О жизни в этом селе написаны книги и мемуары, оно запечатлено на картинах многих художников, сюда регулярно приезжают журналисты, чтобы снять очередной фрагмент документального фильма о ссылке известного человека. Тем временем в самой Пихтовке нет ни одного упоминания о репрессиях и бывших заключенных. А местные как будто скучают по тем временам. Репортаж Сибирь.Реалии
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш Youtube, инстаграм и телеграм.
"Если бы не сталинские репрессии, разве кто-то из них приехал бы к нам!"
Пихтовку на юге Васюганских болот около трехсот лет назад основали старообрядцы – так называемые кержаки, укрывавшиеся от преследований власти. Сюда же стремились те, кто бежал от барина. Позднее свой след в Пихтовке оставили ссыльные, раскулаченные, заключенные Сиблага. Сейчас это территория Колыванского района Новосибирской области.
– Пока здесь жили ссыльные, жизнь кипела. Пихтовка была райцентром. До нас построили железную дорогу, был свой аэродром, откуда ежедневно летал вертолет до аэропорта Северный в Новосибирске. Всего полчаса лета и на месте. Был маслозавод, леспромхоз, кинотеатр. у население было больше пять тысяч. А теперь – хорошо, если полтысячи наберется. Село умирает. Сами видите! – рассказывает Николай Михайлович Беленок (имя и фамилия изменены), попутно складывая полена в дровник. Хоть на носу и лето, печь еще не раз придется затапливать. Угля или газа здесь нет ни у кого.
Дом пенсионера стоит в начале села, рядом – то, что осталось от аэропорта, напротив – древняя АЗС. Само село считается большим: девять улиц, свои больница, школа и ДК. Но многие здания разрушены или заброшены. Сразу за домами крайних улиц – тайга.
– Вообще, я думаю, что надо возобновить такую практику – отправлять в Сибирь. У нас ведь какое образование и медицина были благодаря политзаключенным, как культура развивалась! Какие у нас артисты выступали! Если бы не сталинские репрессии, разве кто-то из них приехал бы к нам! А вот сейчас к нам туристы поехали. Почему? В том году нашли архивы Сиблага! Вспомнили, что тут ссылку отбывала Анастасия Цветаева и другие осужденные по политическим статьям. Может, что-то и изменится. А может, к нам опять ссылать начнут, времена-то какие, – продолжает Николай Михайлович.
В августе прошлого года в заброшенной конторе леспромхоза случайно нашли архивные документы с 1939-го по 1960-е годы, включающие личные дела осужденных по "политической" статье и отбывающих здесь свою ссылку.
"Архив был найден в ходе разведки новых экскурсионных направлений. В поисках интересных локаций мы зашли в заброшенную контору леспромхоза и обнаружили там раскиданные по земляному полу бумаги, которые, как выяснилось, оказались личными делами репрессированных. Мы собрали около 100 дел, а также приказы по леспромхозу с 1939-го по 1960-е годы. Собрали только то, что сохранилось. Большая часть материалов уже истлела. Ценнейшие документы, отражающие судьбы людей, изъели черви, мох и плесень", – рассказали путешественники в своем сообществе "Территория Сибири" во "ВКонтакте".
Сразу после новости о находке нашлись желающие полистать архивные дела и даже поступали предложения помочь с оцифровкой.
"У меня отец был репрессированный, а я родилась в Пихтовке, лишних вопросов в то время родителям задавать было нельзя, но знаю, что в 1956-м был реабилитирован. Но все, что было "до", – много вопросов. И ещё, знаю, их называли "сОсланцы", – пишет в комментариях под новостью Татьяна Власова.
"Отец мой родом из Молдавии. Его отца (моего деда) там в Молдавии арестовали как члена буржуазной партии (там он и исчез, неизвестна дальнейшая судьба). А вот его жену (мою бабушку) с тремя сыновьями сослали сюда в Пихтовку (Вдовино, Александровка). Что случилось с бабушкой, непонятно (погибла на лесозаготовках), а дети выросли в детских домах. Интересно мне, может, что-то о ней в этих документах можно найти", – комментирует Зинаида Куртьяну.
