Всё чаще политически мотивированные дела в России оборачиваются отправкой обвиняемого на принудительное психиатрическое лечение. Первым за последнее время заметным в этом ряду громким делом стало преследование шамана Александра Габышева. Сейчас на принудительное психиатрическое лечение силовики отправляют и фигурантов рядовых дел, как, например, обвиняемую в "фейках" питерскую активистку Викторию Петрову и обвиняемого в "дискредитации" армии Максима Лыпканя из Подмосковья. Сибирь.Реалии – о том, как в Россию вернулась карательная психиатрия.
"Фиксирована на стремлении помочь окружающим"
Жительницу Красноярска Ольгу Суворову задержали, когда она прилетела в Красноярск из Москвы 18 декабря. До этого она приняла участие в работе инициативной группы по выдвижению Екатерины Дунцовой на президентские выборы.
– Я прилетела ночным рейсом, выхожу по "рукаву" в зону прилёта, а передо мной бегут два человека и кричат: "Это она, она!" – вспоминает Суворова. – На месте получения багажа меня окружили уже четыре сотрудника и предъявили постановление о задержании. Подхватили меня под руки и через всю зону прилёта протащили до автомобиля. В машине я стала рассылать сообщения о задержании, позвонила сыну – в момент разговора с ним у меня выхватили телефон и до сих пор его не вернули. При этом задержали меня сотрудники ОБЭП, с которыми у меня конфликт вылился в уголовное дело.
Суворову задержали в рамках уголовного дела о клевете. История эта началась в октябре 2023 года. Сотрудники ОБЭП заинтересовались грантом, исполнением которого она занималась вместе с одной общественной организацией. Руководителя этой организации вызвали на допрос, а он позвал с собой Суворову. Когда они явились в назначенное время, вспоминает активистка, оперативник заявил, что её тут быть не должно, и толкнул Ольгу на металлическую решётку, огораживающую вход в здание. Суворова подала заявление о нанесении телесных повреждений сотрудником полиции. В возбуждении дела ей отказали, а затем уже полиция инициировала дело о клевете.
Следователь вызвала Суворову через мессенджер, когда та была в Москве. Суворова ответила, что придет, когда вернётся из командировки. Полицейские решили не дожидаться и задержали её прямо в аэропорту. В полиции Суворову продержали до вечера, на следующий день назначили суд, который в качестве меры пресечения назначил ей запрет на пользование интернетом, телефонные звонки и отправку жалоб. Позже Суворова выиграла апелляцию в суде второй инстанции, и эти ограничения были отменены.
А 28 декабря следователь направила Суворову на психиатрическую экспертизу.
– Экспертиза должна по регламенту проходить три часа, моя длилась часа полтора. Врач потыкала меня стетоскопом (у меня был бронхит), измерила давление, а больше всего расспрашивала меня про общественную организацию "Граждане СССР". Её интересовало: знаю ли я эту организацию, как к ней отношусь? Разделяю ли взгляды её участников? Зачем психиатр с 25-летним стажем задаёт мне такие вопросы? Видимо, она хотела вытащить из меня одобрение этой организации, но я же знаю, что эта организация признана экстремистской и её участников в Красноярске отправили в колонию. Я ответила категорично, что с ними не сотрудничала и их не знаю. В итоге врач мне в заключении написала, что я достаточно агрессивно реагирую на какие-то вопросы, и выдала мне психиатрический диагноз – смешанное расстройство личности. Теперь его можно снять только по решению суда.
"На основании вышеизложенного эксперт приходит к вводу, что Суворова О. А. выявляет признаки смешанного расстройства личности неуточнённое состояние (код по МКБ-10 F61.9). Об этом свидетельствует: со школьного возраста активно участвовала в общественной жизни школы, в последующие годы активно участвовала в общественной жизни региона, наличие характелогических особенностей личности, представляющих собой отклонение от образа обычного человека..."
Из раздела "Психическое состояние": "Фиксирована на стремлении помочь окружающим. <…> Усматривается однообразный способ реагирования в стрессовых ситуациях – без заметного изменения социальной адаптации. <…> Противоправность и наказуемость инкриминируемых деяний не понимает, так как уверена в своей правоте".
