С начала войны в поселке Усть-Кабырза Кемеровской области, где проживает 600 человек, похоронили уже трех мобилизованных. В прошлом году простились с Никитой Корольковым, в этом году – с представителями малочисленного народа – шорцами Игорем Тепчегешевым и Владимиром Шипеевым.
"Один мой брат погиб, второй – потерял руку"
На одном берегу Усть Кабырзы – несколько улиц, школа, садик, почта, администрация, магазины и рекламные щиты с Z-пропагандой. Кто-то из местных – в футболке с буквой Z во всю грудь.
На другом берегу – всего несколько домов. Добираются сюда летом, пока река не замерзнет, на лодках. По разрушенному мосту ходить опасно, никто уже и не решается.
На том же малообитаемом берегу Мрасс-Су на горе находится кладбище. Покойников сюда с одного берега на другой доставить можно двумя способами.
– Можно арендовать вездеход, "Урал", например, – рассказывает паштык (старейшина) шорской общины Анатолий Судочаков. – Но пересечь реку на вездеходе возможно лишь летом, когда воды немного, и зимой, когда Мрасс-Су замерзает: даже большая машина проедет без проблем по льду. В остальное время используем обычные моторные лодки, они есть у каждого. Везем гроб на лодке, а уже к могиле несем на руках, что поделать. Но там не далеко: минут 5–10 в гору. А вездеход может в принципе подъехать прямо к могилам, единственное, иногда иногда зимой снега слишком много: приходится сугробы чистить вручную.
Местные уже и не могут припомнить, почему хоронить стали именно на горе. Одни говорят, что это дань старым традициям: когда-то шорцы хоронили прямо на деревьях. Вместо гроба тело покойника заворачивали в пластину бересты и подвешивали в ветвях кедра или оставляли на специальном помосте, установленном на четырёх столбах. С распространением православия у шорцев появились кладбища, они обычно располагались за улусом на горе.
"А может, на горе решили хоронить, чтобы могилы не смыло водой", – рассуждает молодой шорец, который согласился перевезти нас с одного берега на другой.
На самом видном месте на здешнем кладбище – три могилы. Это погибшие в Украине: Никита Корольков, Игорь Тепчегешев и Владимир Шипеев.
Двоюродная сестра Владимира Шипеева Ирина Величутина сейчас живет в Новокузнецке и работает парикмахером. Гроб Шипеева отвозили на кладбище за горой на вездеходе: в похоронах помогла администрация.
– У Вовы день рождения 17 августа должен был быть, – рассказывает Ирина. – Но поминать мы не будем. Теперь его день – 1 июля, когда Володя погиб. Будем кормить дух огнем по древней шорской традиции – такой поминальный обряд. Мы кое-что сохранили из старины, хотя, например, крестики носим, как христиане. Наш род, Шипеевский – чистокровные шорцы, родом из деревни Бугзас (деревня входит в состав Усть-Кабырзинского сельского поселения. – СР). У нас очень большой род: 34 двоюродных брата и сестры.
30-летний Шипеев ушел на войну осенью 2022 года, когда началась мобилизация. 3 июля 2023 года он должен был поехать в отпуск, но погиб 1 июля: во время обстрела осколок попал солдату в спину. Сослуживцы повезли Шипеева в полевой госпиталь, но он скончался по дороге. На родину его везли 14 дней, а 14 июля похоронили на кладбище за рекой в Усть-Кабырзе. По словам Ирины, собралось около 200 человек. Пришли многочисленные родственники и родной брат Владимира – доброволец, вернувшийся с войны без руки.
– С Усть-Кабырзы забрали многих, – говорит Величутина. – Вова спецоперации не боялся, когда призывали – сразу пошел. В октябре уже был на фронте. Но наша семья сильно переживала, когда его забрали. Ведь сразу два сына оказались там. Средний брат у меня тоже был на "СВО" ("специальной военной операцией" российские власти называют войну в Украине. – СР), служил по контракту. Вернулся "трехсотым", потерял руку правую, осколочное ранение тоже есть. Но из армии он все равно не ушел: сейчас работает с контрактниками в Таштаголе.
Владимир Шипеев в армии служил только после школы: попал в танковые войска. После армии решил остаться в Усть-Кабырзе, гонял фуры, иногда подрабатывал водителем в Новокузнецке.