Экскурсоводы собрали то, что еще можно было спасти, – около 100 дел, а также приказы по леспромхозу с 1939-го по 1960-е годы и передали в архив в райцентре – в Колывань. Уговор был, что там отцифруют и родственники репрессированных смогут узнать о жизни и судьбе своих предков. Но спустя полгода выяснилось, что теперь эта информация "охраняется законом".
"Что сейчас с документами? Если кратко и прямо – они более недоступны. Лежат в Колыванском архиве. Учтены, упорядочены, пронумерованы и убраны в дальний ящик до востребования в таком виде, в каком они никогда востребованы и не будут. Документы содержат личные данные – фамилии ссыльных, а значит, это конфиденциальная информация, не подлежащая разглашению. Информация может быть передана только родственникам по запросу. Как же родственники узнают, что в Колыванском архиве есть по ним информация? А никак, ведь фамилии из документов – это конфиденциальная информация и не подлежит разглашению. Замкнутый круг... Зачем мы отдали документы? Как только мы нашли эти материалы и сообщили об этом, нам поступило множество предложений помочь оцифровать документы, чтобы выложить их в общий доступ и дать помочь людям найти своих потерянных родственников. Но материалы находились в таком ветхом состоянии, что любые манипуляции с ними могли уничтожить ценную информацию. Поэтому нами было принято решение передать материалы специалистам для их реставрации. Оставался только вопрос – куда именно передавать. И вот здесь как раз мы и совершили ошибку, передав документы именно в архив Колыванского района. Забавно, что даже архив фактически признал, что лучшей судьбой для документов было бы их либо вообще не находить, либо не передавать им, раз уж нашли. Надо было отреставрировать и оцифровать их самостоятельно. В следующий раз так и поступим", – комментирует организатор экскурсий Вячеслав Карманов в своем сообществе.
"Им надо было создать в огромной стране атмосферу страха и беспрекословного подчинения"
В селе Пихтовка, которое находится на границе Новосибирской и Томской областей, располагалась комендатура. Начиная с 1930 года, согласно постановлению ЦК ВКП (б), сюда потянулись обозы с раскулаченными, а позднее, в 1937–38 годах, с политическими ссыльными из разных уголков России. В 1940-х сюда отправляли так называемых "пособников немцев" – "Кавмингруппу", тех, кто, по мнению советской власти, допустил оккупацию городов Кавказа.
Среди таких ссыльных оказался будущий писатель Николай Углов. На момент ссылки ему было 6 лет. Вместе с матерью (работником госпиталя) и старшим братом за 10 лет они успели пожить во многих деревнях Пихтовского района. В своей книге "Соленое детство в зоне" он рассказывает чудовищные истории, как выживали и умирали от голода ссыльные. Было время, когда его мать, например, чтобы спасти детей, по ночам ходила потрошить трупы тех, кто скончался, а затем из человеческой печени варила суп. У них не было жилья, они ночевали то в телятнике, то в стогах сена, то в комендатуре. Ссыльных оказалось столько, что их некуда было селить. Мать периодически сидела без работы.
"Мы с каждым днем теряли интерес к жизни. Нам надоело плакать – голод приглушил все чувства. Все мысли были только о еде. Какая-то апатия и равнодушие овладели нами. Накрывшись старым материным пальто, в рвани, в лохмотьях, мы целыми сутками не слезали с полатей. Ногти на руках и ногах выросли огромные, все косматые, во вшах – мы медленно угасали. И наконец, наступил кризис – предел нашего сопротивления и желания жить! Мать, постанывая, утром не смогла подняться больше на ноги и пойти добыть где-нибудь на помойках или около свинарника, телятника, курятника нам что-то съестное", – вспоминает Николай Углов в своей книге. Один раз его мать даже хотела убить сыновей и себя, потому что не могла "смотреть, как страдают дети и медленно, с мучениями, умирают". Над мальчишками издевались в школе одноклассники, а на улице – соседи и коменданты. Однажды мать разоткровенничалась с сыновьями:
"Ой, дети! Сколько видела в Кисловодске мертвых: ежедневно десятки умерших красноармейцев было в госпитале, но чтобы столько здесь было покойников – никто не ожидал! Это ужас! Больше трехсот человек стаскали, схоронили в общей яме! Уже после нас по разнарядке привезли туда самую большую партию людей, а размещать негде. Выгрузили в три огромных амбара, которые освободились после сдачи ржи государству. В них нет печей, холодно, а уже полуметровый снег и морозы... они стали помирать от холода. Сколько их умерло за зиму! Вот их и свозили на кладбище, чуть присыпали снегом и вот только сейчас, когда земля оттаяла, схоронили. Ребята! Это был ад! Яму огромную рыли человек сто почти до вечера. Другие подтаскивали мертвяков. Трупы уже полуразложились: вонь, смрад, все блюют, а таскать надо! Соорудили волокуши из кустарника и тягаем бедных – еле управились до вечера. А засыпать могилу будут завтра все местные. Сами, говорят, управимся. Господи! Как бы нам не помереть в этой проклятой Сибири!"
