Текст: Настоящее Время
Принятый в конце 2022 года закон о запрете "пропаганды ЛГБТ", одобренный депутатами в июле 2023-го запрет на "смену пола" в документах и хирургическим путем – все эти законодательные изменения стремительно ухудшают жизнь квир-людей в России. Когда летом 2023 года министр здравоохранения Михаил Мурашко заявил, что по поручению Владимира Путина в России на базе Федерального центра психиатрии им. Сербского создадут институт по изучению поведения ЛГБТ-людей, представители сообщества стали высказывать опасения, что в стране могут попытаться в той или иной форме внедрить конверсионную терапию.
Конверсионная терапия – это терапия, направленная на то, чтобы изменить сексуальную ориентацию или гендерную идентичность человека. Научных обоснований такая терапия не имеет, а из МКБ (Международной классификации болезней) гомосексуальность и трансгендерность исключены в 1990 и 2019 годах соответственно. Эксперт ООН по вопросам сексуальной ориентации и гендерной идентичности Виктор Мадригал-Борлос в 2020 году призвал к глобальному запрету конверсионной терапии. В России открытых конверсионных клиник не существует – официальная психиатрия не предлагает такого вида "лечения". Но ЛГБТ-активисты сообщают о частных реабилитационных центрах, куда людей отправляют, чтобы "исправить" и "переубедить" – в том числе под давлением близких или даже насильно. Некоторые психиатры и сексологи также предлагают подобные услуги, не называя их "конверсионной терапией", а говоря о "преодолении гомосексуализма", "психотерапии гомосексуализма и трансгендерности". Психиатры и психотерапевты, которые придерживаются принципов доказательной медицины, настаивают, что подобное "лечение" опасно, так как может привести к усилению гендерной дисфории, травматизации и депрессии.
О том, как такое "лечение" было устроено и к каким последствиям привело, Настоящему Времени рассказала трансгендерная девушка Ада – ее пытались "исправить", поместив в закрытый реабилитационный центр. Через девять месяцев ей удалось сбежать и обратиться за помощью.
"В нашей семье такого быть не может"
"Я задавала вопрос: "Почему я не родилась девушкой? Я хочу быть девушкой". И появлялась мысль каждый раз в голове: "Не получилось в этой жизни, будешь в следующей". Потом я решила, что это фетишизация, что я не девушка и что мне это все кажется, что это желание – ложь", – рассказывает Ада, 23-летняя трансгендерная девушка.
Свою семью она описывает как "консервативную, но богатую" и говорит, что в семье всегда чувствовала себя белой вороной, так как чаще принимала людей, чем ее родители. Как-то на стажировке в США, вспоминает Ада, она подружилась с темнокожими молодыми людьми. Родители тогда спросили у нее: "Что ты общаешься с черными ребятами? Ты не думаешь, что они могут тебя обидеть?" По ее словам, в семье представителей квир-сообщества называли исчадием ада, из-за чего у Ады развивалась внутренняя гомофобия. Ненависти к квир-сообществу у нее не было, но она старалась закрыть глаза на то, что такие люди существуют, и игнорировать собственное желание быть девушкой. У взрослеющей Ады случилось несколько депрессивных эпизодов, но родители, по ее словам, искали для этого любые другие объяснения, например академическое выгорание.
В 18 лет Ада переехала из Калининграда в Москву и начала учиться в ВШЭ. "В Москве открытость восприятия взглядов вышла в то, что я начала копаться в себе, думать о том, кем я являюсь. Я стала заглядывать туда, куда боялась заглянуть", – рассказывает она. В 2020 году Ада приняла саму себя и совершила каминг-аут перед друзьями и в университете. Все отреагировали хорошо, Ада не испытывала давления. Она прошла медкомиссию и начала гормональную терапию. Признаться и родителям тоже Аду вдохновили позитивные истории о том, как люди делали каминг-ауты перед родителями, а те в итоге меняли свои взгляды "на 180 градусов" и поддерживали детей. "Когда я сказала, что я трансгендер, родители мне сказали: "В нашей семье такого быть не может".
