30 ноября рано утром домой к томскому музыканту и педагогу Анне Чагиной пришли силовики – так она узнала, что ее обвиняют по уголовному делу за "дискредитацию армии". 6 марта Анну задержали на антивоенном митинге. В сентябре Генпрокуратура заблокировала страницу Чагиной во "ВКонтакте" за антивоенные посты, которые теперь стали основанием для возбуждения уголовного дела по ч. 1 ст. 280.3 УК. Максимальное наказание – до трёх лет лишения свободы.
1 декабря суд определил меру пресечения – запрет пользоваться интернетом и почтой, выходить из дома после 22:00, посещать массовые мероприятия. Вечером 1 декабря, после суда, Анна рассказала корреспонденту Сибирь.Реалии о своем уголовном деле и трех своих версиях того, как и когда закончится война.
"Господа, это мой дом и мои правила"
Накануне визита силовиков Анна отмечала день рождения, гости разошлись поздно. Полночи не спала, так как у ее девятнадцатилетней дочери поднялась температура, а в 6 утра в дверь позвонили. Анна открыла и увидела целую бригаду: "Было два понятых, два опера из ФСБ, следователь, спецназовец и адвокат". Только вернувшись из изолятора, где провела ночь, она обнаружила, что дверной глазок со стороны подъезда был предусмотрительно заклеен стикером. В тот момент было не до того, чтобы это заметить, – Анна говорит, что от страха было трудно дышать и постоянно хотелось пить. Вторым чувством было негодование.
– Как только они пришли, я сказала: "Господа, это мой дом и мои правила". Настояла, чтобы они разулись. Они пролистали все книги, просмотрели все папки. У меня много бумаг – распечатки, ноты, архивы. Конфисковали компьютерную технику, кучу флешек и телефоны, в том числе и неработающие.
Чтобы успокоить нервы, Анна взяла в руки гитару и устроила концерт. Пела детские песенки и Окуджаву.
– Вообще-то концерты редко пою, но тут поняла, что такого шанса больше не будет. Старалась не обращать на них внимания.
– А адвокат у вас был?
– Они с собой привели. Адвокат по назначению была – и вашим, и нашим. Она по моей просьбе позвонила моему другу Игорю, но во время обыска не сказала, например, что я в протоколе могу написать, что была против их видеосъёмки во время обыска. Мы дописали это уже в Следственном комитете. Моя дочь тоже хотела снимать обыск на камеру, но у неё отобрали смартфон. Меня пугали, что меня сначала закроют на 48 часов в изолятор временного содержания, а потом сразу на два месяца отправят в СИЗО.
Обыск в доме Анны продолжался около трёх часов, потом ее с дочерью отвезли в СК.
– У дочери была температура 39. Я просила, чтобы её первой допросили как свидетеля и отпустили, и потом уже разговаривали со мной. Но сначала меня допрашивали четыре часа, а дочь всё это время ждала. Адвокат по назначению сказала мне, что с такой температурой она могла отказаться ехать на допрос, но сказала почему-то уже потом. Сегодня дочь увезли по скорой с пневмонией.
На допросе в СК Анна сослалась на 51-ю статью и отказалась давать показания по существу дела.
– Устно сказала, что вину не признаю, но, по-моему, в протокол этого не внесли. Дали какую-то бумагу про сотрудничество со следствием, просили внимательно прочитать. Но я отказалась сотрудничать, и на этом документе написала, что читать его не считаю нужным. Копии протоколов мне на руки не дали, сославшись на то, что адвокат по назначению протоколы сфотографировала.
– Дальше ИВС?
– Да. Чтобы было чем заняться там, я взяла с собой из дома карманную Библию. Сидела в одиночной камере. Холодно. Вонь из раковины и туалета. По закону меня там могли держать 48 часов, поэтому попросила моющие средства, чтобы раковину и туалет вымыть. Утром принесли.
Свет ночью не выключается. До 10 вечера играло попсовое радио "Ваня". Я музыкант, и у меня другие музыкальные предпочтения. Чтобы не пускать такую музыку в сознание, медитировала. Читала Библию. С пользой провела время.
