Первый роман о войне в Украине на русском языке "Рейнское золотое" издан в Канаде. Значительная часть его сюжета разворачивается во Владивостоке, но в России книга не продается. "Рейнское золотое" можно найти в интернете и прочесть в электронном виде. Трилогию "Совпадения", третья часть которой полностью посвящена войне, написала Татьяна Сотникова, известная под псевдонимом Анна Берсенева. Она рассказала Сибирь.Реалии, почему больше не могла оставаться в России и почему не вернется, даже если закончится война и сменится режим.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш Youtube, инстаграм и телеграм.
– Татьяна Александровна, из первых двух книг трилогии "Совпадения" становится понятно: скоро будет война. Когда вы их писали, Россия еще не напала на Украину. Как вы поняли, что война – неизбежное следствие происходящего в стране?
– Элементарные знания и логика помогают понять, что происходит, когда авторитарный режим трансформируется в тоталитарный. И чем все заканчивается, когда страну возглавляют люди вроде Путина, представителя КГБ. Планы таких людей не могут быть мирными.
И все же, понимая неизбежность войны, я отказывалась в это верить. Умом ты все понимаешь, но пытаешься поверить в лучшее, отшатнуться от пропасти. Тем более что весь мой опыт говорил: перемены к лучшему возможны. Я взрослым человеком встретила перестройку и прошла через девяностые. В бытовом отношении и мне, и всей моей семье тогда было невероятно тяжело. Но вместе с тем у нас было ощущение свободы, и это было очень важно для нас. Пусть мы не всегда могли купить молока, зато всегда могли узнать что-то новое, видели, что вокруг идет бурная, интенсивная жизнь, в которой ты можешь реализоваться. И хотя в силу ряда личных обстоятельств нам пришлось тяжелее, чем многим, я понимала, что это совершенно блистательное время. Потом происходили страшные вещи: чеченская война, приход к власти Путина… Но возможность перемен к лучшему все-таки оставалась до 2012 года.
И даже когда все начало меняться к худшему, казалось, что это не продлится долго, что-то непременно произойдет. Ну, не может же такого быть, чтобы люди приняли, что их снова возвращают в какую-то советскую зону. Когда я смотрела, как БТРы идут по Крыму, как ломают границу между странами… В отличие от большинства российского населения, я понимала, что Украина – это давно уже не Советский Союз, а другая страна. И когда я увидела, как Путин и его подельники на весь мир заявляют, что можно вторгаться в другую страну, я поняла, что предела нет. Раз можно это, то можно все. Это было очень ясное впечатление.
И все-таки даже после Крыма у меня какое-то время сохранялась иллюзия, что люди всего этого не допустят. Ведь за 20 с лишним лет, которые прошли с начала перестройки, очень многие успели основать свое дело, почувствовали, что такое собственность, что такое нести ответственность за людей, которые с тобой работают… Мне казалось, они будут противиться тому, что им вдруг говорят: "Никаких цивилизованных правил не существует". Я была знакома со множеством совершенно нормальных людей и не верила, что они это примут. Была надежда, что люди осознают, к какому краху все это ведет, и поднимутся против всем обществом.
Но года через три после Крыма стало окончательно ясно: никакого восстания или еще чего-то в этом роде не будет. Все просто старались подстроиться под происходящее, по возможности не делать подлостей, но ни в какой степени не возражать. Выяснилось, что никакого общества нет, и люди готовы терпеть любое унижение, любую несправедливость сколь угодно долго. Мне стало очевидно, что дальше все будет развиваться по самому отвратительному сценарию, что будет большая война. И все же это понимание не уберегло от шока в феврале 2022 года. Когда я увидела ракету, торчащую из асфальта посреди киевской площади, это было уже просто за пределом…
Татьяна Сотникова – писатель, сценарист, литературный критик, книжный колумнист. Кандидат филологических наук. До 2020 года – доцент Литературного института им. А. М. Горького. С 2022 года – профессор Свободного университета. В России объявлена т. н. иноагентом в августе 2023 года.
15 произведений Татьяны Сотниковой, которая публикуется под псевдонимом Анна Берсенева, экранизированы. По ее книгам и сценариям сняты сериалы "Ермоловы", "Капитанские дети", "Гадание при свечах", "Слабости сильной женщины", "Орлова и Александров" и т. д. Совокупный тираж ее книг превысил 5 млн экземпляров. С 2020 года живет в Германии.