Спустя несколько лет скитаний им повезло: детей взяли в интернат, там же матери дали работу. Сам писатель удивляется, что они смогли выжить в тех реально нечеловеческих условиях.
"Мы жили в центре большой Пихтовской зоны, созданной специально для ссылок. Сколько их было – этих зон? Кто знает сейчас и хочет ли знать правду наш народ? Жизнь скоротечна, и все быстро забывается – тем более современная власть все эти репрессии старательно замалчивает. А тогда Сибирь – да что там Сибирь? – вся Россия представляла собой единую тюрьму, единый лагерь, единую казарму, единый колхоз и единую зону ссылок.
И кто это придумал и для чего? Большевики, конечно, большевики! Им нужны были рабы для бесплатного труда по индустриализации России. Им надо было создать в огромной стране атмосферу страха и беспрекословного подчинения властям. Жизнь отдельного маленького человека для тиранов ничего не значила. Главное – государство, а человек в нем – винтик!
Здесь безвинно погибли тысячи советских граждан! Самое обидное, что во время перестройки мир узнал всю правду о многочисленных лагерях, тюрьмах, стройках, зонах в России, но нигде и никогда я не слышал ничего о нашей Пихтовской комендатурской зоне", – рассказывает в своей книге Николай Углов.
"Все на лжи, крови, страхе! Ни в одной стране мира правители так не любили свой народ"
Чаще всего здесь умирали от переохлаждения и голода. Некоторые заканчивали жизнь самоубийством. В своих воспоминаниях Углов пересказывает диалоги сибиряков, которые спокойно относились к горам трупов на полях и гадали, как скоро можно будет взять новых жильцов, потому что нынешние скоро помрут с голоду.
В 1949-м поток ссыльных в Пихтовку значительно увеличился. Стране нужна была древесина, которую как раз заготавливали в этом районе. Чтобы бревна можно было не только сплавлять по реке, но и вывозить, нужно было достраивать железную дорогу, которую начали прокладывать еще в 1929-м. Для этого требовалась нормальная дорога для машин. Решили, как обычно, привлечь спецконтингент.
Все поселки и лесхозы располагались на территории Васюганских болот, которые относятся к числу самых больших болот в мире. Их площадь – 53 тыс. км² – больше, чем площадь Швейцарии, Эстонии или Словакии. Николай Углов приводит в своей книге рассказ участника той стройки:
"Валим весь лес подряд по обочинам пилами поперечными, рубим топорами, тягаем на веревках к слани. Укладываем ряд в ряд. Тонут в болоте наши бревна. Какой-то инженеришка выбирает путь посуше. Так и виляет наша дорога, как бык поссал! А ширина – чтобы две телеги разъехались. Толь, бревна оседают, добавляем ещё слой на слой.