– Как и все усть-кабырзинские пацаны, рыбалку любил, меня даже учил рыбачить, – говорит Ирина. – В семье любимчиком был, естественно, младшенький же. Он, знаете, такой добрый был, безотказный. Часто все делал за спасибо. Мне очень его не хватает.
"Наша народность вымирает. Молодежь уезжает в города. Или спивается"
Речка Мрасс-Су иногда преподносит неприятные сюрпризы. При наводнении в 1960 году по реке поплыли прибрежные дома. Весной 1962 года утонули восемь школьников, которые плыли на занятия с одного берега на другой на пароме. Вода в реке на тот момент сильно поднялась, и капитан судна не справился с управлением. На территории местной школы №26 стоит памятник погибшим. На фасаде этой же деревянной школы сегодня висит растяжка с портретом Никиты Королькова.
У входа в здание – мемориальная табличка.
– Фотография на школе – инициатива моей одноклассницы. Она сама теперь в этой школе учителем работает. Корольков – это ее сын. Он семь лет в ВДВ по контракту служил в Псковской дивизии. А когда война началась, их первых и бросили туда, – рассказывает Анатолий Судочаков.
Мама десантника Никиты Королькова сначала согласилась на интервью с журналистом Сибирь.Реалии, а потом отказалась, не объяснив причин.
– Недавно парень еще вернулся с Украины. Сын другой моей одноклассницы – Шуртрековой Галины. Мы даже не знали, ушел добровольцем. Вот вернулся, ему руку оторвало. В Питере лежал. Теперь протез делать будут. Сильно ничего не говорит. Ему же нельзя, он военный, – говорит Судочаков.
Усть- Кабырза – административный центр поселения, в который входит 29 небольших поселков. Здесь есть детский сад, средняя школа, библиотека, два клуба, почта, фельдшерский пункт, три магазина и Кабырзинское лесничество. Местные работают либо в этих бюджетных организациях, либо на частных пилорамах. Рабочих мест на всех не хватает. Многие стоят на учете по безработице.
– Нас, шорцев, осталось очень мало. Наша народность вымирает, – говорит Анатолий Судочаков. – Молодежь уезжает в города. Или спивается, так как у нас нет иммунитета к алкоголю. А спивается почему? Потому что работы нет. Сейчас проехал по деревне, там валяются бутылки. Где только деньги берут. Нам ЛЭП провели, связь провели. Жить-то уже можно. Еще несколько лет назад, я, чтобы позвонить, в Таштагол ехал. Работа бы была – они бы остались. Но, правда, запретили коренным жителям в национальном парке охотиться. Мы сейчас это дело пробиваем. Бьемся. Как так? В федеральном законе прописано, что мы на наших исконных территориях можем вести наш обычный образ жизни: охотиться и рыбачить. А Шорский национальный парк нас гасит: запрещают охотиться даже нам.
Шорский национальный парк был образован 27 декабря 1989 года. Официально – для того, "чтобы сохранить и восстановить уникальную природу Горной Шории". Эта особо охраняемая территория занимает треть Таштагольского района – 414 тысяч гектаров. Теперь проживающие в его границах шорцы (речь идет о 33 населенных пунктах) вынуждены жить при бесчисленных запретах. Коренному населению нельзя на территориях Национального парка охотиться, рыбачить, колоть дрова, заготавливать сено с помощью трактора, сажать картофель на полях и даже собирать мох без разрешения дирекции парка. За 2021 год (более свежих данных нет) составлено 97 протоколов об административных правонарушениях режима особой охраны территории национального парка.
– У нас тут ничего не меняется, не строится с царских времен, – рассказывает местный житель, шорец Алексей Тудегешев (фамилия изменена по просьбе героя). – А живем мы в основном на МРОТ. На 10 тысяч рублей. Выживаем только за счет подсобного хозяйства, охоты да рыбалки. А нам постоянно гайки закручивают: то сюда плыть нельзя, то здесь ловить нельзя, то можно, но немного. Запретили нам нашу традиционную охоту. А еще ограничение в древесине. Мы теперь даже дров на зиму без разрешения и надзора напилить не можем. А это исконно наша земля. Мы здесь всю жизнь жили, и никаких проблем не было. А потом началась эта круговерть: постоянно какие-то запретительные законы придумывают. Уже и не знаем, на что мы имеем права. Во многие поселки электричество только недавно провели. А когда нам построят новую, например школу, или больницу, вообще, не знаем. Сейчас Украину завоюем, там все отстроим, потом, может быть, и до нас дойдет очередь. Дожить бы до этого, – то ли всерьез, то ли с мрачным юмором говорит Тудегешев. И добавляет:
– А пока туристы только дают возможность заработать. Хотя мы официально и не имеем права их возить или сдавать комнаты. Надо оформлять документы, налоги платить. Этим никто не хочет заниматься: мороки много, а будет ли результат – не факт.