– Многие люди признавались, что буквально онемели после начала войны – не могли ни писать, ни говорить. Вы с этим столкнулись?
– Да, я видела у очень многих людей это абсолютное онемение от отчаяния и ужаса. Но мне в этом смысле повезло. Я тогда заканчивала работу над "Песчаной розой", второй книгой трилогии. За две недели до начала войны как раз написала сцену разговора одного из героев с сестрой. Он говорит ей, что понимает: если начнется война, то ему как врачу-реаниматологу не избежать отправки на фронт или в полевой госпиталь. А он ни за что не будет ни воевать с Украиной, ни обслуживать армию захватчиков. Лучше в тюрьму, лучше погибнуть, только не это. Я написала эту сцену, и через две недели началось…
Меня спасло от онемения то, что книга летела к финалу, и я уже включилась в тот ритм, который наступает, когда входишь в поток вдохновения. В начале работы над книгой так не бывает. А поскольку я уже находилась в этом потоке, то мое отчаяние и моя ярость выразились в том, что я стала писать еще интенсивнее. Получился противоположный эффект. Может, если бы книга была уже окончена, и я не знала бы, что буду писать дальше, сложилось бы иначе. А так отчаяние и ярость лишь подхлестнули меня в работе. Плюс я стала вести телеграм-канал, который раньше был чисто литературным, а теперь я сделала его откликающимся на современные события.
– "Рейнское золотое", третью часть трилогии, называют первой книгой о войне, написанной на русском языке. Но разве это не книга о зле, которое сгущается и становится все сильнее, а война – лишь одно из проявлений этого зла?
– Да, конечно, это так. Это книга о зле, которое, к сожалению, присутствует и в природе человека, и в природе мира. Бывает, что это зло вырывается наружу. "Рейнское золотое" – книга о войне именно в этом смысле. Но поскольку в сюжете присутствует нынешняя война России против Украины, это и первая книга об этой войне. Насколько мне известно, поэтические сборники о войне уже были, а беллетристической прозы еще не было.
– В ваших книгах все время чувствуется, что Россия – это страна, которая в какой-то момент свернула не туда. Когда, на ваш взгляд, она пошла по пути зла?
– Со всей очевидностью, это октябрь 1917 года и все, что за ним последовало. Хотя, понятно, что и 1917 год не на пустом месте возник. Все русские писатели XIX в. находили и в природе людей, и в самой России зло, которое может прорваться. "Бесы" Достоевского об этом. Да разве только "Бесы"? В любой сколько-нибудь значительной книге, написанной о тогдашней действительности, это присутствует, просто в "Бесах" и вообще у Достоевского выражено в концентрированной форме.
Понятно, что природа человеческая состоит не из одного зла. И природа человека, живущего в России, тоже не сплошное зло. Но когда сейчас оглядываешься и на литературу, и на все российское искусство XX века, то понимаешь: оно о том, как талантливый, порядочный, любящий человек сопротивляется злу, которое представляет собою государство, где он живет. Жизнь любого значительного писателя, поэта, художника, музыканта советского периода – это история о том, как человек пытается противостоять тому, что государство с разной мерой успешности стремится превратить его жизнь в ад.
– Достоевский считал, что мир спасет красота. Из вашей трилогии складывается впечатление, что мир спасет любовь. Потому что искренне любить в ваших книгах могут только очень хорошие люди, а когда они становятся плохими, то теряют способность любить…
– Я не формулировала так эту мысль, но, наверное, да, это правда. Я формулировала другую – что, становясь носителем зла, человек теряет талант, который у него был. Этому есть миллион подтверждений в истории мировой культуры.
Что до того, красота или любовь спасут мир… Мне кажется, это просто красивая фраза. Способность любить или создавать что-то прекрасное может спасти только самого человека. Она наполняет его жизнь содержанием, дает ощущение полноты жизни. А "спасать мир" – мне это представляется абстракцией. Я не знаю, что его спасет, и не думаю, что какой-то другой человек знает. Полагаю, нужно чуть меньше пафоса и больше самостоятельного действия, направленного на утверждение того, что ты считаешь добром, а там видно будет.