"Операция на сердце"
Ада продолжала жить отдельно от родителей в Москве. Когда началось полномасштабное вторжение России в Украину, она стала ходить на антивоенные митинги – ежедневно с 24 февраля до 5 марта 2022 года. В начале весны в активистском чате стали появляться сообщения о том, что полицейские приходят к митингующим домой, проводят обыски и задерживают. Ада запаниковала и решила, что для нее правильно будет уехать на время из Москвы в Калининград, где живет ее мама. Девушка собиралась пробыть там до того момента, пока не уедет в Европу: Ада планировала свадьбу со своим партнером из Канады и готовила необходимые для переезда документы. "Все налаживалось", – вспоминает свои ощущения Ада.
В Калининграде она жила отдельно от родителей, и в один из дней в августе 2022 года получила от мамы сообщение, в котором та писала, что скоро у нее будет операция на сердце в Новосибирске и она просит Аду поехать с ней. Девушка решила съездить, посчитав, что это будет правильным моментом для восстановления отношений с мамой. В Новосибирске их забрал личный автомобиль, который, как думала Ада, везет их в центр, где маме будут делать операцию. По пути машина свернула на сельскую дорогу, мама Ады вышла, а вместо нее в автомобиль подсел крупный мужчина. Двери заблокировали, и машина поехала в реабилитационный центр в Алтайском крае. Там, по словам Ады, ее продержали девять месяцев и пытались "лечить" от трансгендерности.
"Посиди, это для тебя же"
"Это закрытая территория, на территории находится два дома, несколько технических помещений. Спали в общих комнатах по 10–12 человек. Несмотря на то, что это реабилитационный центр, это был центр как бы от всех болезней. В то время я была единственная трансперсона, но со слов людей, которые приезжали туда не первый раз, там "лечили" геев", – рассказывает Ада.
В распоряжении Настоящего Времени есть контакты реабилитационного центра, где находилась Ада, однако мы не называем его до начала официального расследования по ее заявлению.
На сайте центра сообщается, что в нем лечат людей с наркотической и алкогольной зависимостью. Нахождение в центре платное – от 750 рублей в сутки. Программа центра ставит своей целью "направить человека на осознанное изменение личности".
Ада рассказывает, что в центре у нее забрали все вещи, включая мобильный телефон, и выдали новую одежду. Единственным доступным способом общения с внешним миром были письма. По словам Ады, они проходили цензуру директора центра, после чего их отправляли адресату – маме девушки. Ада писала, что ей плохо в центре, и просила забрать. Мама, по словам Ады, отвечала: "Посиди, это для тебя же".
Ада рассказывает, как выглядело "лечение": оно состояло из медикаментов, общих собраний для зависимых, разговорной "терапии" и трудотерапии. Ада говорит, что в центре ее поставили перед фактом, что ей нужно принимать лекарства, но не говорили, какие именно. По воспоминаниям девушки, это были голубо-белые пилюли и овальные таблетки коричневого цвета, она принимала их два раза в день в течение месяца. В одном из разговоров персонала она подслушала, что ей с помощью медицинских средств "восстанавливают" натуральный уровень тестостерона. В первое время Аде удавалось выплевывать таблетки, но потом сотрудники центра это заметили и с тех пор заставляли проглотить лекарства под присмотром.
Хотя формально центр не позиционирует себя как религиозный, вспоминает Ада, ежедневно после завтрака всех собирали на встречу, напоминающую утреннюю молитву. Говорили, например, о любви к богу или о том, как люди принимают свою душу, после чего каждый высказывался. В конце все вставали и молились вслух. Базовая программа для всех присутствующих в центре была одинаковая, независимо от "болезни" или зависимости. Духовных наставников не было, но был психолог, который занимал в разговоре позицию союзника, рассказывает Ада. Он говорил, что не считает трансгендерность проблемой, он видит ее проблему в самопринятии. "Если ты себя ассоциируешь с транссообществом, то ты просто не можешь принять себя", – приводит Ада его слова.
