Социальная активистка Анна Боклер уже четвертый год помогает пожизненно осужденным из исправительной колонии особого режима "Черный дельфин". Сначала она обучала их английскому языку, а потом создала литературную мастерскую, где заключённые пишут прозу и стихи. Боклер уже издала книгу с работами своих подопечных и планирует привлечь их к созданию для нее иллюстраций.

"Я часто слышу от знакомых такую фразу: "Заключенные в "Черном дельфине" уже давно умерли, им не нужно никакое творчество", но это не так, – рассказала Анна Боклер Радио Свобода. – Я не ставлю перед собой цель перевоспитать тех, кто отбывает срок там. Для меня их литературные произведения – это скорее интересный опыт, возможность посмотреть на творчество людей с огромным бэкграундом, пусть даже в большинстве случаев и очень страшным. А для них это возможность обрести профессию и какую-то социальную роль вне зоны".

Первые письма

И занятия английским, и уроки в рамках литературной мастерской происходят в формате переписки. Этот обмен письмами начался в 2015 году, когда один из заключенных "Черного дельфина" сам связался с активисткой. Анна занималась тогда небольшим волонтерским проектом для людей с тюремным прошлым, а также участвовала в перформансах вместе с другой активисткой и художницей Катрин Ненашевой.

Смотри также

"Сложно даже на свободе". Как осужденные попали из тюрьмы на сцену

Одна из акций девушек происходила на Красной площади. Ненашева назвала ее "Не бойся". Суть акции заключалась в том, что активистка в течение месяца ходила по Москве исключительно в тюремной форме. Таким образом она хотела привлечь внимание к проблеме адаптации бывших заключенных. По ее словам, многие понимают, что такое уголовно-исправительная система внутри колонии, но не все знают, как строится жизнь человека после того, как он из нее выходит и как иногда сложно жить с таким фрагментом биографии.

Акция завершилась тем, что Боклер наголо побрила Ненашеву прямо на Красной площади и сняла с нее робу, "вернув" таким образом к свободной жизни. Статью о перформансе в "Новой газете" увидел один из заключенных "Черного дельфина" и через знакомого, отбывающего наказание в обычной колонии, связался с Анной.

Вместе с этим человеком Анна стала изучать английскую литературу. В каждое письмо активистка вкладывала какое-то произведение и переводила каждое слово на русский. Так продолжалось несколько месяцев. Потом администрация колонии попросила прекратить переписку на иностранном языке, несмотря на то что в письмах не было ни одного непереведенного слова.

"У солнца есть выключатель?"

"После этого мы продолжили общение уже на русском языке. Я предложила заключенному прислать мне свои работы, если они у него есть. Так я познакомилась с его творчеством, а потом и с творчеством еще нескольких осужденных. Я вижу в этом особый смысл: заключенные могут с кем-то поделиться своими произведениями и получить какую-то реакцию в ответ. Они даже могут публиковаться. Например, работы многих заключенных, с кем я общалась, можно найти в альманахе "У солнца есть выключатель?", – говорит Боклер.

Первые работы, которые прислал заключенный Анне, были хорошо написаны и посвящены религиозной или философской проблематике. "По текстам было видно, что создавал их человек читающий. В "Черном дельфине" есть библиотека. Там можно найти стандартный набор классики, а также словари по английскому и немецкому. Учебников, по которым можно было бы изучать иностранные языки, там, конечно, нет", – добавляет активистка. По ее словам, прислать дополнительные книги посылкой нельзя, потому что в колонии действует распоряжение: заключенные должны читать только "правильные книги".

Об этом распоряжении в августе писали и СМИ. По данным издания, администрация колонии запретила присылать заключенным книги и подписывать их на периодику. Согласно российскому Уголовно-исполнительному кодексу, ограничений на переписку быть не может, однако руководство изобрело собственные правила. Из-за них заключенные, с которыми общалась в рамках литературной мастерской Анна Боклер, не могут получить книги со своими произведениями.

Новая идея активистки состоит в том, чтобы заключенные не только создавали отдельные произведения, но и написали целую пьесу, которую можно будет поставить на сцене. Таким образом она хочет развеять миф о том, что осужденные из "Черного дельфина" уже давно "погибли" для общества. Кроме того, Боклер хочет попросить заключенных создавать графические иллюстрации для своих произведений. "Все необходимые для этого условия в колонии есть: карандаши и бумагу найти можно всегда. Технически это легко реализовать, но пока никто из осужденных не изъявлял желания заняться такой формой творчества. Литература – это же формат, идеально укладывающийся в бумажную переписку. Во всей этой истории с творчеством, создаваемым заключенными, мне больше всего нравится то, что таким образом люди могут создать книгу – продукт, который будет потребляться на свободе. Это важно с точки зрения перераспределения ролей, потому что осужденные привыкают только получать то, что выделяется на них из бюджета, а в случае с литературой они со своей стороны тоже могут что-то отдать социуму", – считает Боклер.

Общение активистки с осужденными состоит не только из обмена литературными произведениями. Иногда заключенные просят её прислать фотографии. Например, однажды один из тех, с кем Боклер постоянно общается, попросил ее показать Нью-Йорк. Активистка распечатала на обычной бумаге свои собственные снимки из этого города и вложила их в конверт. Иногда она отправляет отрывки из современных произведений, переписанные от руки. Например, таким образом заключенные из "Черного дельфина" узнали о романе Рубена Гальего "Белое на черном" (автобиографическое произведение о жизни больных детей в советских детских домах. – Прим. РС).

Единственный "друг по переписке"

Каждый месяц Боклер получает около девяти писем и на каждое старается отвечать максимально подробно, потому что понимает: для многих она стала первым постоянным "другом по переписке". В основном в письмах она рассказывает о том, что происходит на свободе, о литературе, рецензирует полученные от заключенных работы.