Цитаты из книги "Рейнское золотое"
Из разговора героини с мужем, работающим на телевидении
"– Ты действительно считаешь, что в Донбассе тогда собирались убивать детей или запрещали говорить по-русски? – Ада вгляделась в его лицо. – Когда я впервые это услышала, то просто смеялась. И недоумевала: почему не выдумали что-нибудь более правдоподобное, ведь в такую ерунду никто не поверит! А ты… Или ты действительно так думал тогда? – спросила она почти с надеждой.
– Какая разница, думал я так или нет? – поморщился он.
– Но зачем ты внушал людям ложь? Ведь вы не говорите ни слова правды!
– Ложь необходима. Цементирует нацию".
– Один из героев "Рейнского золотого", художник Теодор Левандовский, говорит, что налет цивилизации в России – это как пух на одуванчике, дунешь – и слетит. Это и ваши слова?
– Да, конечно, это авторская позиция. Левандовский – собирательный образ довольно большого количества художников и писателей, которые уехали из Советского Союза сразу же, как только это стало возможным, и оставались тверды в своем понимании российской действительности. Поэтому я передарила эти слова именно ему.
А вообще, я придумала эту фразу довольно давно, наверное, году в 2015-м. Мы тогда с моим мужем, прозаиком и сценаристом Владимиром Сотниковым, написали сценарий сериала "Ангел-хранитель". К тому моменту, когда он вышел на экраны, на меня уже стоял категорический "стоп" на всех федеральных каналах. После нескольких очень успешных проектов все вдруг замолкли и перестали предлагать работу, вплоть до того, что разрывали даже уже заключенные контракты. Это было очень странно, если учитывать, что наши сериалы шли с очень высоким рейтингом в прайм-тайм на Первом канале, на канале "Россия", и раньше не было отбоя от желающих с нами сотрудничать. И вдруг все это прекратилось. Я не понимала, что происходит, пока в один момент добрые люди мне не объяснили… Но сериал "Ангел-хранитель" был написан до того, как был составлен этот стоп-лист. Он ждал выхода на экраны почти три года, но все же вышел в 2018 году. И эти слова, про одуванчик, я впервые написала там, в том сценарии.
Они не о цивилизации, а о ее внешних проявлениях – похорошевшей Москве, красивых лампочках на бульварах и прочем. Все это слетит, как пух, потому что должно быть не пустым декором, а внешним проявлением созидательной внутренней жизни.
В Европе, где живет Левандовский и где теперь живу я, где я часто бывала с самого начала перестройки, я сразу заметила принципиальную разницу с Россией. В Европе красиво украшенная улица – это финальное проявление общего устройства жизни, человеческих принципов, представления о том, как люди должны относиться друг к другу, как они должны относиться к государству, как государство должно относиться к ним, какие у них есть права, обязанности и т. д. А вишенкой на этом многослойном торте является красиво украшенная улица. И совершенно другое, когда в Москве бульвары расфуфырились купленными в Бельгии или во Франции красивыми лампочками, а за ними стоит магазин, который в любой момент могут снести, потому что решено повесить на его месте еще одну лампочку. Никого не будет интересовать, что этот магазин человек построил абсолютно законно и продает в нем нужные людям вещи. И, что самое главное, ни у кого это не вызовет противодействия. Это принципиальная, нутряная, глубокая разница. Это очень важно, поэтому я посчитала, что слова про одуванчик нужно повторить, и отдала их в новой книге новому герою.
– Из логики повествования следует, что герои вашей последней трилогии могут обрести счастье лишь за пределами России. Вы считаете, что это единственный выход для всех людей, кто не согласен с происходящим в стране?
– В целом, глобально, я бы не стала этого утверждать. Потому что в истории России бывали периоды, когда власть занималась какими-то другими делами, махнув рукой на людей и предоставив им возможность жить, как они сами хотят. Эти краткие периоды свободы были сначала в оттепель 1960-х годов, а потом в перестройку и последовавшие за ней годы. Мы тогда были счастливы, потому что казалось, все тяжелое, страшное, преступное в истории страны осталось позади, впереди лишь движение вперед, к другому устройству жизни, основанному на порядочности и созидании. Конечно, думали мы, все идет не легко, просто потому что слишком много людей не хотят или не умеют меняться, сопротивляются переменам, но это все равно поступательное движение вперед. И вот эта уверенность, что впереди что-то хорошее, давала ощущение счастья. К сожалению, все оказалось абсолютной иллюзией. Оказалось, что это просто очередная оттепель, небольшой перерыв в потоке зла… Когда мы это поняли и ахнули, было уже поздно.