Вызывая Аду на разговоры, сотрудники центра говорили ей, что ЛГБТ-сообщество разваливается: "Вы являетесь представителем вымирающего вида, и слава богу, что этот вид вымирает". Она вспоминает, что ей показывали программы американского консервативного обозревателя Карлсона Такера с Fox News, который выступает против ЛГБТ-сообщества, а также новости о Яне Дворкине, руководителе центра "Т", который помогает трансгендерным и небинарным людям (его обвиняют в ЛГБТ-пропаганде), и о готовящемся на тот момент законопроекте о запрете пропаганды ЛГБТ. "Они даже собирали консилиум по последнему поводу и говорили, что мне конец, так как я выкладывала материал об ЛГБТ, и что они сделают все, чтобы я поняла свои ошибки". Также в центре ей давали читать религиозную конверсионную литературу: "В этих книгах прямо написано, что трансгендерность – это болезнь, которую вы не можете сами излечить, и единственное, как вы можете излечиться, – отдаться на волю бога, и бог излечит".
Во время трудотерапии Аде поручали "мужскую" работу. "Я люблю готовить. В один момент, когда они узнали, что мне это нравится, они сказали, что "он занимается женскими делами". Запретили ходить на кухню и отправили пилить дрова", – рассказывает Ада. С тех пор ее главными обязанностями было пилить и рубить дрова, убирать территорию центра. Также Аду заставляли играть в футбол. Когда она не хотела, ей говорили: "Что ты, как баба, в стороне стоишь, футбол для мужиков. Иди играй".
Ада вспоминает, что одним из "мужских" поручений для нее стала кастрация живого борова. Она говорит, что тогда почти убедила себя в том, что это занятие обошлось для нее без последствий, но сейчас чувствует себя травмированной: "Недели две назад я просто просыпаюсь в холодном поту, потому что вспоминаю это, и думаю: "Возможно, я все-таки травмирована". Я не ощутила сразу эффект ПТСР, но он сейчас медленно развивается. Подруга рядом сидела и говорит: "Ты вся трясешься, все нормально?" – "Да, все хорошо!" – а у самой в голове такой ужас происходит".
Конверсионная терапия: "реабилитационные" центры и принудительная госпитализация
По словам Владимира Комова, старшего партнера организации DELO LGBT+, ему известно около десяти случаев, когда люди попадали в конверсионную терапию в центрах, действующих как центры реабилитации. Принято считать, что люди приезжают туда по доброй воле, но так происходит не всегда. Такого рода центры могут использовать рабский труд и нарушать 127-ю статью УК РФ (незаконное лишение свободы). Комов говорит, что это "обычный бизнес", так как центрам выгодно, чтобы к ним приезжали и возвращались люди.
Комов также объясняет, что "терапия" в таких центрах строится на давлении окружающих и "ответственности" за других. "Говорят, что если ты будешь играть по правилам, "играть роль мальчика", то сначала станешь ответственным, потом бригадиром, потом мы тебе разрешим жить в соседнем районе, и ты будешь приезжать к нам как волонтер. А когда ты поедешь к нам как волонтер, мы скажем родителям, что ты справился, и отпустим тебя", – рассказывает Комов. Но, объясняет он, речь идет не о каком-то "излечении", а о принуждении человека подстроиться под мнение общества: "Это движение по иерархии, выстраивание схемы доносов и социальных связей, которые человека подстраивают под определенную роль". Владимир Комов добавляет, что иногда такого рода терапию пытаются проводить религиозные организации: "Они занимаются исправлением ЛГБТ, потому что это помогает увеличивать паству и приводить новых людей в церковь. Это даже более опасно".
Говоря о случившемся с Адой, Владимир Комов вспоминает несколько известных ему из юридической практики случаев, когда люди были принудительно госпитализированы. Один из них касался религиозной семьи, где православные родители не принимали трансгендерность дочери и добивались признания уже 18-летней трансгендерной девушки недееспособной. Суд проводил экспертизу, а так как трансгендерная девушка не успела совершить переход юридический, на время медэкспертизы и наблюдения ее направили в мужскую палату. Команда Владимира Комова до сих пор не выиграла суд, и трансгендерная девушка находится под угрозой признания недееспособной. "Девушке удалось сбежать от своих родителей, переехать в Москву и там трудоустроиться, – рассказывает Комов. – Тогда суд передал дело в Москву. Хотя, казалось бы, надо было прекратить дело – если человек дееспособный, работает, сам снимает квартиру".
