В момент нападения Германии на СССР изменилась жизнь советских людей по обе стороны колючей проволоки. Заключенные и другие репрессированные тоже рвались на фронт, самоотверженно трудились и верили, что победа принесёт им свободу. Однако амнистии дождались не все. В годы войны появились новые категории репрессированных, в этот период зафиксирована самая высокая смертность за всю историю ГУЛАГа.
Цинга и черная пурга
Исследователи, изучающие историю политических репрессий, чаще всего обращаются к сюжетам, связанным с Большим террором 1937–38 годов, или кампаниям последних сталинских лет. История ГУЛАГа в годы войны остается на периферии их внимания.
– Вклад узников ГУЛАГа в победу был, и не малый, – говорит председатель красноярского "Мемориала" Алексей Бабий. – Я только не уверен, что этим можно гордиться, потому что это был подневольный труд. Если говорить о Красноярском крае, то самый впечатляющий пример – Норильлаг. Норильский комбинат построен заключенными незадолго до войны. Там производили необходимый для танкостроения никель. Норильлаг и "Норникель" – это, можно сказать, одно и то же. Некоторое время руководитель "Норникеля" одновременно являлся и начальником Норильлага. И трудились на Норильском комбинате в годы войны в основном заключенные, вольнонаёмные занимали только руководящие должности.
На сайте красноярского "Мемориала" опубликованы вспоминания политзэка Александра Гаевского, который находился в Норильлаге в 1939–47 годах. Мемуары написаны на рубеже 80-х и 90-х. Гаевский вспоминает киевское детство в годы революции, когда его семья пряталась в подвалах от солдат сменявших друг друга армий. Учебу в Москве на инженера-путейца в 20-х, работу преподавателем в Алма-Ате, свою безграничную веру в непогрешимость советской власти, массовые аресты, начавшиеся в середине 30-х по всей стране, в том числе в Казахстане. В ноябре 1937-го пришли и за ним. Обвинили в контрреволюционной деятельности. Ночные допросы, тюрьмы и пересылки, первые годы в Норильлаге, где он сперва был на самых тяжелых общих работах – рыл котлованы киркой. Узнал, что такое дизентерия, цинга и чёрная пурга (пурга при очень низкой температуре, при которой лица обмораживали ещё сильнее).
Гаевский свидетельствует, что Норильск и "Норникель" строили не комсомольцы, как утверждала советская пропаганда, а заключенные. Комсомольцы приехали только во второй половине 40-х. Накануне войны, по словам Гаевского, смертность среди осужденных была такой, что от обычных гробов отказались – трупы закапывали в больших ящиках, в которые складывали сразу несколько покойников. Хоронили голыми, отдавая одежду живым.
В войну инженер Александр Гаевский, оставаясь заключенным, работал в управлении Норильского комбината, куда его перевели по распоряжению начальника строительства Норильлага Авраамия Завенягина.
"Всех взбудоражила начавшаяся война. Хотя с первого её дня все радиоточки в лаготделениях были отключены, новости мы незамедлительно узнавали через вольнонаёмных. Как кощунственно прозвучали слова "вождя", уничтожившего миллионы безвинных людей, обращённые к народу – "братья и сёстры"!.. Реакцией "врагов народа" на известие о войне была массовая подача заявлений об отправке на фронт. На такие заявления ответов не давали – подразумевалось, что и так всё ясно. Заявления принимали только от уголовников, и некоторые из них удовлетворялись", – вспоминает Гаевский.
Как он пишет, с началом войны потребность в металлах многократно возросла, и все работы в Норильлаге форсировались. По его словам, опыта строительства на вечной мерзлоте не было, проектные работы легли на плечи завезённых специалистов-заключенных. Проблему защиты от снежных заносов узкоколейки, по которой подвозили продовольствие и грузы, решил заключенный – инженер Потапов.
Александр Гаевский вспоминает, что оборудованием и пропитанием Норильск в те годы снабжался в основном караванами судов из Америки. Зимой 1941–42 годов немецкая подлодка потопила два больших каравана на подходе к Дудинскому порту. Ниже – большой фрагмент из мемуаров Гаевского, в котором он рассказывает, как гибель караванов сказалась на жизни заключенных, а также о том, какими категориями пополнился Норильлаг в годы войны.