Можно ли быть счастливым в современной России? Не знаю, как это может быть. Хотя, конечно, человек может быть счастлив и в концлагере. Вот он влюбился в кого-то, и хоть и знает, что погибнет через три дня, но эти оставшиеся дни он счастлив.
Сейчас в России человек может быть счастлив, только если говорит себе: "Мне наплевать, что происходит – кого там убили на войне, кого застрелили в концертном зале. У меня все хорошо, и я не буду об этом думать". Тогда, да, наверное, он может быть счастлив от того, что вкусно поел или даже влюбился в кого-то. Но дело в том, что мне никогда не было интересно писать о таких людях. Они в немалых количествах присутствуют в моих книгах, потому что их много в жизни, но это не мои герои. А мои герои не могут быть счастливы в России в том ее виде, в котором она есть сейчас.
Цитаты из книги "Рейнское золотое"
О тифе в пересыльном лагере во Владивостоке
Сколько здесь лагерей, понять было невозможно – зона выглядела бесконечной. Карьер, лесоповал, камнедробилки, которые Ксения уже распознавала среди других сооружений, тоннель в скале и бараки занимали все пространство, сколько хватало взгляда, и на этом пространстве, как черные муравьи, копошились люди, как муравьи же одинаковые.
Пиванские лагеря Ксения видела лишь издали, и они поразили ее своим чудовищным размахом. Но то, что она увидела вблизи, пока шла рядом с конвоиром от ворот до самого конца территории Владивостокской пересылки…
Это был не просто целый город, хотя по числу населяющих ее людей зона была вполне с городом сравнима, – это была отдельная вселенная. Оказавшись за колючей проволокой, Ксения ощутила себя именно частью какого-то отдельного мира, и ее ужаснуло то, как привычно, обыденно этот мир принял ее в себя и как сама она во мгновенье ока сделалась его частью.
Она шла, шла, шла и шла мимо вереницы часто поставленных сторожевых вышек, а зона все не заканчивалась. Между бараками, бесчисленными, ходили бесчисленные же – тысячи их были здесь точно – мужчины такого измученного вида, что ни смотреть на них было невозможно, ни глаза отводить. Ксения и не отводила глаз, наоборот, всматривалась в каждого, кто оказывался в доступных ее взгляду пределах – вдруг увидит Сергея?
– Антивоенные взгляды в ваших книгах – скорее исключение из правил. Но мне кажется, что в реальной России все же немало людей, которые понимают, что происходит. Или вы сталкивались с другим?
– Все дело в том, что и вы, и я в своей жизни сталкивались в основном с другим. И я по какой-то совершенно непростительной наивности очень долго думала, что те люди, с которыми я общаюсь, – это и есть норма. Тем более что мы с мужем общались с очень многими людьми. Встречаясь с читателями, объездили буквально всю страну от Калининграда до Владивостока, и всюду, даже в самых маленьких поселках, видели замечательных людей. От этого у меня была иллюзия, что хороших людей очень много, что плотность плохих людей вообще невелика.
Но когда началась полномасштабная война… Нет, даже раньше, когда произошел захват Крыма и я увидела реакцию людей на это… Весь этот восторг: "Как хорошо, что мы отжали Крым". Буквально так. А когда ты, в шоке от этого, просишь объяснить, что же хорошего, тебе говорят какую-то чушь вроде того, что в Крым теперь можно ездить отдыхать. Но я-то в Крым до 2014 года ездила каждый год на международную библиотечную конференцию вместе с тысячами российских библиотекарей и точно знала, что никаких проблем с тем, чтобы поехать туда отдыхать, не было вообще…
Передо мной тогда просто бездна разверзлась. Я поняла, что мы жили в своем пузыре, который естественным образом создает для себя каждый нормальный человек, потому что не хочет общаться с дураками, с людьми, у которых нет никаких моральных привычек. Общаться с себе подобными, создавать для себя комфортную среду общения – это нормально. Но это мешает увидеть реальную картину.