Еще один случай принудительной госпитализации в практике Комова касался трансгендерного человека, на которого напали по мотиву ненависти. Полиция тогда просто вызвала психиатрическую помощь, в документах указали, что у человека есть признаки суицидальных наклонностей, и он был направлен на лечение. "Нам удалось человека вызволить из больницы, хотя суд признал необходимым лечение. После подачи апелляционной жалобы, не дожидаясь второго судебного заседания, больница сама пересмотрела свое решение и выпустила его".
"Ада поступила туда не добровольно и не могла находиться там ни часу"
Защитник Ады Константин Боков уточняет, что центр, куда попала Ада, не конверсионный. "Как я вижу, посмотрев их сайт и пообщавшись с Адой: туда добровольно поступают люди, которые подписывают документ, что они согласны на терапию. Скорее всего, они все наркозависимые или у них есть сходные зависимости. Они поступают от отчаяния основной болезни, поддавшись на уговоры родственников или приняв свое решение. Они там лечатся: трудотерапия, лекарственная терапия под контролем врача. Там есть забор, есть стадии, которые ведут к ремиссии, когда человека можно выпускать из центра. Но Ада поступила туда не добровольно, и она не могла по закону находиться там ни часу. Это преступление", – говорит Боков.
Конверсионную терапию как явление Константин Боков относит к недобровольной госпитализации без решения суда. Он объясняет, что добровольно на конверсионную терапию трансгендерные персоны не согласятся, а принудительно лечить таких людей нет оснований: "Потому что нет критериев, которые бы соответствовали статье 29 ("Основания для госпитализации в медицинскую организацию"). Нельзя человека, который не опасен для себя и окружающих, у которого состояние не будет ухудшаться, если его не лечить, принудительно лечить. Трансгендеры именно такие – так что нельзя их трогать пальцем без их согласия. Есть наркозависимые, они говорят же: "Я хочу добровольно". А Ада что говорила? "Отпустите меня, я не хочу тут быть". А что ей отвечали на это? "Зависит от тебя, когда мы тебя выпустим".
При этом сейчас, когда Аде удалось покинуть центр и она надеется привлечь его руководство к ответственности за принудительное удержание, препятствием для возбуждения дела может стать то, что под давлением она подписала документы о нахождении в центре по собственному желанию:
"Все было направлено на то, чтобы меня максимально подавить. Документы заставили подписать в центре. Я говорю, что не буду подписывать. Ко мне подходят, начинают угрожать, что надо подписать. И в итоге пришлось подписать то, что они мне давали", – говорит Ада.
"Может быть, человек что-то напутал?"
В заявлении в Следственный комитет (копия есть в распоряжении Настоящего Времени) Ада указывает, что подписывала документы и подчинялась указаниям руководства центра из-за того, что там ограничивали ее передвижение, били, унижали и угрожали побоями. Например, в первый же день после приезда в центр ее поместили под замок, из одного помещения в другое перетаскивали силой, скрутив. "Старшие" обитатели центра (люди, которые находятся на реабилитации дольше и выполняют ее условия, получают больше прав) и сотрудники называли ее "пид*расом" и "х*есосом". При попытке сбежать в сентябре 2022 года Аду избили: били по лицу, ударили в висок, бросали в реку. Еще раз ее избили в кровати в декабре 2022 года – после того, как обнаружили записку, которую девушка пыталась передать на волю с уезжающими. В марте 2023-го душили, отбирая личные записи, которые Ада втайне вела на английском языке.
Врач-психиатр, работающий в центре, о "лечении" в котором сообщила Ада, на вопрос Настоящего Времени о том, могут ли у них пройти реабилитацию трансгендерные люди, ответил так: "Любое заболевание можно вылечить". "Надо разговаривать с человеком, на каком уровне у него произошел этот сдвиг. И из этого уже будем исходить", – сказал собеседник по телефону. Однако он категорически отрицает, что трансгендерные или зависимые люди находятся в центре принудительно: "Этого никак не может быть, потому что у нас центр открытый. Удерживать людей – это, во-первых, по конституционному праву неправильно, а во-вторых, какое может быть лечение, если человека удерживают? Может быть, человек что-то напутал?"
