Ссылки для упрощенного доступа

"Когда летят ракеты, неважно, какой у тебя паспорт". Сибирячка помогает отстраивать дома украинцев


Мария Коркина на завалах в Черниговской области
Мария Коркина на завалах в Черниговской области

Мария Коркина родилась в Усть-Куте в Иркутской области. Четыре года назад она решила переехать в Украину, а после начала войны стала волонтером организации Repair together и начала ездить по деоккупированным селам, чтобы помогать в разборе разрушенных зданий и делать ремонт в домах украинцев.

Мария Коркина на антивоенном пикете
Мария Коркина на антивоенном пикете

Марии 27 лет, в Усть-Куте она прожила до совершеннолетия. Оттуда уехала в Иркутск на учебу. После университета работала сначала в магазине, потом в колл-центре. В Иркутске устроилась волонтером в штаб Навального и стала ходить на митинги. А в 23 года решила уехать из России.

Первый день войны Мария встретила в Киеве. За несколько дней до начала полномасштабного вторжения они с подругой собрали "тревожные рюкзаки" со всем необходимым для базового выживания, запаслись питьевой водой, спичками, свечами и едой. Взрывы они услышали, досматривая первое военное обращение президента Владимира Зеленского к украинцам.

Взрывы мы сначала услышали, а потом увидели – оказалось, что над нашей станцией метро сбили беспилотник. Сначала меня всю трясло, я подумала, что нужно закрыть все окна, и пошла будить соседку. Пришла к ней в комнату, сказала ей, что закрыла окна на всякий случай. Она просыпается, не понимает, о чем я говорю. Я ей рассказала, что началась война.

План действий, подготовленный подругами заранее на случай войны, помог им немного прийти в себя. Они решили, что будут укрываться в метро.

– Когда ты слышишь первый взрыв, это неожиданно. Второй – тоже. Дальше уже не удивляешься, взрывы и тревоги становятся частью твоей жизни. Ты сидишь на рабочих созвонах и закрываешь окна, чтобы сирены не мешали, ходишь в кино или кафе, потому что хочется. Я раньше не понимала, как герои в романах Ремарка могли пить вино и ходить в рестораны. Теперь понимаю: это просто жизнь, и она должна продолжаться. Именно за жизнь воюют украинцы.

За первую неделю вторжения Мария разорвала связи с родителями и почти со всеми знакомыми из России. Позже стала помогать украинской армии и жителям оккупированных деревень.

"Мама верила телевизору"

Впервые я приехала в Украину в феврале 2018-го на месяц, как туристка. За год до этого, после выхода фильма Навального "Он вам не Димон", начала интересоваться тем, что происходит на востоке Украины. Я понимала, что там нет никаких фашистов или нацистов, но думала, что, приехав сама, смогу убедить в этом своих родственников и окружение, которое верило телевизору или не знало, что происходит.

Я хотела на своем примере показать, что русскоязычное население здесь никто не притесняет, что я с российским паспортом чувствую себя безопаснее, чем в России, что нет никаких ужасов, о которых говорят по телевизору. С этим аргументом я возвращалась в Россию, но, приехав в Иркутск, поняла, что не могу там находиться после свободной Украины.

– В чем были отличия?

– Даже во время поездки на автобусе я чувствовала ненависть и злобу. Я привезла из поездки нашивку с флагом Украины и прицепила на рюкзак. Мне уже тогда говорили: "Ты не боишься с этим ходить?" Друзья из Украины мне тоже регулярно говорили не рисковать, и в России говорили "Ты чего вообще?" Я отвечала, что это просто флаг, если я флаг Италии нацеплю, потому что люблю Италию, это же ничего страшного. Почему к Украине такое отношение?

Нашивка на рюкзаке Марии Коркиной
Нашивка на рюкзаке Марии Коркиной

– В 2017 году году я начала ходить на митинги и записалась волонтером в штаб Навального в Иркутске. Тогда уже начались аресты и задержания, обыски у волонтеров. В январе 2018-го я вышла на митинг с плакатом "Путин вор и убийца". Ко мне подошли полицейские и пригрозили уголовкой. Слежка была за всеми волонтерами штаба. И я вообще не понимала, как выстраивать будущее в стране, где такое происходит.

Потом меня задержали, когда я просто стояла с шариком с буквой Н в поддержку Навального. Я провела три часа в отделении полиции. И я удивилась: я ведь просто вышла с шариком, за что меня задержали? За что меня прессуют? Почему я должна в своей стране бояться выходить на улицу? Почему за мной следят, хотя я ничего не сделала?

Это чувство усиливалось и угнетало меня. Я знала, что оно будет преследовать меня в любом городе России, и решила уехать из страны. Через три месяца после первой поездки я уехала в Украину насовсем.

