С первых дней вторжения в Украину в России по существу введена военная цензура. Власти блокируют и штрафуют независимые медиа, арестовывают журналистов, вносят их в списки иноагентов, угрозами выдавливают из страны.
Уже несколько российских журналистов стали фигурантами уголовных дел о так называемых "военных фейках". Среди них – экс-издатель "Медузы" Илья Красильщик, политик, публицист и журналист Владимир Кара-Мурза, а также внештатный корреспондент Сибирь.Реалии Андрей Новашов. В случае наступления "тяжких последствий" за распространение "фейков" закон предусматривает лишение свободы сроком до 15 лет.
13 апреля в России по той же статье задержали еще двух журналистов. В Подмосковье был задержан учредитель алтайской газеты "Листок" Сергей Михайлов. Затем силовики в Хакасии пришли к главному редактору издания "Новый фокус" Михаилу Афанасьеву.
В Пензе ночью неизвестные облили желто-синей краской ворота дома, где живут журналисты редакций "Такие дела" и "7×7", супруги Евгений и Екатерина Малышевы. Также на воротах налетчики написали: "Здесь живут пособники укронацистов".
На этом фоне в Иркутске небольшая редакция интернет-журнала "Люди Байкала" с первых дней войны рассказывает о солдатах, ушедших на войну из Забайкалья и погибших или плененных в Украине, о тяжелых экономических последствиях войны, об антивоенных протестах и преследованиях за них.
В апреле Роскомнадзор заблокировал сайт "Люди Байкала" по решению Генпрокуратуры на основании ст. 15.3 ФЗ №149 "о распространении недостоверной информации".
"Решение было вынесено 15 апреля. Сайт заблокировали на следующий день без предупреждения. К каким материалам возникли претензии у Генпрокуратуры, нам не сообщали, – написали в тот же день основательницы проекта, журналистки Ольга Мутовина и Елена Трифонова. – Два года назад мы придумали "Люди Байкала". И договорились, что у нас никогда не будет цензуры. Мы не писали о войне, потому что мы далеко и не можем проверить информацию. Но мы писали и будем писать о том, как люди в регионах переживают войну. У нас всё равно не будет цензуры".
Уже после блокировки "Люди Байкала" опубликовали пронзительный материал о том, как в Улан-Удэ хоронят военных, погибших в Украине, – из спортивного комплекса, во второй части которого дети тренируются в стрельбе из лука.
"Родителям не нравится, что спорткомплекс превратился в похоронный зал, – говорит журналисту издания Татьяна, у которой сын занимается здесь стрельбой из лука. – Недавно там, где тренируются дети, тоже появился трупный запах. Тут всё пропахло мертвецами".
Местные СМИ писали, что в понедельник, 28 марта, в спорткомплексе будет прощание с одним военным – Найдалом Цыреновым. Но в указанное время в зале стояло сразу четыре гроба.
"Слово "война" мы заменяем на "слово, которое запрещено Роскомнадзором"
– Как быстро вы смогли приспособиться к работе в новых военных условиях?
Елена Трифонова: С 24 февраля мы ввели формат коротких новостей, потому что это было очень востребовано. А сейчас вернулись и к большим историям. Кажется, снова настало время не только новостей, но и осмысления происходящих событий.
Когда стали появляться в соцсетях данные о пленных и погибших солдатах, очень много споров началось – фейки, не фейки. Мы стали проверять, выполнять обычную журналистскую работу, находить одноклассников этих ребят, родителей, на видео с пленными они адреса же свои говорят, фамилии называют. Особенно из Бурятии много контрактников ушло. Стали искать информацию там. А республика же маленькая, в Улан-Удэ примерно все друг друга знают.
– Бурятия теперь, увы, прочно ассоциируется с этой войной. На ваш взгляд, почему именно оттуда так много контрактников?
ЕТ: Бурятия дотационная, там очень низкий даже и в сравнении с Иркутской областью уровень жизни. Возможности заработать всего две – либо на вахту уехать, либо по военному контракту идти служить. Мы стали находить родных пленных и погибших, подтверждать, что на видео реальные люди, никакие не фейки. Один из текстов у нас был о том, как мама пленного солдата вышла на митинг, сказала, что на видео мой сын, не фейк. Нет войне. Когда мы его опубликовали, был вал просмотров. Как раз потому, что эта информация очень востребована, всем хотелось понять – эти видео все же правда или неправда.
– Несмотря на это, в республике ведь по-прежнему, многие утверждают, что большая часть подобных видео – фейки.
ЕТ: Да, многие до сих пор не верят. И очень много негативных комментариев под такими материалами. И сами родители часто молчат. Мама первого мальчика [пленного солдата] из Иркутской области, семью которого мы нашли, категорически отказалась общаться, хотя подтвердила: "Да, это мой сын".
Мой знакомый, бывший депутат Усольской думы, съездил в Новочеремхово, лично поговорил с ней, записал даже какое-то видео, но когда он его выставил в соцсетях, мать категорически стала требовать: "Уберите! Это повредит моему сыну". Он убрал это видео, просто чтобы не травмировать человека. Хотя непонятно, чем это видео сыну может повредить и почему люди панически боятся хоть что-то сказать. На видео даже не было ее лица, анонимно было все записано.