Воду пили болотную, еда – баланда: мука ржаная и картошка. Котел на костре – баланда готова. Обедаем по сигналу. Спим в шалашах. Пауты, комары, слепень, мошка заедает. Все распухли. Начались поносы кровавые, истощение, смерть. Многие не выдерживали – убегали.... А куда убежишь далеко? Сзади конвойных несметное число. А вперед и по бокам сплошное болото! Сколько утопло в трясине – не счесть! А кого поймают... – там и застрелят! Так наша дорога и продвигалась понемногу вглубь тайги. А сбоку дороги могилы без крестов! За этим строго следили коменданты, чтобы следов особых не было. А могилы... Выкопают в трясине яму и в воду в портках труп....Какой там гроб! Разве нас за людей считали? Хуже собак обращались! Если норму дневную не выполнил – избивали. Строптивых, кто пытался что-то сказать комендантам, наказывали ужасной смертью. Разденут донага, привяжут веревками к дереву и на весь день – ночь оставляют. Оводы, комарьё, мошка сосет кровушку. Кричит бедный во всю глотку ночь и день. Сердце разрывается! Всем наука! А конвойные ухмыляются. Звери лютые. Какая их баба родила? Есть ли среди других народов злее наших выродков? А к утру крик все тише и тише, затем только стон. Утром снимают белый труп без единой кровинки! Страшное зрелище! Столько смертей там было ежедневно! Новых заключённых присылали на их место....
Да, раз не вытерпел один барак зимой… убили девятерых охранников! Барак взяли штурмом. Человек тридцать убили при штурме! А дальше что было, лучше вам не знать! Так вот, пригнали остальных бунтовщиков со связанными руками к нам почти голыми по морозу. Всех нас построили, окружили в три кольца охраной с собаками и начали издеваться над ними на наших глазах. А они уже не сопротивляются. Еле шевелятся, все лежат в снегу окровавленные. Их убивают на наших глазах, чтобы, значит, остальным неповадно было больше бунтовать. Звери, звери! Вспарывают им животы... отрезают уши... носы.... члены... выкалывают глаза... травят собаками... добивают прикладами. Всех растерзали! Обезумели совсем, сволочи! Нелюди, подонки! ...Зимой-то строительство тоже не прекращалось. Гораздо быстрее все шло. Сколько обмороженных было! Умирают, кричат, заживо гниют в бараках. Гангрена ног, рук. Вьюга, пурга, морозы сорокоградусные, а нас всё равно гоняют. Грелись у костров. А весна пришла – наша дорога опять утонула в трясине. Начинай все сначала – слань на слань! И что за дурак удумал эту проклятую дорогу строить?"
Дорогу все-таки построили. Периодически водители видели, как из трясины показывались скелеты. А через десять лет она исчезла в болотах.
"Тысячи людей погибли на ней! И все напрасно! Как и сама бесчеловечная советская власть! Ничего более бесстыжего, лживого, мерзкого и гадкого не было на земле! Все на лжи, крови, страхе! Ни в одной стране мира правители так не любили свой народ и массово уничтожали его", – резюмирует Николай Углов.
180 километров железной дороги, которую больше 20 лет строили ссыльные, давно закрыты как нерентабельные. Сейчас к Пихтовке ведет только одна витиеватая дорога. Резкие повороты, канавы по 2–4 метра – здесь можно проводить ралли-марафоны. Если вылететь с "трассы" – автомобиль уже не спасти. Его поглотит трясина. По обеим сторонам от дороги – сломанные и почерневшие деревья, многие – с вывернутыми наружу корнями. В межсезонье проехать здесь можно разве что на вездеходе. Периодически ТУАД (Территориальное управление автомобильных дорог Новосибирской области) закрывает эту отсыпанную гравием и связывающую райцентр Колывань с 19 деревнями и селами дорогу, тратя миллионы на ее ремонт, но она все равно проваливается. Ее называют "дорогой смерти" и "дорогой в никуда".
