Десять лет назад – 12 июля 2014 года – ушла из жизни российский политик, публицист, основательница партии "Демократический союз" Валерия Ильинична Новодворская.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм
По ее признанию, она с детства мечтала совершить подвиг и в 15 лет осаждала военкоматы, требуя послать ее воевать во Вьетнам – не потому, что вьетнамцы хотели строить социализм, а потому что были слабее – значит, им надо было помочь. Не выгорело с Вьетнамом – стала готовиться к карьере разведчика: ходила в походы, занималась греблей, плаванием, альпинизмом, прыгала с парашютом – и это при полной неспортивности организма и слабом зрении. Любимыми героями были мушкетеры короля, но когда выяснилось, что "у власти в моей собственной стране как раз гвардейцы кардинала, а вокруг одни сплошные рабы, я не стала проливать слезы, а сочла это подарком судьбы", – вспоминала она.
Озарение пришло в 17 лет от чтения "Одного дня Ивана Денисовича": если юный Ганнибал поклялся в ненависти к Риму, я поклялась в ненависти к коммунизму, КГБ и СССР. … Раз при социализме оказались возможными концлагеря, социализм должен пасть".
И в 19 лет она разбросала в Кремлевском дворце съездов листовки с антисоветским стихотворением собственного сочинения, а потом обозвала полковника КГБ "инквизитором, садистом и коллаборационистом, сотрудничающим с Гестапо". Так режиму была объявлена война.
Режим платил взаимностью: здоровье Валерии Новодворской смолоду было подорвано отсидками в психушках, куда ее запихивали со стандартной для диссидентов "вялотекущей шизофренией". Того, что она испытала там и затем подробно описала в своей книге "По ту сторону отчаяния", не пожелаешь злейшему врагу. Она была готова к страданиям и лагерям, но не подозревала, что ее ждут не только жесточайшие пытки, но и беспомощность, унижение и, возможно, уничтожение личности.
Самого страшного, к счастью, не случилось, ее мучили, но в овощ все-таки не превратили. Зато в спецпсихбольнице ее ненависть к советскому строю, способному делать с человеком такое, достигла поистине филигранной выделки.
Чего она только не делала в самые глухие застойные годы! Распространение самиздата – легкая разминка по сравнению с попыткой учредить подпольную антикоммунистическую партию или созданием в 1978 году СМОТ – Свободного межпрофессионального образования трудящихся, а через 10 лет – партии "Демократический Союз". Зато и колесо советской сансары крутилось исправно: психушки – обыски – допросы, психушки – обыски – допросы. Честно говоря, я не представляю, как она это выдержала – да еще умудрилась окончить вуз по фальшивым документам – по настоящим-то кто б ее туда пустил.
Одни называли ее чистой, светлой, бескорыстной, пассионарным бойцом, вечным романтиком, другие в ее яростном отрицании всего советского видели ненависть к народу – именно так отзывался о ней Лимонов, но у меня есть подозрение, что он просто слегка завидовал ей. Помню, как звенело в 90-е имя Новодворской и как потом, в нулевые и десятые, ее и таких, как она, пренебрежительно звали "демшизой". Та голая, некрасивая, колючая правда, которую она бросала в лицо всем без разбору – тем самым жестом, которым швырнула в окно суда горшок с цветами, чтобы сесть на 10 суток вместе с соратницей по партии, – шокировала людей тогда, шокирует и сейчас. Возможно, к ней стоило прислушаться – уже тогда.
Впрочем, брань и насмешки отскакивали от Новодворской как горох. Она и сама была не прочь над собой посмеяться – кто еще из публичных людей мог бы, например, сказать: "Секс – это занятие не слишком увлекательное. Это скучно: я читала!"
Она не брезговала ходить в федеральные эфиры, где на нее кричали, брызгали слюной ее оппоненты, а она бесстрашно говорила, что думает и не считала для себя зазорным объяснять очевидное: что власть преступна, что кагэбэшники не должны быть у руля, что российская империя должна исчезнуть...
Как я понимаю, самым тяжким грехом Валерия Ильинична считала трусость, но смелости и самопожертвования она требовала прежде всего от себя. "Только сейчас, десятилетия спустя, я поняла, что я из одного теста с Павкой Корчагиным, как от него ни отрекайся. Все-таки КПСС, вопреки своим собственным интересам, удалось воспитать из меня настоящего коммуниста, хоть и с антикоммунистическим уклоном. Теперь до меня доходит, что конфликт между мной и эпохой заключался отнюдь не в том, что я была человеком Запада, а все остальное принадлежало советской действительности и тяготело к большевизму, а как раз в том, что я была законченной большевичкой, а так называемая застойная действительность – сытая, вялая, более частная, чем общественная, тяготела к Западу гораздо больше, чем я", – писала она со свойственной ей самоиронией в 1993 году в книге "По ту сторону отчаяния".