Когда пришлось выйти из этого пузыря и увидеть честным взглядом то, что реально происходит вокруг, стало понятно, сколько людей в России поддерживают войну, потому что "так украинцам и надо", они такие-сякие, и вообще, у них там нацисты… А еще больше людей, которым наплевать, они равнодушны к любой подлости, к бомбежкам жилых кварталов, к убийству детей. Сколько раз я слышала: "Я к этому не имею отношения, я сохраняю позитив…"
Людей, которые в ужасе от происходящего, оказалось намного меньше, чем я думала. Это совсем не значит, что их существование нужно игнорировать. Потому что, если их даже всего 10%, это уже миллионы людей. А многие исследования косвенно указывают, что их примерно 25%. Невозможно игнорировать существование миллионов порядочных, все понимающих, страдающих сейчас россиян. Но других-то – 75%!
Порядочных людей мне достаточно как писателю – потенциальных читателей, для них я и пишу. Но для того, чтобы продолжать жить в России, мне этого количества порядочных людей совершенно недостаточно. Я уже увидела, что вокруг вот этого маленького пятачка, который мы сами себе вытоптали для нормальной человеческой жизни, колышется такое поле, что просто даже глянуть в ту сторону страшно… К сожалению, это действительно так.
Нельзя думать, что плохих людей не так много, потому что их нет среди наших знакомых и друзей. Друзей и знакомых мы вообще-то специально выбирали. И больше этой иллюзии я уже не поддамся никогда.
Цитаты из книги "Рейнское золотое"
Из разговора героини с беженцами из Украины
"– У мамы будешь жить?
И тут же поняла, что спрашивать об этом не следовало.
– Наверное. В Бучу точно не вернусь. – Лицо у Миланы застыло. – Дом наш цел, да. Разграбили только, ну это понятно, русские же все грабят. Из Мариуполя фонтаны и те вывезли. В Москве у себя поставят, наверное. Для красоты. А бучанских наших соседей, которые через забор, убили. Прямо во дворе расстреляли. – И, как будто Ада нуждалась в объяснении, добавила: – Просто так, ни из-за чего. Солдаты пьяные были, приглючилось что-то, и расстреляли стариков. Ну и как я после этого буду там жить?"
– Герои "Рейнского золотого" теряют даже людей, которых считали близкими по духу…
– Это ведь книга о том, что мы пережили в первые дни и месяцы войны. Сколько было историй, когда родители начинали ненавидеть своих детей, дети отшатывались от родителей, когда рвали связи братья и сестры, мужья и жены, близкие люди, друзья. Это происходило сплошь и рядом, это основная внутренняя трагедия, которую пережили люди по всей России, – когда они вдруг выяснили, что знакомые и родные, казавшиеся совершенно вменяемыми, порядочными, добрыми, вдруг спокойно говорят: "Ну да, вообще-то, конечно, убивать нельзя, но украинцев можно". Этого было гораздо больше, чем мы были готовы представить и понять. И я не могла об этом не написать.
– Почему вы сделали главной героиней Аду, которая родилась и выросла в Европе? Разве она не смогла бы увидеть всю чудовищность войны, если бы была из России?
– Дело все в том, что я не раз убеждалась: люди, которые живут внутри зла, не видят его ясным взглядом, он затуманен в большей или меньшей степени. У одних затуманен абсолютно, настолько, что они начинают считать, что это нормально – убивать людей в чужой стране. У других частично – они способны признать, что не нужно было начинать войну, но… У третьих еще какая-то схема. В любом случае люди внутри зла не воспринимают его так ясно, как человек извне.
Я видела, в каком шоковом состоянии были после начала войны европейцы. Особенно немцы, у которых всегда было чувство вины за войну. Это в Германии не абстрактное понятие, это внутри каждого. И они не могли понять, как вообще такое возможно. Поэтому я хотела показать взгляд со стороны. Но при этом Ада много лет жила и работала в России, она не посторонний этой стране человек, она хорошо ее знает и любит. Однако она – человек европейский по всей своей сути, смотрит на все так, как смотрит непредвзятый человек, и не ищет происходящему оправдания. А в России, к большому сожалению, абсолютно все так или иначе ищут оправдания. "Мы не хотели" или "Мы не виноваты" – это еще в лучшем случае, потому что так говорят люди, которые действительно не виноваты и действительно не хотели. А большинство говорит "Так и надо" или "Ничего особенного".