"Комбинат оказался в тяжелейшем положении, особенно с продуктами питания. Сказалось это прежде всего на заключённых. Их стали кормить варёным пшеничным зерном, да и то по минимальным нормам. Привело это к истощению, в первую очередь тех, кто был на общих работах. Во время работы человек, внешне кажущийся здоровым, внезапно падает, температура тела резко снижается, и он не в состоянии не только двигаться, но даже стоять на ногах. Чтобы не называть такое состояние истощением, придумали термин "переохлаждение". Места работы находились иногда на расстоянии в несколько километров от лаготделения. Работа бригады не прекращалась, и "переохлаждённые" ждали окончания рабочего дня, – если выдерживали. Возвращаясь с места работ, конвой заставлял тех, кто мог передвигаться, нести на себе упавших товарищей. Для измотавшихся в течение рабочего дня это было тяжёлой дополнительной нагрузкой. Затащив не могущих двигаться (или трупы) в зону, их бросали на снег и разбегались по своим баракам. Это, конечно, жестоко, но каждому хотелось прежде всего сохранить свою жизнь.
Итак, снова трупы и трупы. Кто их считал?
Ещё до начала отечественной войны в Норильск прибывали этапы так называемых "финских солдатиков". Это были наши солдаты и младшие командиры, участники бездарно задуманной и фактически проигранной войны с финнами. Их обвинили во всех смертных грехах, чтобы скрыть от народа действительных виновников. Они рассказывали, что им пришлось перенести и как они обижены совершённой над ними расправой.
Затем в Норильске оказалась, целиком или частично, эстонская армия. Прибыла она вместе со своим командным составом, включая генералитет…
Была завезена в Норильск команда испанского корабля, неизвестно чем провинившаяся. Это был приветливый, доброжелательный народ, передавший нам, зэкам, искусство плести из ниток заготовки для ажурных женских туфель. Вскоре вся вольнонаёмная женская часть населения щеголяла в невиданных у нас ранее красивых туфлях. Шили эти туфли в лагерных сапожных мастерских.
Испанцы не выдержали испытания суровым заполярным климатом и начали болеть и умирать. Вскоре их из Норильска вывезли, так же как вывезли и эстонских генералов", – вспоминал Александр Гаевский.
Председатель красноярского "Мемориала" Алексей Бабий рассказывает, что большинство красноярских заводов на правом берегу Енисея построены узниками ГУЛАГа.
– Только "Красцветмет" с "Тяжмашем" занимают половину правого берега. А ещё есть с десяток мелких предприятий, – уточняет он.
Заключенные в годы войны и трудились на этих заводах, производя, по словам Бабия, "всё, вплоть до танков и снарядов".
– Как-то всегда считается, что ГУЛАГ – это только заключенные. Но в структуре ГУЛАГа были и управления, занимавшиеся спецпоселенцами, и так называемая Трудармия. Репрессированные перетекали из одной категории в другую. Тех же спецпоселенцев могли мобилизовать в созданную в 1942 году Трудармию. После чего их либо переводили в спецпоселение на другое место, либо отправляли в лагеря. В Краслаге было примерно 20 тысяч трудармейцев. У них не было статьи, но они жили и работали так же, как заключенные. Случалось, что, например, за неосторожное слово трудармеец получал срок и становился заключенным.