– От Мальчихи до Боярки (села по дороге к Пихтовке. – Прим. СР) 50 км. Там не ловит ни одна вышка. Если, например, произойдет авария, то все – считай, погиб. Пока дойдешь до помощи – уже не жилец. Мы это место называем долина смерти, – рассказывает жительница Пихтовки Тамара Крушова (имя и фамилия изменены). – Ну, мы уже привыкли. Мужики нашу эту дорогу уже хорошо знают, но там да – скорость скидывают. А те, кто первый раз едет, все матерятся, некоторые даже на полпути разворачиваются. Умирает, конечно, Пихтовка. Вот сын у меня здесь остался, а дочь уехала в город. Не хочет здесь больше жить. Хотя работа вроде есть. Ну, во-первых, в школе учителя работают, есть у нас пожарная часть, там мужчины работают. В больнице уже мало кто остался. К сожалению, большинство поувольнялись. Конечно, сложности везде присутствуют, но привыкли. У нас тут свой дом, есть чем дышать и снег белый. Речка наша Бакса сюрпризы иногда, конечно, преподносит. С виду маленькая, спокойная, а весной, бывает, как разольется. В 2010-м все село затопило. А так обычно пару десятков домов затапливает.
В конце апреля МЧС Новосибирской области предупредило жителей, что в этом году их снова может сильно подтопить. Всем посоветовали собрать тревожные чемоданчики, заранее запастись продуктами и лекарствами. Хотя в селе и так все знают, что делать, когда уровень воды в реке поднимается. Когда-то здесь была своя метеостанция. Ее бывшие сотрудники до сих пор на добровольных началах следят за погодой.
– У нас и магазины, в отличие от других деревень, есть. Частники, конечно, но все равно. У нас частники уже скоро будут везде. Лес теперь рубят только частники. Даже не знаю, сколько в тайге сейчас компаний работает. А потом мы будем всех раскулачивать. Точно наступит такое время, – продолжает Тамара Крушова.
"Мы ничему не удивлялись. Слишком было много знаменитостей"
Сегодня в Пихтовке не узнать того села, о котором писали многие ссыльные в своих мемуарах. Например, Заяра Весёлая, дочь расстрелянного писателя Артема Веселого-Кочкурова, когда направлялась в ссылку и проезжала Пихтовку, чуть ли не умоляла оставить ее здесь.
"У нас за спиной была Орловка, и мы, идя толпой по Пихтовке, не успевали вертеть головой, обращая внимание друг друга на вывески: "Почта", "Магазин", "Чайная", "Аптека", "Райздрав", "Клуб", "Библиотека". На клубе – киноафиша: сегодня "Сестра его дворецкого", завтра – "Сердца четырех", – рассказывает она в своей книге "7-35. Воспоминания о тюрьме и ссылке".
Заяра попала в Пихтовку в 1949 году, будучи студенткой МГУ. В обвинительном заключении было написано, что она как дочь Артема Веселого признана СОЭ – социально опасным элементом. В Сибири она попросила устроить ее чернорабочей на стройке, лишь бы остаться в Пихтовке.
"Разыскав мое "дело" в стопке лежавших перед ним папок, комендант сказал:
– Ну, ладно... Поселитесь на квартиру – сообщите адрес. Теперь запомните хорошенько: раз в десять дней будете являться сюда на отметку. Листок метки – документ, удостоверяющий вашу личность, паспорта у вас не будет. За пределы села не выходить: это будет считаться побегом..." – вспоминает Заяра Веселая.
В самой Пихтовке оставляли в основном специалистов. Людей без образования – отправляли по многочисленных колхозам и деревням рядом.
"Принцип распределения приблизительно был таков. Приходит партия – 15-20 человек. Телечкин (начальник Пихтовского отделения УМГБ по Новосибирской области. – Прим. СР) спрашивает: "Какая профессия?" – "Артист". – "Остается в Пихтовке. А твоя?" – "Поп". – "В Пономаревку". Жители деревень относились к ссыльным настороженно. Все-таки их считали "врагами народа... Однажды ссыльный, расписываясь в получении почты, сказал: "Когда-то я расписывался на деньгах". Но я не поинтересовался тогда фамилией. Мы ничему не удивлялись. Слишком было много знаменитостей", – рассказывал Семен Чураков, который в то время работал секретарем в райотделе МВД.
Сегодня в центре села под одной крышей все так же соседствуют почта и библиотека, одна из комнат которой выделена под музей. Здесь собраны предметы деревенского быта, местная одежда, летопись Пихтовки. Один из стендов посвящен писательнице Анастасии Цветаевой, младшей сестре Марины Цветаевой. В качестве ссыльной она пробыла здесь семь лет, с 1949 по 1956 год. Свою жизнь в Пихтовке Анастасия Ивановна описала в книге "Моя Сибирь", которую подчас называют одной из самых оптимистичных книг о ссылке – без озлобленности, рассказов о жестокости, расправах и издевательствах.
