30 июня суд признал троих полицейских иркутского города Усолье-Сибирское виновными в пытках шокером многодетной матери Марины Рузаевой. По статье о превышении полномочий майору Денису Самойлову присудили 4 года колонии общего режима, его подчиненным – оперативникам Станиславу Гольченко и Александру Корбуту – по 3,5 года колонии каждому. В январе 2016 года в отделе полиции они больше пяти часов "выбивали" у Марины признание в убийстве соседа, надев ей на голову пакет и пристегнув наручниками к скамейке.
С тех пор она пыталась добиться справедливости и осудить истязателей, до последнего заседания суда работавших в МВД. В безопасности Марина себя не чувствует даже после приговора – сейчас решению городского суда предстоит устоять в апелляционных инстанциях. К тому же семье постоянно угрожают неизвестные – и не только на словах: за последний год семье разбили машину и сожгли дачу.
Пример Марины, которая пять лет билась за то, чтобы пытавшие её полицейские были наказаны, воодушевил в Иркутске и других жертв полицейского произвола. Они перестали замалчивать случившееся с ними и оказалось, что "пыточное дело Рузаевой" в Усолье не единственное.
11 лет – на троих
Марина говорит не совсем внятно и долго тянет гласные – почти как пять с лишним лет назад, после пыток в отделе полиции в новогодние каникулы. Все эти годы она регулярно лечила травмы у невропатолога, были улучшения, но в день суда у Марины случился микроинсульт.
– Накопилось, наверное. Мы же каждый день этим делом занимались, все пять лет – то в прокуратуру, то в Следком, то в суды… И казалось, что я, наконец, перестала нервничать. Видимо, только показалось. По совету мужа специально не поехала с ним 30-го на суд, и тут прихватило, – рассказывает Рузаева.
Её врач не исключает, что это последствия травм пятилетней давности.
– Утверждать, конечно, медики не возьмутся, но после того случая в полиции медицинская карта у меня сильно увеличилась, а фото со следами ожогов на коже растиражировали многие СМИ. Панические атаки, кошмары по ночам – весь набор до сих пор со мной. Иду и вздрагиваю на каждый шум за спиной, – рассказывает Марина.
2 января 2016 года вечером в ее дом постучались двое молодых людей в штатском, представились полицейскими и попросили помочь – выступить в качестве свидетеля в деле об убийстве соседа. По словам мужа Марины Павла Глущенко, было уже поздно и ему очень не хотелось отпускать жену одну даже в компании полицейских.
– Я предложил поехать с ними, подождать Марину в отделении. Оперативник Корбут дал слово офицера, что с Марины "и волос не упадет, доставят обратно в целости и сохранности", – вспоминает Глущенко. Забрать Марину из отделения Павлу удалось только в полдвенадцатого ночи – спустя пять с лишним часов – два последних часа он простоял в дежурной части отделения, обрывая внутренний телефон кабинета, в котором находилась Марина. Дежурный при этом меня убеждал, что в отделе давно никого нет: "Ждите дома".
Сама Марина говорит, что полицейские вполне логично объяснили ее статус свидетеля тем, что она, как соседка и домохозяйка, могла заметить убийцу. Уже в отделении Рузаева поняла, что обращаются с ней вовсе не как со свидетелем по делу.
– В полиции меня завели в кабинет, где уже сидел незнакомый полицейский. Он потребовал, чтобы я сняла сапоги. Это уже было странно. Потом те двое полицейских, что привезли меня в отделение, встали у меня за спиной, надели мне на руки наручники, пристегнули к скамейке, а на голову надели пакет! – рассказывает пострадавшая. – Тут я уже запаниковала. "Ребята, что вы делаете?!" От меня стали требовать, чтобы я "все рассказала". Когда спросила, что именно должна рассказать, один из полицейских, стоявших позади, применил электрошокер, пинали по ноге. От страха у меня все поплыло. После меня и руками били по телу, по голове, опять шокером. Было так страшно и больно! И непонятно – за что?
На вопрос, как ей удалось под такими пытками не взять на себя чужую вину, Марина честно признается – и взяла бы, но убийцу нашли раньше.
– Да я все что угодно готова была подписать, лишь бы это прекратилось. Видимо, повлияло, что муж у входа начал обрывать телефон и стучаться к дежурному. Плюс я вообще ни слова не могла сказать по существу – просто не видела в тот день соседа. А через несколько дней и убийцу нашли – им оказался приятель убитого, с которым в тот день они выпивали. Но теперь ко всем случаям, когда человека в чем-то обвиняют на основе одних признательных показаний, я отношусь с большим сомнением, – признается Рузаева.
Для Марины самым важным стало признание в суде того факта, что полицейские действительно превысили полномочия и пытали ее. Потому что первые месяцы после произошедшего ее словам многие жители Усолья верить отказывались.
– Пока мне достаточно того, что та часть города, которая пять лет назад почему-то безоговорочно приняла сторону полицейских и не верила моим словам, сейчас изменила точку зрения. Сейчас такой беспрекословной веры нет, потому что подобные случаи большинство пострадавших перестали замалчивать. Муж ведь стал правозащитником после случившегося со мной – к нему регулярно поступают жалобы: тут избили до гематом предпринимателя, "выбивая" признание в краже, там депутат от полицейских пострадал, а вот сотрудник ГИБДД о побоях заявил, – перечисляет Рузаева. – А одна экс-полицейская, месяцами в соцсетях обвинявшая меня в наговорах на чуть ли не святых сотрудников МВД, спустя время пришла к моему мужу за помощью: ее мужа незаконно задержали, детей отобрали, угрожали ей такие же "святые люди". Какой из этого вывод? Похоже, это системная проблема.