– Вы сами для себя на вопрос этот ответили? Почему боятся?
ЕТ: Она сказала, что с ней поговорили власти, позвонили из военкомата и сказали: "В интересах вашего сына, чтобы ничего такого не было".
Вот даже мама Сережи Очирова, которая с нами поговорила, на митинг вышла, теперь отказывается общаться с журналистами, у нее посттравматический синдром какой-то. Она очень переживает, она боится.
Ольга Мутовина: Новый закон о фейках в том числе этому способствует. Сейчас боятся слово лишнее сказать. При этом нет никакой четкой информации от Минобороны. Скупые единичные сообщения о похоронах. Люди не понимают вообще, что происходит, а параллельно им говорят, что "нельзя распространять фейки". Получается, фейком сейчас является все, что не согласовано с властями, не подтверждено Министерством обороны, а значит все – поскольку оттуда никакой информации нет.
С недавних пор подтверждать смерти солдат начали и чиновники, а в самом начале вообще ничего не подтверждали. И такой "интересный" момент – почти все открыто проходящие похороны – офицеров, почему-то не можем найти рядовых. Нашли буквально нескольких рядовых, их можно пересчитать по пальцам. А в списке погибших, который мы ведём, уже 102 человека только из Бурятии. Нам кажется это странным. Не может же быть, что погибают одни офицеры.
– Видите расхождение между количеством гробов и цифр, которые озвучиваются?
ЕТ: В самом начале имена озвучивал губернатор Иркутской области и глава Бурятии в своих соцсетях. Приезжали на похороны погибших. В какой-то момент гробов стало слишком много, и они перестали приезжать. Сейчас некрологи публикуют в пабликах районных администраций. Каких-то общих списков на сайтах правительства нет. Мы собираем эти разрозненные некрологи и ведём свой собственный список. Но об одном погибшем нам написали родственники и сказали, что официально его фамилию не объявляли, хотя он уже похоронен и есть документы. На похоронах двоих погибших мы были лично и тоже не нашли официальных сообщений. Но утверждать, что погибших больше, мы не можем. Потому что любое слово на эту тему грозит обвинением в "распространении фейков".
– Даже слова матери о своем собственном сыне?
ОМ: Да.
ЕТ: В Бурятии такая атмосфера – очень многие публично поддерживают "спецоперацию". Общественное мнение формируется таким образом. Похороны этих мальчишек проводят в торжественной обстановке, на похороны приходят чиновники. Произносятся речи высокопарные, чиновники говорят, что парни наши герои и мы за них отомстим. Непонятно, правда, кому будут мстить. "Бандеровцам", наверное. Вот такая риторика там звучит. И формируется атмосфера, когда публично можно только все это поддерживать.
ОМ: Не в духе этой риторики человек выступит – это воспринимается как "предательство родины".
– А родители? Они искренне поддерживают эту риторику или просто боятся?
ЕТ: Родители на похоронах молчат, плачут. Мы говорили примерно с десятком родителей. Они говорят: он умер за родину, чтобы защитить народ, боролся с фашизмом. Я думаю, эта мысль даёт людям какое-то утешение.
– После принятия закона о "фейках", когда все замолчали, вы по-прежнему не снимаете тексты, в которых есть слово "война". И публикуете новые на эту тему. Вы почему такие бесстрашные?
ЕТ: С 4 марта слово "война" мы заменяем на "слово, которое запрещено Роскомнадзором".
ОМ: Нам кажется это лучшим решением, чем "спецоперация". Говорит само за себя. Считаем неправильным использовать какие-то эвфемизмы. Это и значит вводить самую настоящую цензуру. И все слова, которые написали изначально, до 4 марта, мы оставили. Старые тексты мы не правим.
ЕТ: Не стали убирать, править, потому что не считаем это никакими фейками. Каждое слово в наших текстах подтверждено. Мы сделали нормальную журналистскую работу: поговорили с одноклассниками, с родителями этих ребят. Даже если нет подтверждения гибели или плена, мы пишем: "Подтверждения от властей нет, но родители говорят то-то, одноклассники говорят то-то". Нам кажется, это объективно и достоверно.
"Страна большая, и мы ее совсем не знаем"
"В деревнях закрываются школы и медпункты, почта и аптеки. Люди уезжают в города. Но многие остаются. Они живут без нормальных дорог, иногда – без света и связи. И часто об этом некому рассказать, потому что журналисты просто не доезжают до этих мест. Мы описываем жизнь в сибирской глубинке", – говорится на сайте интернет-журнала.
Два года назад "Люди Байкала" были просто рубрикой в известной иркутской газете "Восточно-Сибирская правда", где работали Мутовина и Трифонова.
ЕТ: Мы тогда решили писать не обычные газетные тексты, новостную текучку и так далее, а именно истории с мест, ездить по региону и собирать их. Потому что то, что происходит в глубинке, остается совершенно за кадром журналистского внимания. Сайт сверстали самый простой. При этом все эти истории первое время мы продолжали дублировать в рубрику с тем же названием "Люди Байкала" в газету.