"Райское село Пихтовка, окруженное пихтами и кедрачом, пересекается узенькой речкой. Широкие сибирские улицы меж домов зажиточного типа…
Что удивило нас – на плетне ночуют новые сапоги; на кол, точно на гвоздь в избе, вешают до утра ведро, алюминиевое. Как это так? Узнаем: глушь, некому снять! Замки? От кого? (Сказочный рай, что ли?)", – писала в своих мемуарах Цветаева.
Как и всем ссыльным, жилье ей пришлось искать себе самостоятельно. Сначала скиталась по съемным углам, потом друзья из Москвы прислали деньги, и она смогла купить небольшую конюшню, которую переделала под дом. Она вспоминала прогулки с сестрой Мариной по европейским городам и собирала навоз по улицам:
"Настала пора наружной обмазки избы – для тепла. Холодало. ...С каким рвением собираю я и таскаю без устали (спину ломит – тащу, надо...) ведро за ведром конский навоз, ликуя, что – свежий! Не жалея ног, с конца улицы, и толку, заливаю водой, мешаю – глины четыре и шесть, а то и больше, навоза (иногда коровьего, под коркой жидкого и вонючего), поднимаю его по всей поляне (коровий – для гладкости!) и мешу, мешу таз за тазом, руками растирая каждый комочек, чтоб "как масло". И – мажу, до темноты! Темнота – что! Мороз... И не чую боли в спине – жар радости! Преодоления! Одурь, опьянение... В чаду", – рассказывала Анастасия в своей книге "Моя Сибирь".
Личных вещей писательницы в музее Пихтовки нет. Только вырезки из газет, книги и фотографии – ими поделился единственный в мире музей Анастасии Цветаевой, который находится в Павлодаре (именно там отбывал свой ссылку сын Цветаевой и туда после Пихтовки переехала Анастасия). Дом, в котором жила писательница, сегодня уже практически разрушен. И местные с удивлением смотрят на приезжих, которые все время спрашивают, где он находится.
– Раньше этим никто не интересовался. Это сейчас мода пошла, люди решили историю семьи узнавать. В Пихтовке остались потомки ссыльных, но мало кто из них знает, почему здесь оказались. Человек 5–7 ссыльных еще живы, но возраст дает о себе знать, они уже мало что могут рассказать, – поделилась сотрудница местной библиотеки.
Дом Цветаевой теперь в селе знают многие. В конце августа практически ежегодно проходят фестивали и конференции ее имени. В Пихтовку неоднократно приезжали журналисты, потомки писательницы и чиновники из управления культуры. О других известных ссыльных, которые отбывали здесь свое наказание, знают буквально единицы местных.
– Здесь отбывали ссылку Георгий Овчинников – командир 21-й Пермской стрелковой дивизии; Светлана Гурвич – дочь революционера Николая Бухарина, казенного в период большой чистки в СССР; Майя Петерсон – дочь первого коменданта Кремля Рудольфа Петерсона, расстрелянного в 1937 по сфабрикованному НКВД делу. Они не просто отбывали свой срок здесь, они несли культуру и просвещение жителям Пихтовки. В сельской школе преподавали доктора и кандидаты наук, театральный кружок в клубе вели ведущие актеры театров страны. Жители Пиктовки могли почувствовать, что такое настоящее искусство. А после просмотренных спектаклей вместе с артистами плясали, и на машину залазили, и песни пели, – с сожалением рассказывает местная жительница Елена Воробьева (имя и фамилия изменены). – Мы, конечно, продолжаем традиции. Мы и праздники отмечаем, и спектакли ставим, но уровень не тот. Вот, казалось бы, у них была такая тяжелая жизнь. Старожилы рассказывали, ссылали богатые, большие семьи, там у них все забирали, а сюда привозили с узелками просто. Посадят на кочку, и все, и живи как хочешь, на что хочешь. Но все равно старались, не унывали. Потому что интеллигенция!