Это признание безжалостно по отношению к себе: шутка ли – жизнь положить на борьбу с большевизмом и признать себя плотью от плоти своих врагов.
Тип Новодворской – это отчасти тип Софьи Перовской, протопопа Аввакума, боярыни Морозовой – кстати, уморенной голодом в яме за свое упрямое двуперстие, а Новодворская голодала добровольно – не соглашаясь с очередной отсидкой. Ее двуперстием была ненависть к советской власти, и это двуперстие она не опускала никогда, с наслаждением бросая в лицо своим следователям, тюремщикам, судьям самые изощренные, издевательские проклятия.
О Новодворской спорят, ее ругают и превозносят до сих пор. Племя молодое, незнакомое и неблагодарное, как ему и положено по сценарию, бухтит: ну, и что сделали ваши диссиденты (которых, она, кстати, не жаловала)? Зачем они жертвовали собой? В чем фишка их героизма – выйти, прокричать и сесть, – чтобы что? Где ее партия? Почему она развалилась? Почему не создала коалиции в парламенте – может, если бы они умели идти на компромиссы, мы бы сегодня жили в другой стране?
Жаль, что Валерия Новодворская сама не может ответить на эти вопросы. Недаром ее исповедальная книга называется "По ту сторону отчаяния". "Моя трагедия заключалась в том, что я родилась слишком поздно, когда СССР проиграл Западу в своей "холодной войне"… Анекдот гласил, что социализм – это когда всем все до лампочки. Я же не могла предположить, будучи верным последователем Софьи Перовской, Александра Ульянова и Германа Лопатина, что всем все до лампочки именно при капитализме и что это и есть нормальный порядок вещей! Если бы я родилась где-то в 1917-м или даже в 1905 году, никакой трагедии бы не было. … Разве умереть от руки врагов на руках друзей – это несчастье?" – писала она.
Горбачева Новодворская ненавидела, считала его власть фашистской. Август 1991-го назвала революцией в стакане воды и восприняла трагически – как же, ее выпустили из тюрьмы, не дав умереть за правое дело. "Перестройка – это когда народу открывают клетку, а он не выходит… Все подлинное оплачивается кровью, а суррогат приобретается за права. Перестройка сломила диссидентов", – таков был ее вердикт.
"Я не любила людей… но я научилась любить Россию, когда поняла, что она несчастна, – писала Новодворская. – Чехи не прошли сквозь огонь в 1968-м, венгры в 1956-м. А я мечтала о народе, который нельзя покорить живым, который можно взять только мертвым". Что ж, ее народ тоже был воображаемым – и это тоже ставит ее в ряд самых лучших и чистых сыновей и дочерей русской интеллигенции.
Часто ее взгляд приобретал силу ясновидения. "…Если бы я знала средство, как запутать коды ядерных атак, чтобы воспользоваться ракетами стало невозможно, я бы это сделала с наслаждением. Но добровольно РФ никогда свои игрушки не отдаст: это у нее единственное средство если не производства, то шантажа. Как дубина у неандертальца", – кажется, что это написано о сегодняшнем дне, о его злобе и боли.
"Переменка кончается, звенит звонок. Нас ждет тоталитарный класс и жесткое расписание занятий. Свои 10 минут перемены мы потратили зря. Мы ничего не нажили. Ни гражданского общества, ни приличной власти, ни либеральных институтов…. То, что мы заработали в августе, наше горькое право сдохнуть на воле, у нас могут отнять" – это мрачное пророчество поражает, мало кто в начале 90-х допускал возможность возращения в тоталитарное стойло.
Если где-то и брезжит утешение, то разве что в таких рассуждениях: "России не дано было стать тысячелетним рейхом, в действительности она слишком противоречива и слишком сложна для идеальной деспотии. Эмоции, первый порыв (самый благородный), милосердие и самоедство, проявляющиеся в перманентном диссидентстве, опрокинут в очередной раз все планы национал-патриотов, все чаяния государственников. Третий Рим интересен тем, что постоянно разрушает сам себя силой рефлексии, без всяких варваров".
Сани, устланные соломой, снег, толпа, горящие глаза, поднятое двуперстие. Неспособностью пойти на компромиссы, верностью своим взглядам и принципам она напоминает боярыню Морозову. Впрочем, мне кажется, что Новодворская и на тех санях сохранила бы свои фирменные иронию и самоиронию. И сказала бы что-нибудь парадоксальное, вроде этого: "Мы будем бороться за Россию и вместо России. Если понадобится, против неё. Но оставаясь с ней".
Дина Петрова – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
