В феврале лекции известного философа и писателя Александра Пятигорского, живущего в Лондоне, стали важным культурным событием Москвы. Пятигорский читает лекции в своем родном городе впервые со времени отъезда в эмиграцию в 1974 году. В этот же период — 15 февраля в клубе «Апшу» прошла презентация его книги прозы, выпущенной издательством «Новое литературное обозрение». В книгу вошли два романа Пятигорского — «Философия одного переулка» и «Древний человек в Городе».
Александр Пятигорский с конца 1950-х годов работал в Институте востоковедения АН СССР, научным сотрудником сектора «Истории и религии Индии». Он автор ряда работ по индийской философии («Тамильско-русский словарь», 1960; «Материалы по истории индийской философии», 1962). В начале 1960-х годов работал в Тартуском университете. В соавторстве с Мерабом Мамардашвили написал книгу «Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке» (Иерусалим, 1982). В 1974 эмигрировал в Англию, работает в Лондонском университете. В эмиграции написаны книги: The Buddhist Philosophy of Thought (Totowa, N.J., 1984), «Mythological Deliberations» (London, 1993; рус . пер .: М ., 1996), «Who's Afraid of Freemasons? The Phenomenon of Freemasonry » ( London , 1997). Опубликованы романы — «Философия одного переулка» (М., 1989), «Вспомнишь странного человека...» (М., 1999); сборник рассказов — «Рассказы и сны» (М., 2001). Роман «Вспомнишь странного человека...» получил в 2000 году литературную премию Андрея Белого.
Давний друг Александра Пятигорского — профессор механико-математического факультета МГУ — математик Владимир Успенский, рассказал на презентации об их первой встрече: «К Александру Моисеевичу первоначально я отнесся с большим подозрением, потому что мне сказали, что он философ. Надо представить себе, какое во времена советской власти было отношение нормального человека к профессии философа. Но потом, помню, я пришел в университет на его лекцию по индийской философии и был совершенно потрясен. Это был некоторый курс. Я пришел не на самую первую лекцию. Александр Моисеевич опоздал, по-моему, минут на сорок. На меня уже произвело положительное впечатление, что никто не ушел, все сидели, затаив дыхание, и ждали. Я понял, что я пришел в такое место, где лектора чрезвычайно уважают. Потом я действительно прослушал эту лекцию, которую я до сих пор помню, некоторые ее положения».
На презентации в «Апшу» рассказ математика Владимира Успенского перемежался комментариями философа: «Конечно, его философия, я бы сказал, несколько парадоксальна, потому что его основной тезис, что все совершенно бессмысленно. Если спросить его, а есть ли смысл в этом утверждении, что все бессмысленно, то он опять ответит, конечно нет». «Нет такой вещи, как все. Какой-то смысл могут иметь какие-то названные точки, конкретные вещи». «Да. Как вы понимаете, моя цель была — спровоцировать Александра Моисеевича на подобные высказывания. Его философия, я хочу обозначить ее три черты среди многочисленных. Осмысленное провозглашение, что все бессмысленно — это первое. Второе — происходит различие между "я", мышлением о "я", о самом себе, мышлении об этом мышлении. И третье — философия Александра Моисеевича крайне музыкальна, она неотделима от его устного исполнения. Само исполнение, этот художественный образ, который создает на сцене Александр Моисеевич, каким-то образом это все проникает куда-то чрезвычайно глубоко в селезенку, и он злоупотребляет обаянием в том смысле, что он им навязывает нам свою точку зрения. Причем навязывает ее так, что я начинаю в нее верить, несмотря на то, что я понимаю вслед за ним, что все бессмысленно». «Володя где-то сделал слишком сильный нажим на бессмысленность. Разумеется, все абсолютно бессмысленно, кроме мысли об этом, которая может вдруг иметь смысл».
Александр Пятигорский считает, что почти не бывает реальных разговоров: «Это значит, что при говорении надо еще и думать. Так вот — это редкость: человек начинает реально говорить только тогда, когда что-то серьезно не в порядке».
Книгу предваряет комментарий: «Герои романа — философы, не персонажи притч. Это люди со своими представлениями о мире, со своими страстями и индивидуальным чувством юмора». «Философ только в романе будет иметь свободу выбора для себя и для героя», — говорит Пятигорский. — Роман не может быть жанром философского письма. Но он мне представляется наиудобнейшим жанром для экспозиции самосознания философа».
