18 февраля бывшему помощнику президента СССР Михаила Горбачева Анатолию Черняеву вручается премия и диплом национального конкурса "Лучшие книги и издательства года-2008". Конкурс учрежден Русским биографическим институтом, Российской государственной библиотекой и "Литературной газетой". Награды удостоены "Дневники" Анатолия Черняева.
...Году в 84-м, покойный уже ныне участник моих передач Осип Чураков привел меня в Нью-Йорке в мастерскую Эрнста Неизвестного. После третьей и изобильного "чем Бог послал" потек разговор про "что там", то есть, в Москве, и про гримасы еще новой для меня эмигрантской жизни. Посмеиваясь, я рассказал, что встретил недавно в Мюнхене идеолога НТС старика Поремского, хваставшего, что это он лично придумал деление членов Политбюро на "голубей" и "ястребов". Я, весьма слабо представлявший в ту пору, чем какой-нибудь Кириленко отличается от Мазурова, предложил Владимиру Дмитриевичу взять список цековского ареопага и поставить против фамилий "голубей" крестики - тогда станет возможным обсуждение, насколько предлагаемое деление соответствует действительности. Но Поремский тогда запротестовал: социологическая модель не может быть адекватна вульгарной конкретике...
- А я бы мог поставить пару крестиков, - сказал Эрнст.
Выпили. Не закусывая, я ляпнул стереотипное:
- Фамилии, адреса, явки? Хотя бы одну...
Хозяин разлил по новой. И перед тем, как выпить и сменить тему, посерьезнев, сказал:
- Черняев. Ты не знаешь. Запомни...
Такого я действительно не знал. В Политбюро его точно не было. (Впрочем, ведь и Мазурова тоже уже не было. Да и Кириленко уже не был секретарем ЦК. Но я тогда в этом слабо разбирался). Однако фамилию запомнил.
Вернувшись в Мюнхен, посмотрел на его досье. Заместитель заведующего Международного отдела ЦК. Разъезжает по заграничным коммунистическим съездам. На сделанных там фото насуплен и мрачноват. При усах. На голубя не похож.
В перестройку он стал помощником Горбачева, и его имя замелькало в газетах чаще. Потом был август 1991-го, когда Черняев оказался вместе с Горбачевым в Форосе. А в сентябре в "Известиях" появился черняевский форосский "дневник", включенный позднее в пару отдельных книжных изданий.
Описывая подлоги письменных источников по российской истории ХХ века, мой давний знакомый Володя Козлов, ставший ныне главным архивным начальником России, поставил известинскому тексту Черняева суровый диагноз:
"Это всего-навсего обычный пропагандистский прием, призванный отвести подозрения от Горбачева в его причастности к путчу, в его знании хотя бы в общем плане вынашивавшейся идеи чрезвычайного положения".
Как и подобает человеку, ощущающему себя в стане победителей и воспринимающему форосских сидельцев как побежденных, Володя был к последним снисходителен:
"Не стоит […] быть слишком строгим в осуждении Черняева. Посоветуем ему лишь сохранить для будущего свой подлинный дневник".
Черняев, как я понял, познакоившись с ним позднее, обиду затаил, но совет архивиста намотал на ус. Вот уже несколько лет как оригиналы черняевских дневников хранятся в архиве. Причем, в неподведомственном Козлову – в National Security Archive в Вашингтоне.
Познакомились мы с Анатолием Сергеевичем в 1995-м, после того как я с восторогом прочем его мемуары "Моя жизнь и мое время" и догадался, что существует целое собрание дневников автора – не только форосские записи, а с довоенных времен и по нашу пор. Догадался и о том, что все его мемуарные сочинения – лишь разной степени успешности опыты литературной обработки этих дневников. Когда мы подружились (я осмеливаюсь на такую характеристику наших отношений на основании оценки самого Черняева – об этом надпись на одной из подаренных мне им книг), А.С. подтвердил мою догадку о величине его эпистолярного багажа.
Похоже, его многолетние записи, к которым пока что имеют доступ лишь избранные американцы, являются самым полным дневниковым комплексом, связанным с российской историей минувшего века, а автор – наиболее информированным в тайной механике описываемой в его дневниках реальности. Судя по всему, из наезженной колеи не выскочить – российский читатель всегда знакомится с наиболее значительным, написанным его соотечественниками, не первым.
Присвоение звания "лучшей книги года" изданию, являющемуся политическим сколком с дневникового айсберга Черняева, для российской читающей публики – что-то вроде утешительного приза. Что-то вроде демонстрации готовности издать при первой возможности все целиком.
Что ж, может быть, иногда и имеет смысл ставить такие "крестики".