В сельском хозяйстве все категории населения ГУЛАГа тоже были заняты, в том числе в годы войны. В Красноярский край депортировали прибалтов. Большая их часть оказалась в нашем крае после войны, когда появились "лесные братья" (неофициальное наименование вооружённых национально-освободительных формирований, действовавших в 1940–1950-е годы в Прибалтике. – Прим. СР), но начали они прибывать уже после указа от 14 июня 1941 года – около 20 тысяч. И депортированных советских немцев 77 тысяч. Их направляли в основном в село, а потом стали забирать в Трудармию – одних на Урал, других в наш Канский лесоповальный лагерь. В селе депортированные выращивали хлеб, который шёл и на фронт. И ещё была эпопея, когда трудармейцев – раскулаченных и депортированных – отправляли на север Красноярского края в район Дудинки ловить рыбу. Говорили, что эта рыба идёт на фронт, но добывали ценные породы – сиг, чир. Думаю, шла она на стол начальству и ВОХРу Норильлага. Но, наверное, менее ценная рыба и до зэков доходила. Получалась опосредованная цепочка: одни репрессированные ловили рыбу, чтобы кормить других репрессированных, производивших в Норильлаге необходимый фронту никель, – рассказывает Алексей Бабий.
Награждение и наказание
– О вкладе заключенных и репрессированных в победу можно и нужно говорить, – считает Василий Ханевич, руководитель томского общества "Мемориал", учредитель и старший научный сотрудник Томского музея истории политических репрессий. – В 90-е на эту тему были публикации историков. Есть сборник архивных документов под редакцией академика Яковлева. Другое дело, что в последнее время российское общество больше гордится победой, чем задумывается, какую цену заплатили за неё, в том числе заключенные.
Если перед войной в ГУЛАГе – в колониях, на спецпоселениях – находилось около 3 млн человек, то за годы войны через ГУЛАГ прошло около 5 млн. Разделение на свободных и заключенных было условным. Многие граждане СССР в годы войны не имели права менять место работы – колхозники, рабочие оборонной отрасли. Наказание для нарушителей – опять же ГУЛАГ.
– Как заключенные реагировали, узнав о начавшейся войне?
– О начале войны зэков особо не информировали. Они узнавали об этом не из официальных сообщений, а из ужесточения режима. Условия содержания резко ухудшились. В 1942–43 годах каждый пятый заключенный умер от голода и непосильной работы. Это самая высокая смертность в ГУЛАГе за всё время его существования. Но в ГУЛАГе, как и во всей стране, наблюдался патриотический подъём. Фёдор Тихменёв – литератор, в 1920-е годы возглавлявший Томское отделение Сибирского Союза писателей, – в 1933 году был репрессирован по политической статье, получил десять лет. Но в лагере его держали дольше – до конца войны. Он написал повесть о репрессиях "Через непонятное". Сюжет такой: советские заключенные создали тайную организацию, цель которой – своим трудом помогать фронту, выполнять и перевыполнять план.
В ГУЛАГе в годы войны действительно резко сократились отказы от выхода на работу.
– Заключенные работали на обеспечение нужд фронта?
– Они строили стратегические объекты, например аэродромы. Строили предприятия оборонной промышленности и трудились на них. К примеру, в Томске как раз перед войной была ликвидирована детская колония "Чекист", на её базе создали лагерь заключенных, где все военные годы выпускались мины.
Из лагерей ЧСИР (членов семей изменников родины) больше всего известен казахстанский "АЛЖИР" – Акмолинский лагерь жён изменников родины. Но и в Томске в ноябре 1937 года учредили такой лагерь. Там находились около 3 тысяч заключенных женщин, в том числе сестры маршала Тухачевского, жена Якира, жёны ученых Пулковской обсерватории, балерины Большого театра. В 1939 году этот лагерь перевели на станцию Яя томской железной дороги – сейчас это территория Кемеровской области. В годы войны он исправно работал, там шили спецодежду для заключенных и обмундирование для фронта.
Отдельная большая тема – "шарашки", в том числе и в Сибири. В Омске была "шарашка", где работали Королёв и Туполев. В Томск в первый год войны перевели "шарашку" из ленинградских "Крестов", ее основной задачей была разработка проектов и рабочих чертежей артиллерийских систем и модернизация систем, состоящих на вооружении флота и береговой обороны. Через год её перевели в город Молотов (Пермь).