Уже больше 10 лет кузбасские власти пытаются развивать здесь туризм. В этих местах и правда есть, что посмотреть. Анзасская пещера, где якобы живет йети. Недалеко – пещера Шаман с необыкновенным колодцем внутри. Местные уверяют, что если загадать желание с чистыми помыслами, бросить камень вниз и через две минуты услышать, как он долетит до дна, то все сбудется. В этих же краях в 2009 году экспедиция новокузнецкого историка Юрия Ширина нашла захоронения женщины знатного рода (датируют V веком до н. э.), которую окрестили Кабырзинской принцессой. Среди шаманов она столь же почитаема, как и Алтайская принцесса. Через месяц после извлечения из могилы Кабырзинской принцессы произошла авария на Саяно-Шушенской ГЭС. Шорцы верят, что это взаимосвязано.
Именно из Усть-Кабырзы начинаются многодневные сплавы по Шорскому национальному парку с заездами на водопады, различные скалы и пещеры. Есть даже отдельные туры – "В гости к детям тайги" (так называют шорцев). Туристам предлагают не только насладиться красотами Сибири, но и поучаствовать в камлании (обряд задабривания шаманом духов), научиться готовить пелбены (шорские пельмени), послушать байки потомственного шорского охотника, освоить игру на тебир-комусе (шорском варгане). Стоимость такого тура на 7 дней от 70 тысяч рублей на человека. Но шорцы говорят, что им от всего этого в лучшем случае достаются копейки.
"Мы с братом гуляли вот здесь, и прям мимо нас вели колонну под автоматами"
Мама погибшего в Украине шорца Игоря Тепчегешева Елена Судочакова работает в местном музее "Трехречье". Она прочитала в соцсетях просьбу Сибирь.Реалии об интервью. И не ответила.
А сам музей достоин отдельного рассказа. Одна из его экспозиций называется "Шорский ГУЛАГ".
25 апреля 1938 года в поселке Темиртау (130 километров от Усть-Кабырзы) был основан Горношорский лагерь (Горшорлаг). Численность заключенных в нем на 01.10.38 составляла 11 700 человек. Они работали на строительстве железной дороги, разрабатывали рудные месторождения. Смертность доходила до 25–27%.
По периметру экспозиции – высокий деревянный забор и колючая проволока, смотровые вышки. А также: КПП, штрафной изолятор, штабной барак, клуб-столовая, жилой барак, баня-прачечная, фельдшерский пункт. Все они воссозданы по воспоминаниям очевидцев и лагерным схемам. Гости музея могут пообедать в арестантской столовой, посидеть в камере, посмотреть предметы быта, рабочие инструменты заключенных. А также познакомиться с архивными документами и фотографиями из различных лагерей Южкузбасслага.
Вот, например, воспоминания Аникиной Марии Егоровны, родившейся в 1923 году, в селе в Алтайском крае:
"Отец – Иунихин Егор Анатольевич 1888 г. р., мать – Надежда 1889 г.р. сестра – Пелагея 1914 г.р., и братья – Федор 1918 г.р., и Иван 1930 г. р., в 1931 году были признаны кулаками, выселены из деревни Толотинка, в соответствии с постановлением ЦИК и СНК от 01.02.1930 года "О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства, в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством" и направлены на спецпоселение в Кемеровскую область. Их привезли в шестой Каз под надзор. Отец и брат работали на лесоповале, но вскоре их искалечило. Мать умерла 1932 г., младших детей воспитывала старшая сестра Пелагея. Жить было очень тяжело, подростков гоняли собирать сучки, надсмотрщик выгонял их из землянок с бичом, было очень холодно и ноги примерзали к чуням…"
Горшорлаг был ликвидирован в 1953 году. Хотя еще в 1947 году на его базе создали специализированный лесозаготовительный ИТЛ – Южкузбасслаг. Управление лагеря находилось в Сталинске (ныне Новокузнецк). В число 15 лагерных отделений входило Кабырзинское, которое в свою очередь состояло из двух лагпунктов. Тогда в Усть-Кабырзу этапировали первых заключенных. В основном это были "политические" и сосланные из Поволжья немцы.