– У вас остались какие-то связи в России?

– Когда я только переехала, мне писали подруги, что я предала родину, потому что уехала, говорю плохо про Россию и люблю Украину. Я старалась относиться к этому снисходительно, потому что у меня тут еще не было друзей, и я не могла просто оборвать связи.

С родителями я тогда тоже общалась. Вечером до переезда мама на меня кричала, била полотенцем, пыталась отобрать у меня документы, проклинала меня и желала мне смерти. В итоге она сказала, что я ей не дочь и предатель родины. И даже после этого я смогла ее простить.

Мария Коркина на митинге в Иркутске, 2017 год
Мария Коркина на митинге в Иркутске, 2017 год

– Точку невозврата мы прошли в течение первой недели полномасштабного вторжения. У нас в Киеве были тревоги, было слышно артиллерию, но родители мне просто не верили. Мама верила телевизору, говорила, что сейчас у нас "нациков зачистят, и все будет хорошо". Папа говорил, что если бы бомбили Киев, его бы снесли с лица земли. Они отказались выходить на пикеты, говорили, что "ничего страшного", что я сплю в метро. После этого я уже не могла с ними общаться.

Друзья говорили, что плачут "почти весь день", но выходить на митинги – это радикально. Я злилась, что меня никто не поддержал, а плач по поводу событий мне помогал мало. Продолжать с ними общаться я тоже не могла.

– Почему родители так отреагировали?

– Мне сложно понять их отношение ко мне и к войне. Мама всю жизнь проработала фельдшером в скорой помощи, я у нее единственная дочь и поздний ребенок – она даже лечилась от бесплодия, потому что очень хотела ребенка. У папы вообще украино-польское происхождение, его родители жили в оккупации под немцами во время Второй мировой войны, и их сослали в Усть-Кут как предателей за работу под немцами. И даже при этом никакого понимания про войну в Украине у него нет.

Мария Коркина (слева)
Мария Коркина (слева)

Когда я начала волонтерить в штабе Навального, они меня тоже сначала не поддержали, но потом смягчили позицию, начали смотреть какие-то расследования, папа даже наклеил на машину наклейку "За Навального". Потом были выборы, я им звонила и говорила: "Вы же понимаете, что за Путина нельзя голосовать?" А у них была позиция: "Если не Навальный, то за Путина".

"Стреляли там очень хаотично"

– В мирное время я работала продавцом, сначала в магазине экотоваров, потом в благотворительном магазине. В январе я вышла на новую работу и радовалась офису, новому коллективу и зарплате повыше. Жизнь начала налаживаться, и я думала, этот год будет прекрасным. Полномасштабная война началась до того, как у меня кончился испытательный срок.

До конца марта, когда была деоккупация Киевской и Черниговской областей, мы с подругой ночевали в метро. Днем выходили помыться, приготовить еду и зарядить телефоны, а вечером до комендантского часа возвращались. Там было много людей. Сначала мы спали, завернувшись в спальники и одеяла, на холодном полу, потом нам подогнали поезд – в вагонах было чуть теплее.

Когда в апреле стали писать про убийства мирных жителей в Буче и в Ирпене, все, кого я встречала, – я знала, что они проживали ту же боль, что и я. Мы проживали ее все разом, и это помогало. Я приходила заплаканная на встречи с друзьями, и мне не нужно было объяснять, почему я в таком состоянии.

Мария Коркина в Киевском метро в первый месяц войны
Мария Коркина в Киевском метро в первый месяц войны

– Когда мы вернулись к более-менее мирному времени, я сначала думала особо не светиться со своим российским паспортом. Я говорила на русском, но не говорила о своем происхождении. Пошла в волонтерский пункт рядом с моим домом плести "кикиморы" – это маскировочные костюмы для снайперов и других военных.

В конце июня узнала про организацию Repair Together ("Отстроим вместе"), написала организаторам, что у меня российский паспорт. Мне сказали, что это не проблема, если я хочу помогать. Когда летят ракеты, неважно, какой у тебя паспорт.

Repair Together – волонтерская инициатива по восстановлению освобожденных после российской оккупации украинских населенных пунктов и помощи нуждающимся семьям.

Мария Коркина на ремонтных работах
Мария Коркина на ремонтных работах

– Поездки у нас обычно на два дня – это разбор завалов с перерывами на обед и ужин и ночевками в палаточных лагерях. Когда я в первый раз приехала разбирать завалы, я довольно сдержанно реагировала на разрушения. Сейчас, мне кажется, сама психика ограждает: мы еще не осознаем масштаба ужасов, которые совершили российские войска. Когда Украина победит, бурей эмоций откликнется каждая фотография пыток, каждая новость про Мариуполь, про все, что они сделали. Но пока – надо жить.

