой знакомый, случись революция, нечего будет штурмовать. И, все-таки, путеводитель нужен, и я даже знаю, что он скоро появится. А пока что, в лучших традициях отечественного самиздата, циркулируют машинописные копии такого путеводителя. Несколько бледных страниц. И там, я это видел своими глазами, указаны главные достопримечательности Нью-Йорка: Эмпайр Стэйт Билдинг, Метрополитен опера и магазин Тимура. Советский гость, оказавшийся в Америке, может не знать, кто такой Авраам Линкольн, и где протекает река Гудзон, но кто такой Тимур, и где находится его магазин электронного оборудования, знают все. Магазин существует 12 лет и среди его клиентов весь цвет советской дипломатии, науки и культуры. В разное время здесь побывали Аркадий Райкин, Донатас Банионис. Алла Пугачева, Людмила Зыкина, Сергей Юрский, Юлиан Семенов, Иосиф Кобзон, Андрей Петров. Да собственно все советские гости проходят через этот магазин.
На скрещении Бродвея и Пятой авеню обосновались Тимур и его команда – менеджер Тимур, а также Сосо и красивая девушка Розита. Все они из Тбилиси. Рассказывают, что группа советских туристов с Кавказа долго прогуливалась по Нью-Йорку, а потом самый старый и уважаемый из них сказал: «Молодцы американцы, какой красивый город построили вокруг магазина нашего Тимура!».