Очень хочется верить, что большинство полицейских люди честные – я даже специально детям ищу сюжеты про добрые поступки сотрудников полиции, чтобы они уж совсем не разочаровались в профессии (пока для младших сыновей самый страшный человек на свете – полицейский), но тем не менее жалобы на незаконные задержания, побои, они же повторяются. За последние 10 лет в нашем городе – 200(!) заявлений о полицейском насилии, и это только официально зарегистрированные. Правда, в последнее время они [полицейские] именно в Усолье стали осторожнее, что ли: недавно задерживали дебошира, применили оружие, стреляли по ногам, мужчину ранили, но он жив. А вот для сравнения: в Иркутске примерно в то же время парня при задержании расстреляли.
Приговор в 3,5–4 года колонии Марину, по ее словам, не расстроил, но и не порадовал.
– Радости нет, потому что я знаю, что у всех этих садистов есть свои семьи, и жены-матери, наверное, до сих пор не приняли то, что их родные действительно жгли и пытали беззащитную женщину, хотя по профессии должны защищать. Думаю, это трудно принять, и от них какого-то извинения даже не жду, – говорит Рузаева.
Без спецсредств
Глущенко отмечает, что не согласен с тем, что суд исключил из приговора применение полицейскими спецсредств.
– Суд установил, что сотрудники МВД "вступили в преступный сговор" ради "повышения раскрываемости" и "из ложно понятых интересов службы", а также подтвердил факты применения шокера, пластикового пакета и наручников. Но суд не смог установить, что наручники и шокер были выданы официально, поэтому их нельзя считать "специальными средствами". Напомню, что из материалов дела их исключили "благодаря" стараниям предыдущего следователя Лысых, условно осужденного за фальсификацию улик по "пыточному" делу Марины. Пока он вел расследование, таинственным образом исчезли и скамейка, к которой ее пристегивали наручниками, и сами наручники, и шокер. А первые результаты полиграфа, на которых осужденные признались в пытках, оказались уничтожены, диски были чем-то исцарапаны. Чудом удалось восстановить часть пропавших улик следователям из СФО, которые позже взялись за дело, – вспоминает Павел Глущенко.
Во время суда о фальсификации "пыточного" дела следователь Сергей Лысых, осужденный на 3 года условно, заявил о том, что фальсификации доказательств были обычной практикой в его отделе. В суде удалось доказать только часть его фальсификаций: так, Лысых подписал протоколы следственных действий без фактического присутствия свидетелей, а также внес в них ложную информацию о деталях преступления. После приговора глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин поручил проверить заявление Лысых "об обычной практике следствия".
Тем не менее исключение спецсредств из материалов дела привело к тому, что всех троих полицейских признали виновными в превышении должностных полномочий только по пункту "а", более "мягкому" в части наказания, третьей части статьи 286.
– Такое решение повлияло на общую квалификацию дела – полицейских признали виновными по пункту "а" – превышение полномочий с применением насилия или с угрозой его применения. Пункт "б" той же статьи (превышение полномочий с применением спецсредств) был исключен, – поясняет адвокат потерпевших Яков Ионцев. – Мы намерены приговор обжаловать, так как считаем его необоснованно мягким. Суд исключил из обвинения квалифицирующий признак применения специальных средств на том основании, что оружия преступления – электрошокер и наручники – не изъяты и могут в действительности не являться официальными спецсредствами. Мы считаем, что этот довод несостоятелен, потому что как минимум наручники явно были не из секс-шопа, очевидно, что это были полноценные наручники, независимо от того, выдали их со склада или они были куплены в магазине. Мы считаем, что действия злодеев надо квалифицировать и пункту "а" и по пункту "б" третьей части 286 статьи. Соответственно и приговор должен быть строже.
В ходе суда прокурор запрашивал для оперативников Гольченко и Корбута гораздо более строгое наказание – 5 и 6 лет колонии общего режима, а майору Денису Самойлову, успевшему к тому времени с почестями уйти на пенсию, – 7 лет. Наручники на всех троих надели прямо в зале суда. И тут же в присутствии прокурора, адвокатов и других свидетелей осужденный Гольченко стал угрожать мужу пострадавшей.
– Крикнул мне: "А теперь ходи и оглядывайся!" Представляете?! Прямо при прокуроре! Ничего не боятся, – вздыхает Глущенко. – Конечно, мы серьезно к их угрозам относимся. У нас за последний год только машину разбили, дачу сожгли дотла. И все – "неизвестные", полиция проверку провела – подозреваемых не обнаружила. Хотя пожарные поджог подтвердили. И это ведь и раньше было – и машину били, и попытка поджога была, и угрожали родным, в том числе детям. Одно время даже скрываться приходилось, уезжать из города – когда расследование после очередного перерыва возобновилось из-за общественного резонанса.
Марина и Павел не исключают, что и сейчас им придется на время уехать из города. Однако уезжать насовсем из Усолья они не собираются.
– Переждать месяц-два, разгрузить голову – было бы полезно. В прошлый раз нам это помогло собраться с силами и бороться дальше, – рассуждает Глущенко.
Марина соглашается – борьба еще не окончена.
– Надо подтвердить приговор в судах дальше, они же непременно подадут на апелляцию. Параллельно мне, видимо, еще курс лечения понадобится пройти. В общем, нельзя сказать, что все закончилось и мы в безопасности, – говорит Рузаева. – Но довести его до конца надо – не хочу, чтобы кто-то еще пострадал от садистов в форме, как я. Они должны понять, что это им с рук не сойдет. И что вот так "работать" дальше они не смогут.