Физическая работа этому помогает – сосредотачиваешься на одной задаче. Например, нужно убрать кирпичи с этого клочка земли. Через час – еще один клочок.

После одной такой поездки у них был в группе запрос: в домах, которые несильно пострадали, нужно было обновить ремонт – заделать дырки от пуль, починить разрушенное взрывной волной – чтобы там можно было снова жить. У нас были ограниченные ресурсы, поэтому правило было "разобрать завалы и залатать дыры", потому что доводить до окончательного результата не было возможности. Но мы сплотились командой в десять человек и решили сами доводить объекты до конца и стали ездить так каждую неделю.

Почему вы выбрали такую физически тяжелую работу для волонтерства?

– Я не то чтобы выбирала – попробовала, поняла, что если пригодилась там, то готова помогать. Мы закончили четыре объекта в Лукашовке и в Ягодном, и мне сложно пока представить, что не останется домов, которые нужно будет ремонтировать. Хотя до этого я и не занималась серьезным ремонтом, у нас был прораб, который нас научил не просто "тяп-ляп", чтобы стены не падали, а ремонтировать, как профессионалы на стройках.

Черниговская область, фото Марии Коркиной
Черниговская область, фото Марии Коркиной

– В этих селах есть пара двух-трехэтажных зданий, но в основном это одноэтажные хаты. Стреляли там очень хаотично: есть и полностью разрушенные дома, есть и незатронутые. В Ягодном я провожу больше всего времени. Жителей этого села держали в подвале школы и не выпускали, там умирали люди. Сложно представить, как они это пережили.

ВСУ освободили занятые россиянами в самом начале войны Лукашовку и Ягодное в Черниговской области в апреле. Большинство домов в этих селах были разрушены до основания. Памятник архитектуры – Вознесенская церковь – была превращена в военный штаб. В Ягодном российские военные согнали всех жителей в подвал местной школы. 26 дней там просидели около 400 человек. Одиннадцать человек погибли.

– По словам местных, российские военные не верили, что это села, и пытались добиться от местных названия "города". Они говорили: "Вы нас обманываете, у вас тут есть школа, есть газ, водопровод, электричество, туалеты с унитазами, дом культуры и даже асфальт. Это не может быть село".

Палаточный лагерь волонтеров Repair together
Палаточный лагерь волонтеров Repair together

– Там постоянно проходят разминирования, потому что там рядом лес, речки и мосты, где закладывали мины. Местных и волонтеров предупреждали не выходить за проверенные зоны, потому что есть вероятность наткнуться на неразорвавшийся снаряд.

– Что за люди у вас в команде?

– Украинцы, которые со мной ездят, все очень разные люди – и айтишники, работники агросферы, фотографы, помощники депутатов, работники сферы культуры. Люди с разными жизненными историями из разных слоев общества. Иностранцев очень много, и американцы, и европейцы. На разборе завалов только в моей группе были ребята из Польши, на ремонтных работах был парень из Португалии. На такой работе неважно, кто ты – ты приезжаешь в село, надеваешь одежду, которую не жалко, и идешь работать.

В первую поездку я перешла на украинский язык полностью в разговорах – подумала, что пережившим оккупацию будет не очень комфортно слушать русскую речь. Сейчас мне самой не очень комфортно говорить на русском, потому что думаю я тоже на украинском.

Волонтеры команды Repair together, Мария Коркина (крайная справа)
Волонтеры команды Repair together, Мария Коркина (крайная справа)

– Вы хотели бы вернуться в Россию?

– В Киеве я почувствовала себя как дома и не рассматривала возможность возвращения в Россию даже при смене режима. Я не хочу уезжать из дома. Когда мы сидели в первые дни в метро и слышали обстрелы и тревоги, думая, что российские войска вот-вот зайдут в Киев, я думала, что нет и не может быть другого места, где я хотела бы оказаться. Я думала, что даже если прилетит ракета, я умру у себя дома, не буду бежать.

При этом я не могу отказаться от своего происхождения. Я родилась в Сибири. Я уже пятый год я живу в Украине и стала частью этого общества, но я не украинка. Так что я сибирячка, и я часть украинского общества. И я так же, как и другие, ненавижу тех, кто к нам сюда приперся.

Но Украина – цивилизованная страна. Если речь идет о российском солдате, который пришел сюда, ему будут желать смерти. Но если россияне находятся в своей стране, то мстить им не будут. Россия останется нашим соседом так или иначе, но отношения эти будут минимальными.

Власти России заблокировали наш сайт. Чтобы продолжить читать Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш телеграм-канал.

XS
SM
MD
LG