В новосибирской Государственной публичной научно-технической библиотеке открылся "сектор самиздата". В основе этого фонда – огромный архив, собранный и самими сотрудниками библиотеки, и теми, кто передавал и передает до сих пор эти уникальные документы в дар. Теперь этот архив будет доступен исследователям и читателям.
В российской библиотечной сети подобная структура, целенаправленно занимающаяся наследием самиздата, до сих пор была только в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве.
Отпечатанные на машинке, размноженные на ротапринте, самые разные по содержанию тексты, от политических листовок до изысканных стихов, объединяет главный признак – неподцензурность.
В советское время самиздат был синонимом запретных знаний, распространители которых часто рисковали свободой. НКВД/КГБ разыскивали и сажали издателей и читателей Солженицына, Пастернака, Ахматовой и Гумилева. Сажали и самих авторов текстов, чьи произведения распространялись в самиздате. За собственные стихи, запрещенные цензурой, но ходившие по рукам, Осип Мандельштам отправился в воронежскую ссылку, Николай Клюев ещё дальше – в Нарымский край.
Советская власть преследовала "самиздатчиков" по всей строгости закона даже в самые "либеральные" периоды своей истории. Александра Гинзбурга, выпускавшего в Москве литературный журнал "Синтаксис", арестовали в 1960 году (оттепель!) за антисоветскую деятельность, конфисковали полтонны рукописей и приговорили к двум годам тюремного заключения.
В провинции любители запретного чтения тоже получали реальные сроки. В памяти инакомыслящей интеллигенции Томска надолго остались "Тепличное дело" и "Дело книжников" – спецоперации против местных диссидентов, проведенные сотрудниками КГБ в начале 1980-х. Сначала накрыли группу университетских преподавателей и журналистов, устроивших антисоветский "читальный зал" в одной из городских теплиц.
Два года спустя другая группа любителей самиздата уже не отделалась легким испугом – за обысками и арестами последовали уголовные дела, приговоры и принудительная госпитализация одного из фигурантов "Дела книжников" в психиатрическую больницу до "улучшения состояния". Фильм, посвященный судьбе томских "книжников", основанный на уникальных материалах из архива областного КГБ, был снят томской телекомпанией ТВ-2 в 2000 году.
О том, почему именно сейчас важно сохранять произведения самиздата и как бесцензурная литература противостоит вертикали власти, рассказали Сибирь.Реалии сотрудники ГПНТБ.
– Истории, связанные с самиздатом, в большинстве случаев заканчивались весьма плачевно, – говорит Антон Метельков, организатор сектора самиздата. – Поэтому, собственно, одним из главных источников при исследовании этой темы оказываются материалы судебных дел, хранящиеся в тех или иных архивах. Если говорить о литературном самиздате, которым я преимущественно занимаюсь, то можно вспомнить дело "Сибирской бригады" (самодельный "Альманах мертвецов", составленный в конце 1920-х поэтами Леонидом Мартыновым и Сергеем Марковым), журнал "Рассвет" подпольного "Союза январичей", действовавшего в Рубцовске, или рукописный журнал литовских спецпереселенцев "Тоска по родине". Все инициаторы перечисленных проектов рано или поздно (чаще – рано) подвергались репрессиям.
В послесталинские времена для подавления инакомыслия активно применялась карательная психиатрия.
– Новосибирский "самиздатчик" Александр Рыбаков в 1972 году за распространение "Хроники текущих событий" был отправлен в небезызвестную Казанскую лечебницу, – рассказывает Антон Метельков. – А его брат (кажется, двоюродный) отделался тем, что устроился врачом где-то на Крайнем Севере. Про одного из братьев рассказывали, как он, переходя по мосту через Обь и заподозрив слежку, выкинул в реку целый чемодан самиздата.
В так называемые "оттепельные" (1960-е) и "застойные" (1970-е) времена самиздат продолжал оставаться делом небезопасным. В начале 1960-х годов молодые литераторы из новосибирского Академгородка (Геннадий Прашкевич, Владимир Горбенко и другие) выпускали рукописный альманах "Год второй", но после попытки опубликовать стихи Ахматовой ими заинтересовался КГБ, и инициатива была подавлена, – говорит Антон Метельков.
Геннадий Прашкевич, ставший в 1970–80-е годы классиком сибирской научной фантастики, рассказал корреспонденту Сибирь.Реалии, что лично для него самиздат всегда был более интересным чтением, чем книги, пропущенные советской цензурой:
– Что касается самиздата, ходило по рукам практически всё. Но к разным вещам мы с разной степенью ответственности подходили. Знали, что за небрежное прочтение Солженицына можно получить приблизительно 7 лет. За Юза Алешковского оттреплют и поставят на вид. А Венечка Ерофеев, ну, что? Как за него судить? Это гениальная литература, за нее могли пожурить, но серьезных последствий не было.
Другое дело – издания, приходившие с Запада, – журнал "Грани" и прочее. Это жестоко преследовалось. Я говорю о своем личном опыте. Кто не был самым трусливым или был уж совсем дурачком (как я), тот привозил из заграничных поездок очень интересные вещи. Например, я привез Дору Штурман "Мертвые хватают живых". Это книга о Ленине, Сталине и Троцком, написанная в эмиграции. В советские годы книга была запрещена, а я купил её в Малайзии в каком-то русском магазинчике, привез в Новосибирск, читал и перечитывал с большим удовольствием. Из Индии однажды я привез колоссальную вещь – книгу стихов Марии Шкапской, это поразительная поэтесса, которую не издавали у нас с начала 1930-х годов.
Ходили по рукам и книги современных авторов. "Улитка на склоне" Стругацких и многие другие. Сканеров тогда не было, но зато находились подвижники, которые за ночь могли перефотографировать целые тома. Популярность самиздата заключалась в том, что люди тянулись к запретному. Читатель запретного испытывал невероятное наслаждение, – говорит Геннадий Прашкевич.