Врач также сообщил, что никаких проверок в центре не проводила и не проводит ни полиция, ни Следственный комитет. Он подтвердил, что мобильные телефоны во время реабилитации запрещены, но документы у прибывающих, по его словам, не отбирают. "Как я могу забрать у пациента, допустим, документы его? Средства связи – есть правила центра: когда человек приезжает, он едет без средств связи, они находятся без них. А документы ни у кого никто забирать не имеет права".
"Друзья узнали, где я, а полиция получила заявление о моей пропаже"
При этом Ада говорит, что ее паспорт так и остался в реабилитационном центре. Она рассказывает, что провела там девять месяцев – с августа 2022-го по апрель 2023 года. Ее мать отвечала друзьям, что Ада живет в Канаде и не хочет ни с кем говорить. Девушка пыталась передавать на волю записки, но говорит, что первое такое послание ее друзья получили лишь в феврале 2023 года: "С того момента началась долгая операция, которая привела к тому, что я здесь, на свободе, а не там, в центре. Они узнали, где я, а полиция получила заявление о моей пропаже". Однако выбраться ей удалось не сразу после этого: по словам Ады, в конце апреля 2023 года ее отвезли в полицию вместе с сотрудником центра – и там в его присутствии она написала, что не имеет ничего против своей "реабилитации". "Когда я подписывала бумаги, мне сказали: "Подпишешь – и все, будешь свободна. Я подумала, что это хорошие условия сделки". Однако после этого ее вернули обратно в центр.
Через неделю ей удалось позвонить в полицию: Ада взяла разблокированный телефон посетителя центра, который от него отошел. Она сказала полицейским, где находится, и попросила ее освободить. "Парень, который помогал мне и смотрел, чтобы во время звонка никого не было рядом, сказал, что вероятность один процент, что этот звонок мне поможет". Однако полиция все-таки приехала.
"Полиция спросила про меня в центре, меня позвали. "Вы звонили, вас задерживали?" – "Да". – "Сколько?" – "Девять месяцев". – "Вы хотите домой?" – "Да". – "Собирайся", – вспоминает Ада разговор с сотрудниками.
Ада говорит, что сначала подумала, что это шутка, но собрала вещи. С полицией она поехала в участок, где ее допросили. Полицейские оказались добросовестными. На следующий день они отвезли Аду к следователю, который ее тоже допрашивал, а после этого отпустил. Ада поехала в Барнаул, поселилась в хостеле и жила там до 10 мая 2023 года. После этого уехала в Москву и связалась с организацией, помогающей людям ЛГБТ+.
Владимир Комов полагает, что до правозащитников доходят лишь немногие из тех, кто пострадал от конверсионной терапии, так как людям "проще сбежать и попытаться забыть про это". "Все домашнее насилие отчасти связано с тем, что человек находится в зависимом состоянии от родственников. Поэтому когда это сопряжено с зависимостью от семьи, люди не приходят", – говорит Комов. Это же подтверждает и юрист Константин Боков.
Комов также отмечает, что иногда люди готовы находиться в конверсионном центре, чтобы не возвращаться "к своим неадекватным родственникам".
После выхода из центра Ада еще не виделась с мамой: "Мне раньше говорили: она твоя мать, твой родной человек, она желает добра, пойми ее правильно. Но после нахождения в центре… Моя мать – это просто человек, который меня родил. А мне надо бороться с теми вызовами, которые создала мне жизнь с ней".
В заявлении в СК Ада и ее защитник сообщают о похищении и содержании в неволе. "Сейчас надо возбуждать уголовное дело. Мы штурмуем правоохранительные и надзорные органы, потому что было похищение, содержание в неволе, пытки, принудительный труд. Есть еще, к сожалению, вопросы к психиатру, который там работает. Он лечил Аду без ее согласия", – говорит Константин Боков, Адин защитник.
Константин хочет добиться того, чтобы трансгендерных людей не лечили против их воли. В то же время юрист говорит, что есть вероятность, что уголовное дело так и не возбудят, так как Ада подписала в центре документы, что находится там добровольно: "Эти документы являются достаточной защитой для всех злодеев, которые Аду мучили".
Сейчас Ада возобновила гормональную терапию и говорит, что, несмотря на пережитое, чувствует себя женщиной. В конце июня 2023 года она поменяла гендерный маркер в паспорте на женский.