"Мне может предстоять не только экспертиза, но и сразу лечение"
– Получается, врач уверена в моей виновности до решения суда? – недоумевает Суворова. – О какой виновности идет речь? Только суд может принять такое решение, презумпция невиновности у нас есть? А тут, получается, и вина есть уже, и я её не признаю.
В конце заключения врач рекомендует провести в отношении Суворовой стационарную психиатрическую экспертизу. 8 февраля суд по ходатайству следствия направил Суворову на 30-дневную психиатрическую экспертизу. На опротестование решения суда у Суворовой есть 15 дней.
– Суд проигнорировал норму закона, что если в контролирующие органы поданы жалобы на первую экспертизу, то вторую нельзя назначать до получения ответов. Я написала жалобы в прокуратуру и Росздравнадзор, что назначение мне психиатрической экспертизы в стационарных условиях я считаю проявлением карательной психиатрии, – говорит Суворова. – Они обязаны ответить мне в течение 30 дней. Ещё я проконсультировалась в Росздравнадзоре, и там рассказали, что во время этой экспертизы меня уже могут "лечить", поскольку у меня уже есть в деле психиатрический диагноз. Это значит, что я больная, и, если врачи видят ухудшение симптомов, они должны прийти на помощь пациенту и лечить его. Причём негативными симптомами могут быть как депрессивная подавленность, так и излишняя активность, а уж если пациент ещё недоволен условиями содержания, возмущается, значит, агрессивный – его опять надо колоть… Попробуйте вести себя ровно в незнакомой обстановке, в палате на 8 человек, где есть и настоящие душевнобольные, в течение месяца… Боюсь ли я? Да, я боюсь остаться овощем! Просто овощем! При этом экспертиза может растянуться на 90 дней – врачи могут продлевать её под предлогом, что им не хватило времени на обследование.
– Вы считаете, что происходящее с вами неслучайно?
– Я уже говорила, что задерживал меня (хотя я не скрывалась) не уголовный розыск, а сотрудники ОБЭП – те, с кем у меня конфликт. Далее, в Уголовно-процессуальном кодексе есть регламент – когда необходимо назначать психиатрическую экспертизу. Я ни по одному параметру не подхожу: я не наркоманка, я не получала психиатрическую помощь раньше, я не училась на психиатра – и так далее. В деле нет ни одной бумажки, касающейся моего здоровья.
То есть сейчас воспользовались ситуацией и хотят приписать мне этот психиатрический статус. Кстати, по закону, если у человека есть психиатрическое заболевание, то разные государственные инстанции могут его заявления не рассматривать и на них не отвечать.
– На вас же завели дело о клевете на сотрудника полиции, почему они не доводят его, а свернули на психиатрический диагноз?
– Его расследование займёт несколько месяцев, а впереди важная дата – выборы президента в марте, всего через полтора месяца. В этой ситуации им надо максимально сделать так, чтобы меня на эти даты голосования не было на свободе. Потому что я участник женского движения "Мягкая сила". Потому что у меня бешенный опыт, связанный с избирательными кампаниями. Потому что я поддерживаю акции против Путина, я поддерживала Екатерину Дунцову.
"Мы возвращаемся к карательной психиатрии"
4 февраля в Новокузнецке в очередной раз в недобровольном порядке госпитализирован в психиатрический стационар активист и бывший сирота Игорь Горланов. С иском в суд о госпитализации обратилась Новокузнецкая психбольница, в которую Игоря доставили полицейские, задержав его в торговом центре. Ранее, 31 декабря Горланов вышел на одиночный пикет с плакатом "Россия против пыток" к зданию ФСБ в Новокузнецке. За эту акцию его арестовали на 15 суток.
6 декабря суд в Уссурийске, несмотря на мнение врачей, в третий раз отказал в переводе шамана Александра Габышева в психбольницу общего типа.
Весной 2019 года Александр Габышев отправился из Якутска в поход в Москву для проведения "обряда изгнания Путина". По пути к нему присоединялись люди. Шамана задержали через несколько недель на границе Бурятии и Иркутской области.
Позже Габышева поместили в психоневрологический диспансер, а затем против него возбудили уголовное дело о призывах к экстремизму. В октябре 2021 года Якутский городской суд поместил Габышева на принудительное лечение в Новосибирскую психиатрическую больницу спецтипа. Его обвиняли в применении насилия к сотрудникам правоохранительных органов и экстремизме.