В Кузбассе заключенные и репрессированные работали на шахтах. В Норильске добывали руду и трудились на новых производствах. Специфика Томской области – спецпереселенцы, в основном раскулаченные, оказавшиеся в наших краях в 30-е годы. На сайте нашего музея есть виртуальная выставка "Из спецов Нарымскго края в защитники отечества". В годы войны ссыльные ковали победу в тылу, а их дети, переселённые в 30-е вместе со взрослыми членами семей, сражались на фронте. Среди них есть и полные кавалеры Ордена Славы, и по меньшей мере десять героев Советского Союза. Например, повторивший подвиг Александра Матросова Алексей Лебедев. Его отец в это время находился в ГУЛАГе.
Не так давно мы нашли информацию о братьях Сидельниковых – Василии и Пармении. На сайт она ещё не выложена. Герои Советского Союза. Один погиб, второй остался жив. В официальных биографиях сказано, что воспитывались в детдоме, но не упоминается, что попали они в детдом после гибели их родителей в Нарымской ссылке, как и о факте раскулачивания родителей.
Пытаемся соединить базы данных: "Мемориала", начитывающую 3 миллиона человек, базу данных Минобороны "Память народа" и "Бессмертный полк" – семейные архивы. У нас на сайте довольно большой список биографий, где подробно рассказывается не только о ратных подвигах этих фронтовиков, но и о предшествовавшей им ссылке родителей, – объясняет Василий Ханевич.
Целыми семьями вымирали
Александр Мусохранов – инвалид войны, Герой Советского Союза. "В мае 1942 года, когда был разрешен призыв на воинскую службу спецпереселенцев, призван в РККА, в действующей армии с июля 1942. Участвовал в боях на Брянском, Воронежском и 1-м Украинском фронтах; получил 6 ранений. В боях при форсировании р. Днепр севернее Киева сержант Мусохранов в числе первых в своем стрелковом полку переправился через реку 30 сент. 1943, огнем из пулемета отразил несколько атак противника и прикрыл переправу однополчан. В бою на дороге Лютеж-Демидов (севернее Киева) подбил автомашину, 2 повозки с боеприпасами и уничтожил до 20 фашистов; переправившись через р. Ирпень, перерезал дорогу Демидов-Синяк, по которой подходили подкрепления гитлеровцев, уничтожил 3 автомашины противника", – приводится на сайте Томского музея истории политрепрессий биографическая справка.
В Колпашеве Томской области, где герой прожил вторую половину жизни, установлен его бюст. В честь Мусохранова названа улица. Но прежде чем наградить, родина жестоко и безвинно наказала, выслав в 1929-м семью Александра из Алтайского края в Нарым. На сайте музея опубликованы рукописные воспоминания Мусохранова о первых годах жизни в ссылке.
"…Поплыли вверх по Бакчару на большой лодке, которая называлась баркас. Несколько мужиков тянули по берегу лямки, как волжские бурлаки, остальные толкали шестами, упираясь в дно или берег реки… Впервые в жизни пришлось испытать, что такое комары, гнус, пауты. Такого гнуса в степных районах не водилось. Спасались от них дымокурами, а потом стали делать сетки – накомарники… Жили хорошо возчики да староста. Они не испытали голода, а другие хлебнули с лихвой. Ели хлеб и лепешки, испеченные с добавленной "мукой" из гнилушек, мха, малиновых листьев. Летом было легче прожить в тайге – ягоды, разные съедобные травы, грибы, а вот зима многих отправила на тот свет… Соседи решили бежать от голода в родные края. Потребовали с отца деньги за свой пай коровы, а где было их взять, ведь корова была куплена на последние гроши. Решили корову зарезать и разделить мясо. Пока было мясо, жить было легче ребятишкам, им всегда перепадал лишний кусочек. Родители больше на бульон налегали, а детям старались налить густого супа, чтобы спасти их. Зимой родители уходили на заготовку леса, мы оставались с дедом. В феврале 1931 года похоронили дедушку. До последнего дня он работал… Каждодневная работа и недоедание отняли у него последние силы. Вечером он лег без ужина, а утром не встал, скончался. Я даже хоронить своего деда не ходил. Болел тифом. Говорят, каким-то сыпным. Лежал без памяти, но всё же выжил. А сколько он этот проклятый тиф скосил детей и взрослых. Целыми семьями вымирали. Запасы мяса, которое в последнее время клали только для вкуса и запаха, истекли. Начали пухнуть руки, ноги, лицо у отца, а потом и у матери".