"У заключенных из "Черного дельфина" обычно нет уже семейных контактов на воле, потому что в тот момент, когда их приговорили к пожизненному заключению или отправили в камеру смертника (так происходило до указа президента Бориса Ельцина в 1999 году о поэтапном сокращении смертной казни. – Прим. РС), у них был уже далеко не один отбытый срок. В таких обстоятельствах семейные связи, конечно, часто рушатся. У них нет никаких коммуникаций с внешним миром, а я чувствую себя достаточно комфортно в роли посредника", – говорит Боклер.

По словам активистки, многие заключенные не понимают, в каком мире они живут. Их представление об устройстве жизни ограничивается тем, что они запомнили из последнего своего пребывания на воле. Чаще всего этот период был очень коротким, поэтому многие до сих пор не знают, что такое интернет и как им пользуются люди, оставшиеся на свободе.

Попытка зацепиться за волю

"Конечно, у меня случаются периоды эмоционального выгорания. Например, был год перерыва, когда я совсем не общалась с заключенными. Потом я снова почувствовала, что мне комфортно переписываться и играть роль посредника между ними и волей. Я бы не занималась этим, если бы переписка меня постоянно расстраивала. Я делаю это, потому что чувствую: пока мы можем давать друг другу новые знания", – делится Боклер. По ее словам, эмоциональное выгорание было связано с тем, что каждый из осужденных в "Черном дельфине" надеется все-таки оказаться на свободе и постоянно пишет ей об этом. Например, однажды один из заключенных попросил активистку найти его сына. При этом единственное, что осужденный знал о ребенке, это то, что его гражданская жена забеременела, когда его посадили. "Конечно, сына он в итоге так и не нашел. Люди там просто цепляются за возможности иметь хоть что-то на воле, и это закономерный и очень естественней путь", – размышляет Боклер.

"Я начала заниматься помощью заключенным, потому что, мне кажется, это одна из самых непривилегированных областей в благотворительности. Это область, куда люди, приходящие в благотворительность, хотят вкладываться меньше всего", – объясняет Боклер.

За все время, что она помогает заключенным, у нее ни разу не попросили ничего материального, вспоминает она. Единственное, чего хотят люди, – это связаться с правозащитниками или юристами. Иногда активистка дает контакты. Многие заключенные попали в "Черный дельфин" после того, как смертную казнь заменили пожизненным лишением свободы. Решение об изменении меры наказания принималось без согласия осужденных, поэтому они надеются его оспорить и на этом основании выйти на свободу.

"Заключенные вполне могут претендовать на пересмотр приговора, потому что указ Ельцина о введении моратория на смертную казнь не был опубликован. То есть формально он не носит публичного характера. При этом в России действует принцип, по которому любые нормативно-правовые акты должны быть представлены публично. Согласия заключенных тоже никто не спрашивал. Их фактически принудительно перевели из камеры смертников в колонии для пожизненно осужденных. При этом реальной возможности обжаловать приговор у заключенных тоже нет, так как получить доступ к указу Ельцина они не могут", – рассказал Радио Свобода член адвокатской палаты Краснодарского края Алексей Иванов.

В российской законодательной базе существует и еще одна дыра, говорит адвокат. Она касается заключенных из "Черного дельфина", потому что многие из них оказались в колонии еще в советское время. "Сейчас норма, за которую они сели, не предусматривает пожизненного заключения, но попытки оспорить это не приносят положительных результатов, потому что суды боятся выпускать этих осужденных. Причем заключенные не могут в большинстве случаев даже претендовать на замену пожизненного срока 25 годами колонии. (Согласно Уголовному кодексу, 25 лет – это максимальный срок нахождения в тюрьме. Даже при сложении сроков за совершение нескольких преступлений максимальный срок не должен превышать 25 лет. – Прим. РС)", – говорит Иванов.

"Черный дельфин" – это самая большая исправительная колония особого режима для пожизненно осуждённых. Находится она в городе Соль-Илецк и считается одной из наиболее мифологизированных зон. В камерах содержатся вместе до 10 человек, но есть и "одиночки". Заключенные находятся здесь под постоянным видеонаблюдением: свет не выключают даже ночью. Сейчас в колонии содержится более 800 человек. Свое неофициальное название исправительное учреждение получило по расположенному во дворе фонтану со скульптурой, изображающей черного дельфина.

По словам Иванова, "Черный дельфин" – самая строгая колония на территории России: максимально жесткие условия содержания, неоплачиваемая сверхурочная работа и отсутствие какой-либо логики в расселении заключённых. В одной камере могут оказаться православный и мусульманин или насильник и жертва. Осужденным запрещено закрывать от света глаза во время сна, класть руку под одеяло или садиться на пол, если в камере нет свободных стульев.

"Правозащитники не занимаются этой колонией, потому что жалоб оттуда не поступает. Они просто не уходят из колонии из-за жесточайшей цензуры. Даже если правозащитники придут, им не дадут пообщаться с заключенными наедине, а если это и произойдет, заключенных запугают настолько, что отвечать они будут заученными фразами "жалоб нет", "претензий не имею", – считает адвокат.

По его словам, даже серьезность преступлений, которые совершили те, кто находятся сейчас в "Черном дельфине", не может служить оправданием для такого жесткого отношения. "Смысл уголовно-исправительной системы состоит в том, чтобы человек исправился. Но разве может жесточайшее обращение способствовать его исправлению? – добавляет Иванов. – Я считаю, что такое отношение к людям, пусть даже к преступникам, в нормальном, цивилизованном обществе недопустимо. Эта система калечит всех: и тех, кто находится в колонии, и тех, кто следит за заключенными и вынужден избивать их или применять в отношении них пытки".