– Как проходил суд?
– Я ходатайствовала о смене адвоката, и на суде у меня уже был адвокат по соглашению. Удалось сделать заседание открытым. Следователь просил избрать мне меру пресечения, запрещающую использовать все средства связи. Адвокат просил о смягчении, и мне оставили возможность пользоваться телефонной связью.
Сейчас Анне запрещено пользоваться интернетом и почтой, выходить из дома после 22:00, посещать массовые мероприятия.
– На вас надели браслет слежения ФСИН. Как вам с ним?
– Когда на других такой браслет видела, думала: "Это же оковы сатаны!.." Нормально пока. Ещё не пробовала йогой заниматься в этом браслете. Позанимаюсь, будет ясно, какие ощущения… Я спокойно разговариваю, даже шучу, но на самом деле я в шоке. Однажды видела человека, который после аварии стоял с раскроенным черепом – прямо мозг был виден. И он спокойно разговаривал. Болевой шок. Что-то подобное и со мной сейчас происходит.
– Насколько избранная мера пресечения, запрет пользоваться интернетом и выходить из дома вечером, осложнят вам жизнь?
– И до уголовного дела уже было хуже некуда. В сентябре Генпрокуратура заблокировала мою страницу во "ВКонтакте", что очень сильно отразилось, потому что через эту страницу я находила частные уроки, учеников, с которыми занималась музыкой. У меня очень низкие доходы. Я продавала свою квартиру, чтобы купить жильё поменьше и рассчитаться с долгами, но из-за того, что теперь обвиняемая по уголовному делу, не могу завершить сделку.
"Блаженны миротворцы"
Анна вспоминает, что накануне мартовского антивоенного митинга у нее был концерт.
– Там было человек сто. Перед тем как играть, я открыто высказалась против войны. Сыграла на скрипке одну из своих любимых украинских колядок. Принимали очень тепло. После концерта ко мне подходили зрители: "Мой сын собирается на митинг 6 марта. Я не знаю, что делать. Я боюсь". Были и другие. Они удивлялись: "Ты говоришь, что война – это всегда плохо. Что Россия напала". Но даже такие не осуждали, а делились сомнениями.
Моя дочь вышла на одиночный антивоенный пикет 3 марта, и её сразу забрали. Это было ещё до ужесточения законодательства, которое произошло 5 марта. 6 марта мне было страшно выходить, но остаться в стороне не могла. На митинг вместе со своей семьёй пришла моя подруга, которая серьёзно болеет. Не могу назвать её имя, потому что боюсь, что сейчас опять начнут грести всех подряд. Задержали ее мужа. Казалось, что следом задержат и её саму. Она вышла с плакатом "Блаженны миротворцы". Этот плакат я у неё забрала и подняла. Минут десять простояла, и меня посадили в машину ДПС и увезли в РОВД Советского района. Потом оштрафовали по административной статье "за дискредитацию армии".
– Как давно вы в протестном движении?
– Протестные митинги – не самое главное в моей жизни, но я привыкла открыто выражать своё мнение. Выходила за Навального, за ТВ-2 (томская независимая телекомпания, закрытая властями в 2014 году. – Прим. С.Р.). В 2014 году, когда Крым начался, выходила на митинг с плакатом "Не стреляйте в братьев".
– Почему лично вы против этой войны?
– Я против любой войны. Насилием никакой конфликт не решить. Искренне восхищаюсь боевыми искусствами, если это честный поединок один на один и без оружия. А резней можно достичь только всеобщей смерти.
После 24 февраля многое переосмыслила. Война позволила отделить то, что люблю, от того, что ненавижу. До войны много лет хотела уехать из России. Я ненавижу, когда человек бесконечно терпит то, что терпеть нельзя, – унижение, грязь, недостойную жизнь. И ничего с этим не делает. Война – это попытка таких людей решить накопившиеся проблемы через насилие и истерику.
– А что любите в России?