– У нас тут много зон было. В поселках Кичи, в Сензасе. Помню, маленький совсем был, мы с братом гуляли вот здесь, и прям мимо нас вели колонну под автоматами. Столько времени прошло, а я как сейчас помню. Но, с другой стороны, зато тогда у местных работа была, – вспоминает Анатолий Судочаков.
"Просто их легче всего загрести было, деревни прошерстили и сгребли"
В центре Усть-Кабырзы стоит памятник погибшим в Великой Отечественной. В первые же дни войны шорцев отсюда призвали на фронт. Осенью 2022 года, как только объявили мобилизацию, представители военкоматов так же, как и 80 лет назад, отправились по отдаленным улусам.
– Среди мобилизованных из района большинство – шорцы. Это можно даже посчитать по фотографиям, которые размещены на билбордах в Шерегеше и Таштаголе. Просто их легче всего загрести было, деревни прошерстили, всех, кого можно, кто не был в тайге на тот момент, и сгребли. Они же простодушные и ведомые, когда с позиции власти к ним обращаются, – говорит житель Таштагола Павел Поляков.
30 поселков в Таштагольском районе фактически отрезаны от цивилизации. Летом люди тут передвигаются на лодках или лошадях, а зимой по расписанию раз в неделю летает вертолет. За 200–300 рублей шорец может слетать в райцентр Таштагол. Во время мобилизации рейсов запустили больше.
– Люди из военкоматов прилетали в отдаленные деревни на вертолетах, в районы, где нет дорог, чтобы мобилизовать мужчин в армию. Если в деревне с населением в сто человек призывают дюжину мужчин, это губительно не только для деревни, но и для всего шорского народа, численность которого составляет всего 12 000 человек. Тем более что мобилизованных отправляют на верную смерть, – рассказывает Яна Таннагашева, представитель в ООН Общества народов, находящихся под угрозой исчезновения / Международный комитет коренных народов России (ICIPR).
С весны в Таштагольский район стали приходить "грузы-200" с телами шорцев.
– Сколько уже всего погибло шорцев на войне – не скажу. В соцсетях регулярно вижу сообщения, что тогда-то будет прощание с таким-то (шорская фамилия), погибшим на "СВО". На улицах есть билборды с фотографиями погибших на Украине. На шорском языке рекламы службы по контракту не видела. Но, думаю, здесь дело в том, что 99% шорцев не знают своего языка, поэтому бессмысленно. Но вот представители шорских общин со словами поддержки спецоперации на телевидении и в различных пабликах выступают часто, – рассказала Наталья Чудоякова, шорка, приехавшая в гости в Усть-Кабырзу из Новокузнецка.
С пропагандистскими призывами к шорцам "объединиться с другими гражданами России ради могущества, единства и светлого мирного будущего детей и поддержать СВО", по местным телеканалам выступили, например, председатель Общества "Шория" Владимир Апанаев и председатель Мысковской общественной организации коренного малочисленного народа шорцев "Томазак Тура" Светлана Душкина.
По открытым источникам журналистам Сибирь.Реалии удалось установить имена шести погибших на войне шорцев, еще один числится без вести пропавшим. Все они жители Таштагола, Шерегеша или Усть-Кабырзы, то есть населённых пунктов, где есть связь и интернет.
– С Кабырзы человек 10 мобилизовали. В тайге никто не отсиживался. Мы же в России живем. Один закон для всех. По всем деревнях много, конечно, забрали. Недавно мужик с Таштагола приезжал, рассказывал, что вроде уже 24 мужика с Таштагольского района погибли. Официально-то не говорят. Я только четверых шорцев из Таштагола знаю, кто погиб. Война же не разбирает: шорец или нет. Всех забирает. Дело страшное, конечно, – говорит Анатолий Судочаков.
В ноябре прошлого года глава Таштагольского района Андрей Орлов опубликовал в своем телеграм-канале видеоролик со Светланой Протоповой. У нее на войну ушли два сына и муж. Младшего сына Сергея мобилизовали, старший брат Александр и муж Сергей решили его поддержать и отправились добровольцами.
В июне прошлого года шорские шаманы провели на реке Таенза обряд в поддержку российских военных, которые отправились в Украину. Они призвали духов-покровителей встать на их защиту. Во время ритуала затихли птицы. Шаманы объявили, что это хороший знак – природа услышала. Значит, скоро война закончится. Но осенью в России объявили мобилизацию.