Ведущий научный сотрудник ГПНТБ Елена Савенко, автор монографии "Свободное слово: очерки истории самиздата Сибири", собирала материалы для своей работы в архивах ФСБ и спецхранах сибирских библиотек. В фонде редких книг Томского университета она отыскала машинописный экземпляр романа в стихах "Борьба за права человека", отпечатанного в 1976 году. Автор романа Анатолий Зорин был дважды осужден за свое творчество – первый раз после войны, когда он отбыл лагерный срок в Магадане, и второй раз во время "оттепели", когда его принудительно помещали в психиатрические больницы Ленинграда и Томска. В романе Зорина есть примечательные пророческие строки:
Эпоха новая настанет
Демократических свобод,
Каких не ведает народ.
Все молодые коммунисты
Возглавят церкви как артисты.
– На мой взгляд, каждый случай реализации своего права на свободу самовыражения в условиях жестких цензурных ограничений – это значимый поступок, – говорит Елена Савенко. – Для меня как историка одинаково интересно и содержание текста, и обстоятельства, при которых он был создан. Нередко уголовные дела являются важным дополнением исследования: дают представление о личности автора-самиздатчика, о причинах появления текста и т.д. Мне кажется, что миссия сохранения самиздата в первую очередь побуждающая – дать возможность читателю другой эпохи понять суть событий. Поэтому сохранить подобные уникальные источники – важная задача библиотек.
Кроме политического самиздата, в фонде ГПНТБ хранится большой объем текстов поэтического андеграунда, созданных в 1970–80-х годах.
– Авторского самиздата в Сибири было, конечно, значительно меньше, чем копий столичных изданий, – говорит Антон Метельков. – Евгений Иорданский выпускал альманах с невинным названием "ЛЕС", который расшифровывался как "Левая Сибирь". В номерах" Леса" можно найти многие до сих пор не опубликованные тексты Анатолия Маковского, Ивана Овчинникова, Александра Денисенко, Николая Шипилова, Петра Степанова, Жанны Зыряновой и других авторов этого круга. В альманахах "Зелень" и "Бестиарий", которые делал Олег Волов вместе со своими друзьями, – стихи поэтов следующего поколения.
– Также в нашем фонде хранятся многочисленные артефакты, связанные с "подпольным" христианством, – и не только сибирские.
– На этой фотографии – рукописный христианский самиздат, присланный Наташей Осокиной из Казани. А вот фрагмент ее рассказа:
"Эти дописанные от руки книги, тетради акафистов и молитвословы, с обложками из картона от статистических отчетов Районного отдела здравоохранения - Райздрава - Санчурского района Кировской области взяты из одного сундука, принадлежавшего Августе Ивановне Севрюгиной (урожденной Самсоновой). Из сундука бабы Гути.
Она переписывала недостающие страницы церковных книг. Вы видите, что многие эти самиздатовские брошюры обложены картоном с отчетами санчурской санэпидемстанции – Августа Ивановна после войны работала медицинским статистиком в районном отделении здравоохранения. Кроме того, она вела еще собственный календарь погоды. Овдовев в 65-м году, одна справляясь со всем своим хозяйством – огородом, домашней скотиной, курами и утками – все равно никогда не оставляла своих записей, никогда не позволяла себе духовной и интеллектуальной лености.
Если в годы оттепели диссидентская интеллигентская среда получила хоть какое-то небольшое послабление, немного стало легче дышать, вернулись в разговоры читающих людей многие запрещенные авторы, то православная церковь в хрущевские времена претерпела еще один, очередной жесткий удар. Комсомольские дружинники вылавливали возле церкви по большим церковным праздникам молодых верующих – не пускали их в храм, задерживали и уводили. Окончательно закрылись многие церкви и были превращены в общественные бани, мотороремонтные цеха или тюрьмы и сизо".
Из письма Натальи Осокиной.
– Массовые читатели/посетители библиотек интересуются самиздатом, или он важен только для исследователей?
– В последние годы происходит новый всплеск самиздатовских текстов. Соцсети – это и есть современный самиздат – бесконтрольное создание и распространение информации. По крайней мере, так до недавнего времени было. Это такая горизонтальная система, культурный ландшафт, куда нет доступа посредникам в виде власти или других институций. Хотя нужно отметить, что сам термин "самиздат" используется по-разному. Классическое понимание – то, что издавалось неофициально от 20-го съезда до начала перестройки. И именно поэтому слово стало международным. В широком понимании самиздат – альтернативное книгоиздание, неподцензурное книгоиздание, вторая культура. В таком виде он существовал и в 19-м веке – "Горе от ума", например, десятилетиями ходило в списках. Самиздат и сейчас есть.
– Чем обусловлена такая живучесть самиздата?
– Он в разное время существовал по разным причинам. В советское время – по идеологическим. В 90-е годы самая известная часть этого корпуса текстов стала мейнстримом, в первую очередь, литература религиозная, эзотерическая, эротическая. После исчезновения советской власти пришла коммерция, большую часть андеграунда коммерческим издательствам публиковать невыгодно – большой тираж не продашь.
– Как бы вы определили роль самиздата в русской национальной культуре?
– Самиздат – это горизонтальное сообщество, одна из форм бытования неофициальной культуры. Эта "горизонталь" существовала и будет существовать всегда как альтернатива официозной "вертикали". Двадцать лет назад российское государство стало поддерживать культуру, но взамен от деятелей культуры потребовались уступки и компромиссы. Те, кто с этим не согласны, уходят в горизонталь. А в целом, состояние независимой литературы – это всегда индикатор того, что происходит в обществе.