– Люблю природу, люблю какую-то простоту. Не ту, которая хуже воровства, а простоту, которую можно назвать открытостью. Война позволила узнать, что среди россиян немало честных и порядочных людей. До войны я мало интересовалась политикой, мало следила за событиями в Донбассе. Занималась своей семьей, творчеством и работой.
Когда началась война, Томск открылся мне с новой стороны. Вышла здесь на другой уровень социальных связей, коммуникаций. Несмотря на то что мы не во всём сходимся, нам всё равно удаётся поддерживать контакт. Для меня это очень важно. Именно ради этого стоит выходить на митинги. Любовь спасёт мир.
– У вас уже была административка "за дискредитацию армии", когда вы размещали посты во "ВКонтакте", ставшие в итоге предлогом для возбуждения уголовного дела. Вы понимали, чем это чревато?
– Понимала. Но мне было важно донести свою позицию до людей. Я морально готова к тому, что государство меня за это накажет. С адвокатом, который сейчас меня защищает, ещё подробно не разговаривала. Но, насколько понимаю, мне грозит либо тюремный срок, либо огромный штраф. Не боюсь ни того, ни другого.
Я чувствовала, что за мной следят, но не могла в это до конца поверить. Видела каких-то людей под окнами квартиры. Оперуполномоченный ФСБ, который сегодня меня сопровождал, сказал, что лично следил за мной. И следователь сказал, что меня знают все следователи Советского РОВД. Видимо, они тут все дежурили посменно. По томским меркам у меня немаленькие соцсети – более тысячи человек во "ВКонтакте". И много знакомых из самых разных, никак не соприкасающихся кругов.
– В каких именно постах во "ВКонтакте" они нашли "дискредитацию"?
– Пока читала только протоколы, с материалами уголовного дела ещё не знакомилась. Насколько поняла, инкриминируют скопированные из фейсбука и размещенные у меня на странице во "ВКонтакте" тексты христианского мыслителя Павла Левушкана и философа Николая Карпицкого с указанием авторства текстов. Карпицкий – это философ, живший в Томске, возглавлявший Томский антифашистский комитет, который сейчас живет в Украине. Он рассуждает о некрофильском империализме, о том, почему россияне ведут себя именно так – и на войне, и в мирной жизни. И плюс комментарий "Нет войне!", который я оставила во "ВКонтакте" под чьим-то постом.
"Есть и моя вина"
– Анна, как вы думаете, почему в России спустя 9 месяцев после начала войны и даже после начала мобилизации нет массового антивоенного движения?
– Потому что никому не хочется сидеть в тюрьме. Но с началом мобилизации война коснулась даже тех, кто надеялся остаться наблюдателем. Я знакома с томской семьей, где муж работает в "Газпроме", а жена преподаёт в вузе. Муж неплохо зарабатывал, семья много путешествовала по миру. Но, когда началась война, они не возражали против её официальных целей и их не удивляли заявления пропагандистов, что Путин борется с НАТО и западными гей-парадами. А потом мужу пришла повестка, и их точка зрения сразу поменялась. Муж сбежал за границу.
– Кстати об эмиграции. У вас ведь уже была административка. Вы видели, что за вами следят. Почему не уехали?
– У меня были обязательства. Я не эмигрировала из-за родных. У дочери проблемы со здоровьем. У меня здесь мама. Бабушка и дедушка, которым уже по девяносто лет. В конце концов, у меня здесь любимый человек.
– И даже в будущем не рассматриваете для себя такую возможность?
– Рассматриваю, конечно. Точнее, я бы хотела поездить по миру, надолго погрузиться в другую культуру, в другую языковую среду, пожить в другом климате. Я очень любопытный человек. До войны у меня был такой план: вот дети вырастут – и я полетела! Но речь не о такой эмиграции, когда уезжаешь и сжигаешь все мосты.
– По-вашему, кто виноват в том, что эта война началась?