– Вы продолжите писать о войне?
– Я уже начала писать книгу, действие которой начинается с мобилизации и происходит на протяжении 2023 года в Германии и в России. И в ней уже другое настроение, потому что спустя два года в России видна усталость от войны. Ее, конечно, нельзя даже сравнивать с тем, как измождены войной люди в Украине – они измотаны так, что это ни с чем не сравнимо. Но и в России люди устали от постоянного надрыва. Я имею в виду нормальных людей, а не тех, которые ликуют, какие они молодцы и как они всем покажут. Порядочные люди устали от ощущения, что ты живешь в эпицентре зла. А еще больше людей уже привыкли и смирились, смотрят на все происходящее как на восход и закат. И это совсем другое состояние, чем то, которое было в начале войны. А между тем война идет, и такое состояние тоже становится частью преступления…
– Вы уже начали получать отклики от тех, кто прочитал "Рейнское золотое"? Есть среди них сторонники войны?
– Откликов довольно много, но от тех, кто со мной на одной волне. Что могут написать остальные, я себе примерно представляю – я уже получала такие отклики в 2015 году, когда вышла книга "Вокзал Виктория", в которой описывались крымские события. Тогда работала фабрика троллей, это было видно по огромному количеству однотипных откликов, которыми просто завалили все маркетплейсы. Всюду, где продавались мои книги, тролли писали под одну гребенку: "Я раньше так любила книги Берсеневой, всегда их читала и всем советовала, а теперь вот она стала писать про политику, и я больше ее читать не буду и никому не посоветую". Я тогда, еще не понимая, что происходит, очень удивлялась: я ведь всегда писала "про политику", потому что никакая это не политика, а человеческая жизнь. В моих книгах, первая из которых вышла в 1995 году, описаны все сколько-нибудь значимые события XX и XXI века – и обе войны чеченские, и спитакское землетрясение, и прочее. Но это не мешало людям ими зачитываться, а тут вдруг что-то "про политику" оказалось не так.
Потом я поняла: дело не только в том, что это скоординированная кампания. Очень многим людям не нравится, когда им говорят правду. Им хочется читать только о том, какие они хорошие, какие они великие. Поэтому, думаю, мне и сейчас напишут достаточно гадостей. Но меня интересует лишь мнение порядочных, честных людей. В России их миллионы, и мне читателей хватит, ей-богу.
– Значит, вы не пытаетесь никого переубедить?
– Не думаю, что какой-то человек, считающий, что "не все так однозначно", что "мы не знаем всей правды", прочитает, что я написала, и перестанет так считать. Современный человек имеет возможность в любой момент нажатием пары кнопок выйти на самые разные новостные порталы, прочитать, что там написано, и сделать собственные выводы. Над тем, чтобы донести максимум информации, работают крупнейшие мировые корпорации, с профессиональным фактчекингом, с большим количеством талантливых журналистов. И если при этом какой-нибудь человек в России продолжает твердить, что "мы не знаем всей правды", значит, он и не хочет ее узнать. Он мог узнать, но не захотел. И я не думаю, что мои книги заставят его делать то, чего он активно не хочет, чему он сопротивляется. А если человек считает, что все прекрасно, то с ним мне и вовсе не о чем разговаривать.
– Возможна ли сейчас честная литература внутри России? Или вся надежда на тех, кто уехал?
– Далеко не все книги, которые сейчас пишутся в России, – это литература о сегодняшнем дне. Довольно много, например, исторических книг, издается нон-фикшн о том, как устроен человеческий мозг или как выглядела коммунальная квартира. Жанров много, и книг, которые честно написаны в России, тоже много. Но написать книгу, действие которой происходит в современной России, живя внутри страны, сейчас невозможно. В этом я абсолютно убеждена.