В апреле 2022 года Александра Габышева перевели из новосибирской психбольницы в уссурийскую.
Россия возвращается к практике карательной психиатрии, считает правозащитник Алексей Прянишников, адвокат шамана Александра Габышева и активиста Игоря Горланова.
– Конечно возвращаемся, я всегда это говорил и повторяю. Здесь вопрос не в масштабах, количество дел может быстро вырасти. Вопрос в методиках, вопрос в подходе. В чем он? Вот, например, есть инакомыслящий человек, нужно к нему какие-то меры по нейтрализации применить. Уголовное дело удаётся возбудить не всегда, потому что доказательств мало или вообще состава преступления нет. В такой ситуации зачастую прибегают к использованию психиатрии. А там уже применяют наработки, которые остались ещё с советских времен.
Психиатры здесь используют в качестве одного из определяющих признаков психических заболеваний термин "оппозиционность" – не в политическом, а в медицинском смысле, но "политические" под него тоже попадают. Для врачей оппозиционность – это когда человек противопоставляет себя большинству.
– То есть если ты относишься к политическому меньшинству, то ты потенциально больной?
– Да, если при этом ты ещё как-то активно демонстрируешь своё несогласие с властью. У психиатров есть набор коронных выражений. Так, в случае с Горлановым используют такие обороты: "все чаще и чаще занимался оппозиционной деятельностью", "участвовал в уличных мероприятиях оппозиции". Здесь применяется характерный приём – врачи используют такие фразы и при этом не описывают медицинские признаки заболевания, симптомы, а поведение человека, участвующего в протестах, высказывающего свое мнение. А дальше суды ограничиваются формальным проштамповыванием этих заключений, и человека госпитализируют. Это при том, что у суда есть все данные ему законом возможности относиться критически к таким врачебным заключениям/заключениям экспертов, добиваться проверки поставленного диагноза. Но закон не обязывает судью, к примеру, назначать повторную психиатрическую экспертизу, в нём написано так: в случае, если у судьи есть сомнения, то он может назначить повторную экспертизу – по своему усмотрению или ходатайству сторон.
Есть масса постановлений высшей судебной инстанции, где говорится о том, что нельзя доверять не подкреплённым основаниями словам врачей, но судьи ограничиваются формальным подходом и выносят решение о недобровольной госпитализации, изучив медицинские документы по диагонали. Судьи же понимают, что от них ждут. А если отказать в госпитализации, то кто-то может быть недоволен, могут вызвать к председателю суда, тот будет ругать. И всё это вместе выстраивается в методику карательной психиатрии. Масштабы её применения пока небольшие, но любые карательные практики всегда начинаются с первого дела, с отработки методов. А затем уже это становится обычным делом, и в каждом регионе найдутся ответственные лица от органов, которые и определяют: на этого достаточно материалов – возбуждаем уголовное дело. А на этого нет, но на митингах много кричит – давайте его отправим в психушку. Есть примеры, которые у всех на слуху, как история шамана Александра Габышева, которого без всяких на то оснований отправили в психушку. "А давайте и мы так сделаем, съездим к главврачу психбольницы и переговорим", – рассуждает сотрудник. Вот так процесс и развивается потихоньку.
– Получается, что в зоне риска каждый активист, который несколько раз принимал участие в каких-то акциях?
– Да, вполне, и можно не участвовать во множестве акций. Достаточно того, что человек в разговоре с полицейскими будет заявлять о своих правах, говорить эмоционально – так было с Горлановым, когда его задерживали в первый раз в 2019 году. Он при общении с полицейскими в отделе пользовался 51-й статьей Конституции, которая позволяет не свидетельствовать против себя, активно требовал удостоверения у сотрудников, переписывал номера жетонов. Да, эмоционально, но он не проявлял вербальной агрессии, физической агрессии, не угрожал никому из окружающих, не заявлял о суициде и не пытался его совершить. Но полицейские решили, что его поведение ненормально, и повезли его в психбольницу.
Весь механизм, связанный с применением психиатрии, от начала до конца не подразумевает никакой состязательности, когда человек может что-то противопоставить доводам полицейских, а потом и врачей, которые пишут эти заключения. Чем больше ты пытаешься защититься, тем больше потом про тебя напишут в заключении, что ты излишне эмоционален, что у тебя какое-то невротическое состояние.