– В первую очередь Путин. Он утверждает все решения. Но виноват не только он. Есть и моя вина. Я голосовала за Путина на выборах, когда он впервые избирался. Единственный раз за него голосовала. Он казался человеком, который может сделать для страны что-то хорошее. Я была очень наивна, ничего не знала о прошлом Путина. Прозрение наступило, когда я заметила, что российская реальность начинает напоминать научно-фантастический роман Клайва Стейплза Льюиса "Мерзейшая мощь". В этом романе есть такой персонаж – Серый Тень. Он нигде и везде. И его ставленники на местах напоминают его самого и отравляют атмосферу. И там, как и в путинской России, бесконечно ремонтируют то, что ремонтировать не надо, создают видимость деятельности.
И "рокировчка", и даже "обнуление" казались лишь нелепостью и абсурдом. Но такого масштаба демонизма, который мы видим сейчас, я не ожидала. Как Сталин или Гитлер, Путин – демон, укравший мою страну.
– Сколько эта война может продолжаться и чем она закончится?
– У меня есть три версии: разумная, мистическая и панковско-оптимистическая. Вам какую?
– Давайте все три по очереди.
– Разум говорит, что это надолго, на много лет. Даже если боевые действия против Украины закончатся в обозримом будущем – в пределах двух лет, – в самой России вряд ли всё закончится быстро. Но про гражданскую войну говорить не хочу.
Мистическая точка зрения. Это война – часть непрекращающейся борьбы Добра со Злом, просто сейчас это коснулось лично нас.
А панковская – "Мы уйдём из зоопарка", как пел Егор Летов. Последнее время перед уголовным делом мне хотелось на всё забить и просто верить, что рано или поздно мы перестанем быть обезьянами, которые мочат друг друга. Выйдем из клеток – каждый из своей – и станем людьми.
– Вы видите какие-то ростки, которые дают надежду, что в России возможно прозрение, своего рода очищение?
– Вижу. Многие мои друзья говорят: "Я никуда не уеду. Буду здесь созидать. Это моя родина, и я её никому не отдам". Среди них есть спокойные оптимисты, верящие, что "это всё пройдёт", и есть решительно настроенные, готовые бороться.
Мой знакомый поддерживал Навального и, спасаясь от уголовного дела, навсегда уехал в Калифорнию. А его друг, американец, наоборот, десять лет назад приехал из Калифорнии на Алтай, стал российским фермером и уезжать из России не сбирается. Я люблю русский язык, русскую культуру, но я не националист, а глобалист. Я за мир без границ и надеюсь, Россия когда-нибудь станет частью этого мира.
– Вы взяли с собой в изолятор Библию. Считаете себя православной? Как вы относитесь к тому, что РПЦ топит за войну?
– Я практикую интегральную духовность, но по-прежнему окормляюсь в православной церкви и считаю себя христианкой. Официальная позиция РПЦ – это позор, все православные церкви её осудили. Настоящее русское православие и то, с чем оно сегодня ассоциируется, – это небо и земля. Какой тут христианский вывод? Бог милостив. И к людям, которые заблуждаются, тоже. Другое дело, что от их заблуждения страдают все, в том числе и сами заблуждающиеся.
– Все независимые СМИ, сообщившие о вашем задержании, написали, что вы музыкант. Какую музыку играете?
– Я окончила музыкальный колледж как альтистка и играю на альте. Преподаю игру на скрипке. В прошлом у меня была куча коллективов. Играла рок, панк, фолк, кельтику. Кроме того, играла с ансамблем скрипачей. Год проработала в симфоническом оркестре.
– Есть музыка, которая сегодня вас спасает?
– В последнее время очень мало слушаю музыки, наступила перегрузка. Но всегда спасает Бах. Из относительно недавних открытий – петербургская певица Саша Соколова, которая, к сожалению, умерла от онкологии. Про её музыку могу сказать: "Это про наше время".
– Вы допускаете, что суд может вынести вам оправдательный приговор?
– Я на это не рассчитываю… Когда дремала в камере ИВС, думала: "Классно бы утром открыть глаза и увидеть океан – чистый и прозрачный". Вот так же я верю и в то, что суд может вынести справедливый приговор – как в несбыточный сон, как в чудо. Я верю, что эта война закончится. Я допускаю возможность чуда.