"Не то сказал – пришьют дискредитацию армии"
В отличие от большинства исследователей, изучающих сталинские репрессии, автор книги "Опричники Сталина" новосибирский историк Алексей Тепляков считает, что тема "ГУЛАГ в годы войны", наоборот, педалируется.
– Ведомственные историки, сотрудники МВД, у которых более свободный доступ к соответствующим архивам, стараются ГУЛАГ "приподнять", хотя бы немножко вытащить из той кровищи и грязи, с которыми он совершенно справедливо ассоциируется, – считает Алексей Тепляков. – Эти историки говорят и пишут о вкладе ГУЛАГа "в нашу великую победу". Такая риторика неприемлема, она как будто оправдывает сталинские преступления. Дескать, вот какое важное дело доверили заключенным.
– В массовом сознании сталинские репрессии ассоциируются с 37-м и 38-м годами. С началом войны они приостановились?
– Это миф. Накануне войны наблюдался некоторый спад по сравнению с Большим террором 1937–1938 годов. Но присоединение к СССР после пакта Молотова – Риббентропа огромных территорий привело к тому, что с осени 1939 года начались массовые чистки в западных областях Украины, Белоруссии. С 1940 года – в Молдавии и в Прибалтике. На "неблагонадёжных" составлялись досье, а сразу после начала войны взятых "на карандаш" начали сажать и расстреливать.
В годы войны дай бог если половина заключенных была осуждена собственно по 58-й статье, но режим криминализировал массу вещей, которые немыслимо считать преступлениями. Отсутствие работы, проживание без документов, без прописки каралось заключением до пяти лет. Криминалом стало хранение радиоприемника, "несанкционированное" передвижение на товарном поезде, не говоря уж о нарушениях трудовой дисциплины, за которые в годы войны осудили не менее 12 миллионов. Большая часть получила исправительные работы с вычетами из зарплаты и урезанием пайка, а 4 миллиона – лагерные сроки. Режим ужесточился, и вероятность быть арестованным выросла. Что-то не то сказал – сразу пришьют пораженческую агитацию и дискредитацию армии.
– Как изменилась численность населения ГУЛАГа в годы войны?
– В войну ГУЛАГ, с одной стороны, пополнился, с другой стороны, он дал армии миллион человек. Легендарный Александр Матросов – выходец из детской исправительной колонии. На фронт из ГУЛАГа попадали в основном "бытовики", но и часть рецидивистов тоже, что лица армии не украсило.
В самой советской армии в 1941–45 годах было репрессировано, осуждено военными трибуналами более миллиона человек, из них 160 тыс. расстреляно, 100 тыс. направлено в штрафные батальоны, а остальные – в лагеря.
В годы войны в структуре ГУЛАГа появляется каторга, которой прежде в СССР формально не существовало, она много лет считалась оставшимся в прошлом атрибутом царской России. Конечно, по сути, все гулаговские лагпункты были каторжными, но выделили около десяти лагерей в Сибири, на Дальнем Востоке и на Колыме, где условия были ещё жестче. Каторга – это "особый режим".
Ещё надо помнить, что, когда в 1941 году эвакуировали тюремное население из Украины, Белоруссии и Прибалтики, 15 тыс. заключенных, которых не успевали вывезти, расстреляли в тюрьмах. По этой же причине расстреляли ещё несколько тысяч во время второго крупного отступления.
– Лагеря для военнопленных – это тоже ГУЛАГ?
– Формально они не входили в эту структуру – было отдельное управление по делам военнопленных и интернированных. В середине 1940-х годов в таких лагерях содержалось четыре миллиона человек, из них миллион погиб в заключении. Большинство в середине 40-х освободилось, но сотни тысяч немцев и японцев сидели до 1955 года, пока эту систему не упразднили полностью. Так что это ещё один ГУЛАГ с ещё одним миллионом трупов.