– То есть чем активнее человек защищается, тем хуже?
– Любой врач-психиатр профессионально цепляется за эмоции, поэтому я всегда говорю, что при общении с психиатрами лучше никаких эмоций не проявлять и общаться ровно. С другой стороны, нельзя показывать апатии, когда человек очень спокоен – это тоже могут использовать как основание, чтобы усомниться в психическом здоровье. Психиатрия очень субъективна, душевную болезнь невозможно увидеть при помощи, например, томографа, или лабораторного исследования анализов — всё строится на субъективных выводах врача. При этом, когда полицейские привозят к психиатру человека на экспертизу, то у многих врачей есть понимание: раз полиция привезла, значит, наверное, не просто так. И врачи тут проявляют мягкотелость. Хотя здесь и закон, и набор прав у врачей позволяет им какие-то независимые решения принимать, когда они видят, что у человека нет признаков заболевания. Но гораздо проще плыть по течению.
– Такую практику можно назвать "запасным вариантом" для следствия?
– Не для следствия, а для всей правоохранительной системы в целом. Это видно на примере шамана Габышева. Когда следователи стали понимать, что по делу об экстремизме у них всё слабо и даже эксперты-лингвисты ФСБ из другого региона дали уклончивый ответ по поводу видеороликов, на которых основывалось дело, система пошла по пути бесконечных госпитализаций. А для этого не нужно ничего особенного – только повод найти. Например, приезжаешь к человеку домой, скажем, взять тест на COVID, он отказывается. И всё – вызываешь бригаду, увозишь человека в психбольницу, проводишь соответствующий разговор с главврачом.
– Попавший под экспертизу человек имеет право на независимое исследование?
– Если у человека есть компетентный и честный адвокат, который заявит ходатайство о проведении повторной экспертизы. Но там другая проблема. Когда дело политически мотивировано, то ты хоть миллион ходатайств заяви, принеси миллион заключений независимых психиатров, – суд, как правило, на это внимания не обращает. В ответ звучит стандартная фраза: нет оснований не доверять экспертам, профессионализму врачей, которые писали заключение, врачебной комиссии, значит, в проведении экспертизы необходимости нет, в её проведении следует отказать. По делам Габышева было три госпитализации, и каждый раз мы заявляли ходатайства о проведении повторной экспертизы, и каждый раз нам отказывали. В рамках уголовного дела, где его на принудительное лечение отправляли, тоже заявлялись ходатайства о повторной экспертизе. Каждый раз мы привозили специалиста, который готовил своё заключение о том, что в заключении экспертов есть недостатки, но реакция всегда была одна – отказ.
– Получается, что первичный диагноз ставят полицейские – их как-то обучают этому, готовят?
– Нет, с ними не работают медики. Всё определяется на глаз.
– Вы в личном порядке общались с врачами? Они делились своим мнением?
– В самой первой больнице, куда был помещён шаман Габышев, – в Новосибирской психбольнице с интенсивным наблюдением был врач, который сразу сказал: "Это не наш пациент. Мы не видим у него признаков, которые наблюдаем у других наших пациентов". И подтверждением этих слов стало то, что меньше, чем через три месяца врачи там выдали заключение о переводе Габышева в другую больницу – с более мягким режимом. Понятно, что освободить они его не могли, а то бы это был последний день их работы, но тем не менее он провёл в этой больнице несколько месяцев, а не два-три года, как основная часть её пациентов.
Те врачи, с которыми я общался, они всё прекрасно понимают. Другая картина с якутскими врачами – они то ли сильно запуганы, то ли идеологические установки в голове соответствуют на 100% установкам от властей, они ни в частных беседах, ни в документах ни разу не делали никакой поблажки Габышеву. Из лечебных учреждений, в которых он побывал за почти пять лет, Якутский психдиспансер – самое антигуманное учреждение, все самые негативные оценки, которые можно дать, – они все относятся к этому психдиспансеру. В других больницах я вижу у врачей понимание, что происходит что-то неправильное.
– Но они в системе работают.
– Да, за рамки системы они выйти не могут. В Уссурийске, где сейчас Габышев, отношение к нему человеческое. Общение не ограничивают, посылки передают быстро. То есть стараются смягчить негативный эффект от пребывания там хотя бы человеческим отношением, – говорит Алексей Прянишников.