"Все эти люди жили надеждой, что вот кончатся присужденные им 5 или 10 лет ссылки"
В местной больнице тогда работали знаменитые польские медики – хирург Станислав Дакиневич и врач Вацлав Подольский. Были в Пихтовке и художники. Например, после Колымы, где он отсидел более 10 лет, сюда попал Николай Билетов. Его вновь арестовали спустя три года после освобождения и приговорили к ссылке. Пихтовку художник запечатлел на одной из своих картин.
Жили в Пихтовке также офицеры, инженеры, экономисты – разных национальностей: русские, белорусы, украинцы, евреи, поляки, китайцы, молдаване, эстонцы, литовцы, латыши, армяне, немцы.
"Вечное поселение, видимо, преследовало цель навсегда избавиться от них. За всю ссылку был один случай побега. Сбежал врач из Ленинграда по фамилии Глетте. Весной на лодке выплыл на Обь. Добрался домой в Ленинград, там его уже ждали.
Ссыльных в районе было несколько сот человек. Листая их дела, беседуя с ними, я убеждался, что мотивы ареста и ссылки в большинстве были абсурдными. Работница секретариата Сталина Анна Евсеевна Сорокина-Гудзон была сослана только за то, что ее брат длительное время был в командировке в Польше. Артист Игорь Вениаминович Ритенберг в войну был танкистом. Попал в плен. Там немцы завербовали его в разведывательную школу. Потом забросили в Советский Союз. Он сразу сдался. Все рассказал. Дал ценные сведения, разоблачил других шпионов. Все это подтверждено в документах, тем не менее Особое совещание определило ему семь лет. После смерти Сталина Ритенберга, как и многих других, реабилитировали, – вспоминал Павел Телечкин, который с 1948 по 1962 год был начальником Пихтовского отделения УМГБ по Новосибирской области. – С работой в Пихтовке, надо сказать, было очень трудно. Ссыльные все стремились остаться в райцентре, работы не хватало. Профессора, доктора философских наук Ивана Михайловича Гончарова с трудом удалось устроить сторожем в "Заготзерно". ...Подавляющее большинство политссыльных были грамотные, высококультурные. Я ничуть не жалею, что именно вместе с этими людьми кормил столько лет комаров. Частые встречи и беседы с ними побуждали меня заново многому учиться. ...В 1949 году вышел Указ правительства о вечном поселении всех политических ссыльных. После того, как я зачитал Указ, в ленкомнате, куда сошлись ссыльные района, поднялся страшный крик. Все эти люди жили надеждой, что вот кончатся присужденные им 5 или 10 лет ссылки, а там – свобода. Указ перечеркивал их надежды, навечно оставлял их в чужом краю. Ссыльные плакали, кричали, ругались, доходили до истерики. Зрелище было страшное и грустное. Тогда я начал уговаривать ссыльных, что все проходит, все меняется, ничего вечного не бывает. Прошло пять лет. Я оказался прав".
В самой Пихтовке нет ни одного памятника репрессированным, ни одного упоминания про те 40 с лишним лет, когда здесь жили преследуемые властью представители советской интеллигенции. После находки архивных документов в Пихтовку потянулись туристы. Местные ни к бумагам, ни к любознательным путешественникам интереса не проявили.
– Не знаю, как там вот так разово все это нашли! Вот, если честно, ну, прям удивлены, что неужели столько лет что-то пролежало, что-то можно было бы так взять и найти. По идее, бумага-то сыреет. Честно, нам кажется, что их просто подбросили, – поделилась своими соображениями сотрудница библиотеки.
Сейчас, когда позволяет дорога, сюда привозят небольшие туристические группы. Но гиды сразу предупреждают, что на горячий обед и даже туалет экскурсанты могут не рассчитывать. Инфраструктуры нет никакой. И вряд ли появится. В начале 2000-х компания "Братья Говор" тоже пыталась возить сюда туристов, тогда даже удалось восстановить 36 километров узкоколейной железной дороги. Но интерес быстро иссяк, о Пихтовке вновь все забыли, и с тех пор сюда практически не приезжали чужие.
Мы не разглашаем имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