Говоря о "вкладе ГУЛАГа в победу", нужно акцентировать внимание на той немыслимой цене, которую пришлось заплатить заключенным и другим категориям репрессированных. За годы войны вымерло около четверти населения ГУЛАГа. Пайки сократили. Были случаи, когда вымирали целые лагерные подразделения. Многие заключенные превращались в инвалидов, обречённых на смерть пеллагрозников. Отсюда массовые кампании по актированию: живых мертвецов "миловали", чтобы не портить статистику, и разрешали умереть свободными людьми. Кого-то родственники успевали откормить, спасти, как писателя Юрия Домбровского, отбывавшего срок в Карлаге – это всё-таки не край света, а представьте, что было с актированными, которых отправляли из сибирских лагерей.
– За гибель заключенных никто не нёс ответственности?
– В декабре 1941 года сняли с должности и приговорили к трём годам заключения Григория Бекшаева – начальника Ахпунского лагпункта (сейчас это территория Кузбасса) за допущение смерти от голода 423 и доведение до крайнего истощения 3300 заключенных. В 1943 года Бекшаева освободили из лагеря по болезни и направили на фронт. Он был ранен и после демобилизации спокойно жил как ветеран войны.
Ещё одна похожая история. Панкратьев – видный чекист, поступивший на службу в ВЧК в 1918 году. Был замначальника Барабинского отдела ОГПУ в конце 20-х годов. Потом его понизили до начальника Шипуновского (Алтайский край) райотдела и за доведение до самоубийства секретаря райотдела дали три года. Во время войны Панкратьева вернули в органы и назначили одним из начальников ИТК №6 в Кош-Агачском районе на Алтае. В феврале 1942 года обком вынес Панкратьеву выговор за высокую смертность заключенных после того, как в декабре 1941 года в этой колонии умерло от истощения 11 заключенных, а за первые двадцать дней 1942 года ещё 4 при том, что продуктов хватало. Из имевшихся 170 заключенных на работу выходило не более 25–30 человек, остальные были истощены. Одним лишь выговором Панкратьев и отделался.
– Узники ГУЛАГа связывали какие-то надежды с победой?
– Психология заключенных всегда одинакова. Они ждут амнистии. Конечно, ждали её и в связи с победой в войне. И действительно, в июле 1945-го была амнистия, многим уполовинившая сроки. Но политических заключённых она не коснулась, – рассказал Сибирь.Реалии новосибирский историк Алексей Тепляков.
"Сидеть будешь до звонка"
Евфросиния Керсновская выросла в Бессарабии, откуда была выселена вместе с матерью в 1940 году после прихода советских войск. Осталась на территории СССР, в июне 1941 года выслана в Западную Сибирь. В августе 1942 года арестована по сфабрикованному делу. Приговорена к расстрелу, заменённому 10 годами ИТЛ. Вот как она вспоминала об этапировании из лагпункта Межаниновка (рядом со станцией Тайга) в лаготделение № 4 на станции Ельцовка под Новосибирском в 43 году:
"Нас трое заключенных и конвоир. Идем мы так скоро, что я, запыхавшись, быстро выдыхаюсь и выбиваюсь из сил. Много ли их после кровавого поноса? А тут еще портянка сбилась и нещадно трет ногу, но конвоир и слышать не хочет о том, чтобы дать возможность ее перемотать... Есть такой неписаный закон: в этапе заключенный должен испытывать страдание…
Бытовички, ехавшие на пересуд, приставали к конвоиру, как к оракулу, с вопросом:
– А может, нас да вдруг выпустят?
– Гм, зависит – какая статья.
– У меня статья 162 – кража. Я в прислугах была, и у хозяйки вещи пропали и деньги.
– Кража, значит... Ну, это пустяковина! Каждому хочется чего-нибудь получше! Может, и выпустят.
– А меня одна баба оговорила. Она от аборта умирала... Вот, значит, у меня статья 136 – убийство!
– Э, чего там! Баб избыток! Беда – одна от аборта померла... Чай, тыщи баб еще остались! Добро бы мужик. А так выпустят! Однако тебя-то за что? – обернулся он ко мне.
– У меня 58-10. Я правду говорила...
– Ну и сидеть будешь до звонка, как медный горшок, если только еще не добавят".