Об Анатолии Черняеве на Радио Свобода:
Дневники помощника президента: "Лучшая книга года"
"Рукописи не горят!" - Но редактируются… (О новом издании документов Политбюро ЦК КПСС)
"Понять перестройку" (4): Черняев – летописец советской эпохи и её конца
1956-2006: бывшее и несбывшееся
Цена победы. Предпраздничные околоисторические дискуссии
Цена Победы. Поколение победителей
Владимир Буковский и международный отдел ЦК КПСС в интернете
...Году в 84-м, покойный уже ныне участник моих передач Осип Чураков привел меня в Нью-Йорке в мастерскую Эрнста Неизвестного. После третьей и изобильного "чем Бог послал" потек разговор про "что там", то есть, в Москве, и про гримасы еще новой для меня эмигрантской жизни. Посмеиваясь, я рассказал, что встретил недавно в Мюнхене идеолога НТС старика Поремского, хваставшего, что это он лично придумал деление членов Политбюро на "голубей" и "ястребов". Я, весьма слабо представлявший в ту пору, чем какой-нибудь Кириленко отличается от Мазурова, предложил Владимиру Дмитриевичу взять список цековского ареопага и поставить против фамилий "голубей" крестики - тогда станет возможным обсуждение, насколько предлагаемое деление соответствует действительности. Но Поремский тогда запротестовал: социологическая модель не может быть адекватна вульгарной конкретике...
- А я бы мог поставить пару крестиков, - сказал Эрнст.
Выпили. Не закусывая, я ляпнул стереотипное:
- Фамилии, адреса, явки? Хотя бы одну...
Хозяин разлил по новой. И перед тем, как выпить и сменить тему, посерьезнев, сказал:
- Черняев. Ты не знаешь. Запомни...
Такого я действительно не знал. В Политбюро его точно не было. (Впрочем, ведь и Мазурова тоже уже не было. Да и Кириленко уже не был секретарем ЦК. Но я тогда в этом слабо разбирался). Однако фамилию запомнил.
Вернувшись в Мюнхен, посмотрел на его досье. Заместитель заведующего Международного отдела ЦК. Разъезжает по заграничным коммунистическим съездам. На сделанных там фото насуплен и мрачноват. При усах. На голубя не похож.
В перестройку он стал помощником Горбачева, и его имя замелькало в газетах чаще. Потом был август 1991-го, когда Черняев оказался вместе с Горбачевым в Форосе. А в сентябре в "Известиях" появился черняевский форосский "дневник", включенный позднее в пару отдельных книжных изданий.
Описывая подлоги письменных источников по российской истории ХХ века, мой давний знакомый Володя Козлов, ставший ныне главным архивным начальником России, поставил известинскому тексту Черняева суровый диагноз:
"Это всего-навсего обычный пропагандистский прием, призванный отвести подозрения от Горбачева в его причастности к путчу, в его знании хотя бы в общем плане вынашивавшейся идеи чрезвычайного положения".
Как и подобает человеку, ощущающему себя в стане победителей и воспринимающему форосских сидельцев как побежденных, Володя был к последним снисходителен:
"Не стоит […] быть слишком строгим в осуждении Черняева. Посоветуем ему лишь сохранить для будущего свой подлинный дневник".
Черняев, как я понял, познакоившись с ним позднее, обиду затаил, но совет архивиста намотал на ус. Вот уже несколько лет как оригиналы черняевских дневников хранятся в архиве. Причем, в неподведомственном Козлову – в National Security Archive в Вашингтоне.
Познакомились мы с Анатолием Сергеевичем в 1995-м, после того как я с восторогом прочем его мемуары "Моя жизнь и мое время" и догадался, что существует целое собрание дневников автора – не только форосские записи, а с довоенных времен и по нашу пор. Догадался и о том, что все его мемуарные сочинения – лишь разной степени успешности опыты литературной обработки этих дневников. Когда мы подружились (я осмеливаюсь на такую характеристику наших отношений на основании оценки самого Черняева – об этом надпись на одной из подаренных мне им книг), А.С. подтвердил мою догадку о величине его эпистолярного багажа.
Похоже, его многолетние записи, к которым пока что имеют доступ лишь избранные американцы, являются самым полным дневниковым комплексом, связанным с российской историей минувшего века, а автор – наиболее информированным в тайной механике описываемой в его дневниках реальности. Судя по всему, из наезженной колеи не выскочить – российский читатель всегда знакомится с наиболее значительным, написанным его соотечественниками, не первым.
Присвоение звания "лучшей книги года" изданию, являющемуся политическим сколком с дневникового айсберга Черняева, для российской читающей публики – что-то вроде утешительного приза. Что-то вроде демонстрации готовности издать при первой возможности все целиком.
Что ж, может быть, иногда и имеет смысл ставить такие "крестики".
Об Анатолии Черняеве на Радио Свобода:
Дневники помощника президента: "Лучшая книга года"
"Рукописи не горят!" - Но редактируются… (О новом издании документов Политбюро ЦК КПСС)
"Понять перестройку" (4): Черняев – летописец советской эпохи и её конца
1956-2006: бывшее и несбывшееся
Цена победы. Предпраздничные околоисторические дискуссии
Цена Победы. Поколение победителей
Владимир Буковский и международный отдел ЦК КПСС в интернете