Как описать комнату, в которой стоит слон, не говоря ни слова о том, что там стоит слон? Вот как это сделать? Можно, конечно, написать, что висит такая-то картина, обои такого-то цвета, ковер такой или сякой, но это не главное, что есть в этой комнате. А главное сейчас – это то, что страна развязала захватническую войну и страшнейшие репрессии сталинского толка против собственного населения. И как писать книгу, не упоминая об этом? Это невозможно. Поэтому честных книг, в которых действие происходит в современной России, внутри страны написано быть не может. Точнее, написать-то можно, но опубликовать – точно нет.
Но выход, по счастью, есть. Нормальным его не назовешь, ну, так ведь и нынешнюю российскую жизнь невозможно считать нормальной. Я вижу, что авторы из России уже начали публиковаться за ее пределами анонимно. В Германии в издательстве FRESH Verlag в серии Sub rosa вышла прекрасная книга для подростков "Хей, соколы!". Анонимные российские авторы публикуются и в издательстве Freedom Letters, которое издает тех, кто не может издаться в России. Работает канадское издательство Litsvet, израильские "Книга Сефер" и "Бабель".
Авторы, которые оказались вне пределов России, имеют возможность писать честно и публиковаться под своим именем, и я вижу, что они это делают. Но что будет в дальнейшем? К сожалению, исторический опыт показывает, что следующее поколение из эмигрантских семей уже не будет писать на русском языке. Боюсь, всякая почва дает литературу только на языке этой почвы. Это та потеря, которая неизбежна. А что будет на российской почве происходить? Посмотрим.
– Грустный прогноз…
– Мне тоже совсем не радостно об этом думать. Я бы с удовольствием сказала сейчас, что все закончится через месяц-другой-третий, ну, или хотя бы через год, и все заживут припеваючи. Но так не будет. Во-первых, Россия совершила страшное преступление, после которого невозможно зажить припеваючи. Во-вторых, даже если война скоро закончится, уже одно то, что с фронта вернутся сотни тысяч психически неадекватных и привыкших убивать людей, показывает, что будет происходить. Экономика тоже продемонстрирует все, что сейчас замаскировано. Поэтому строить радужные планы, я считаю, не нужно. Но вместе с тем, конечно же, каждый человек должен стараться делать что-то, что будет способствовать улучшению жизни и ее приведению к человеческому виду.
– А для себя вы рассматриваете возможность вернуться? И что должно измениться, чтобы вы вернулись?
– Во-первых, я хочу, чтобы все это закончилось вот прямо сегодня. Чтобы прямо сегодня перестали убивать людей в Украине. Чтобы в России прямо сегодня вышли из тюрем люди, которые брошены туда тоталитарным режимом. Страшно думать, как им ломают жизнь, как каждый день лишают здоровья, общения со своими детьми, своими близкими… Хочу, чтобы наконец-то смогли вздохнуть свободно те порядочные люди, о которых я говорила, те миллионы людей, которые сейчас не понимают, как воспитывать своих детей, как общаться со своими родителями, держащими голову в телевизоре и пересказывающими бред, который оттуда несется… Вот весь этот кошмар должен прекратиться.
Если будет возможность, я буду приезжать в Россию. Но я совершенно точно не буду там жить. В "Рейнском золотом" один из героев говорит, что никогда больше не поставит свою жизнь в зависимость от страны, в которой, чтобы чувствовать себя порядочным человеком, мало просто работать и не делать подлости, а нужно совершать подвиг и идти в тюрьму. Это и мои слова. Я больше не поставлю себя в зависимость от страны, где большинство населения назавтра после падения диктатуры скажет, как хорошо было при Путине и почему бы нам опять не вернуться к этому замечательному времени, и им какие-нибудь очередные "Старые песни о главном" запустят… Нет, больше я себе не позволю поддаться иллюзии. Но у меня очень много дорогих людей в России, и я действительно очень хочу, чтобы весь этот кошмар прекратился.
– Почему вы выбрали Германию?
– Это была первая страна, которую я увидела после Советского Союза. Я приезжала сюда по университетскому обмену, писала здесь диссертацию, подолгу жила. Знаю язык, у меня здесь друзья. Здесь к тому времени уже жил и работал наш старший сын. Поэтому, когда стало понятно, что нужно уезжать, мы с мужем решили, что будем думать о Германии.
Мы уехали в ноябре 2020 года. Уехали бы раньше, но из-за ковида были закрыты границы. Помню свои чувства, когда вышла из самолета во Франкфурте, прошла границу и увидела улыбающихся мне людей. Я подумала: "Боже мой, я дома!" Потому что ощущение несвободы, в котором мы жили, начиная как минимум с 2014 года, все возрастало, возрастало, и к 2020 году сделалось таким невыносимым, что перестало быть нужным даже то, что было тебе дорого в своем доме. Каждый день ты открывал новости – а там, за дверью твоего дома, обыск у того, обыск у этого, этого посадили, этого арестовали, этого отравили… Поэтому, когда мы прилетели в Германию, у меня было ощущение счастья от того, что я на свободе и свобода – мой дом.
– Получается, у вас не было той травмы эмиграции, о которой сейчас так много говорят?
– Не было, потому что я хорошо знала страну, в которую ехала. Конечно, то, что не нужно путать туризм с эмиграцией, – это правда. И академическую командировку с эмиграцией тоже путать не нужно. К тому же в 2020 году я еще думала, что буду приезжать в Россию, это стало абсолютно невозможно только с началом войны. Так что травмы эмиграции не было. Была такая сильная травма тоталитаризма, в который скатывалась Россия, что по сравнению с ней все, что переживается при переезде в другую страну, назвать травмой нельзя.
Думаю, если бы многие люди, покинувшие Россию, правильно понимали то, что с ними произошло, они бы тоже не называли это травмой. В современном мире вообще и в мире европейском в частности миллионы людей живут вне своих стран. Это нормально. Это не травма, это огромные новые возможности, которыми просто нужно воспользоваться. Ты в свободном мире, тебе открыты все пути, особенно если ты молод, у тебя достаточно энергии и голова работает хорошо. Мне кажется, именно так к этому и нужно подходить.
К сожалению, очень многое из того, чем ты за это платишь, что связано с оставленной страной, страшно тяжело. Плата есть, и очень нелегкая. У каждого. Потому что никто не выскочил как пробка из бутылки, у всех в России остались связи, у всех дорогие люди… Вот это очень-очень трудно.
– Такие времена, как сейчас, обычно заставляют пересмотреть список любимых авторов, устроить своего рода ревизию. Кто прошел проверку для вас?
– Мы с вами говорили о том, что, когда началась война, многие пишущие люди не могли писать. А мне было трудно читать. Я открывала книги русских классиков, читала их глазами человека сегодняшнего дня… И меня брал ужас. Достоевского, например, вообще не могла читать. Понимала, что он видел пронизывающим взглядом то темное, что присуще русскому человеку. Но понимала и то, к чему привело все, чем он в русском человеке восхищался. На многих русских классиков я смотрела другими глазами, хотя и понимала, что нельзя оценивать их взгляды с позиции сегодняшнего дня. Правда, через некоторое время это отторжение прошло. Но вот мое восприятие Чехова, например, не менялось ни на минуту.
С современными авторами было меньше нюансов. Изнутри знаю, кто есть кто, и открытий, ведущих к разочарованию, не было. Я 5 лет вела колонку о современной литературе в "Новых Известиях". Когда приняли закон о том, что публикация иноагента в медиа считается рекламой иноагента, они больше не могли меня публиковать. И для меня стало большой радостью и гордостью, что буквально через две недели после этого мне написал Борис Акунин и предложил вести эту мою колонку на его сайте "Библиотека Бориса Акунина". Я рада, что могу писать о современной литературе, потому что всегда поражалась, сколько талантливых книг выходит едва ли не каждый день.
– А что вы почувствовали, когда оказались в списке иноагентов?
– Мой младший сын оказался в этом списке раньше меня, одним из первых, потому что работал в России как журналист-расследователь. Когда его объявили иноагентом, я почувствовала ярость, что какие-то ничтожные существа смеют оценивать моего ребенка, не годясь ему в подметки. Точно так же было и когда я сама стала иноагентом. Возмущение, что какие-то никчемные создания смеют выносить обо мне свои вердикты. Кто эти люди? Кто дал им право вообще меня кем-то там объявлять? Было только возмущение, ничего больше. И по поводу сына гораздо больше, чем по поводу себя.