Теперь мы отдельный проект, самостоятельный.
– "Люди Байкала" вышли на самоокупаемость?
– Кстати, сейчас, особенно после блокировки, люди стали больше подписываться, активнее донатить. Когда начинали, мы думали, что жить на донаты невозможно, но, кажется, что можно. Спасибо большое всем, кто нас поддерживает.
Дальше, правда, вообще не знаем, что будет. У людей наверняка снизится уровень жизни, может быть, им не до информации уже будет. Но, с другой стороны, может быть, напротив, информация станет еще более востребованной. Именно честная информация.
ОМ: Из-за известных событий мы пропустили нашу небольшую годовщину. 1 марта наш сайт открылся, первый текст был опубликован.
ЕТ: Да, буквально вчера вспомнили, что пропустили свой юбилей в марте. Одной из первых у нас тогда вышла история про Октябрину Тимофееву из деревни Мантурово, которая трагически потеряла дочь и в отчаянии написала письмо Валентине Терешковой в Комитет советских матерей. Рассказала, что дети ходили по деревне одни без присмотра, там не было детского сада, ее девочка с подружкой съели селитру, погибли обе. Удивительно, но Терешкова тогда откликнулась, и в Мантурово появился детский сад. Это было как раз перед перестройкой, и больше в этих деревнях не было такого, чтобы строили детские сады.
ОМ: И оказалось, что подобные истории про разных совершенно людей очень востребованы читателем, мы, если честно, не ожидали. Ведь повсюду говорят, что сейчас длинные тексты вообще не читают – либо короткие посты, либо картинки, либо видео смотрят. Мы и не рассчитывали на какой-то широкий отклик. Решили, что будем делать то, что нам самим нравится, то, что нам хочется делать.
Еще нас удивило, что в основном наши читатели живут в крупных городах европейской части России – это Москва, Питер, Самара. Примерно 60% трафика дают они.
– То есть выстрелил экзотичный для столичных жителей контент – Сибирь, глушь, "медведи на улицах"?
ЕТ: Мне кажется, выстрелило все вместе, синергия текстов, прекрасных фотографий Антона Климова, коллажей и дала этот эффект. Убери красивую верстку Ярослава Чернова или фото Климова – и не выстрелило бы.
Мы чувствовали, что у нас страна большая, и мы ее совсем не знаем. Например, мы с Ольгой живем в Иркутске и совсем не понимаем, что происходит где-то на севере области. Область у нас огромная, сигналы с отдаленных территорий, из глубинки совсем не проходят. Если раньше эту связь обеспечивали какие-то спецкоры крупных газет, инфраструктура была выстроена, то сейчас она совершенно потеряна – даже мы, земляки, не понимаем, что там происходит. И когда мы туда поехали, то убедились, что так оно и есть – не знаем, и при этом там очень интересно. И не только у нас такое ощущение, но и у людей, которые живут в центре страны, в Москве – им точно так же интересно, что там происходит, точно так же они не понимают и во многом не знают свою страну. Они для себя открывают в каком-то смысле Россию вместе с нами.
ОМ: Еще так совпало, что мы начали работать именно в тот момент, когда началась пандемия. В итоге нельзя было выехать за рубеж и в целом передвигаться внутри России. Люди понимали, что в ближайшее время, наверное, у них не получится поехать куда-то за границу, и решили, видимо, что стоит обратить внимание внутрь своей страны. Наверное, в какой-то мере это усилило интерес в том числе к Байкалу. Запрос возник, так получилось, что мы смогли его удовлетворить. Обстоятельства неожиданно сложились в нашу пользу. Кого-то пандемия подкосила, а нам, напротив, сыграла на руку. Люди были заперты в квартирах и могли только читать о каких-то интересных местах. В том числе наши материалы.
– Когда вы рассказываете о "людях Байкала", о тех, кто живет в этом регионе, что самое главное вы хотите донести до своих читателей?
– Мы стараемся в каждой, даже самой обыденной истории, находить какой-то дополнительный смысл, контекст. У нас, например, была история про блогера-стотысячника из поселка Куйтун. Там – 9 тысяч жителей. Игорю Перевалову около 60 лет, всю жизнь он занимался столярным делом, делал резные фигуры, но не мог их нигде продать, ему было обидно. Зарабатывал он тем, что строил какие-то беседки, срубы, а потом потерял эту работу, жена заболела. У него была "несбыточная мечта" – жену свозить в санаторий, но ни денег, ни возможности льготную путевку получить нет. Дочь ему подсказала, он завел блог в инстаграме. А так как сам по себе очень обаятельный (на старичка-лесовичка похож), у него этот блог взлетел. Он распродал весь склад фигурок, накопил денег и на санаторий жене, и сам съездил. У человека полностью поменялась жизнь.
– Так вот эту историю можно по-разному описать: можно лубочную картинку сделать, какой дедушка молодец, занимается соцсетями в таком возрасте, как это здорово. Но мы же понимаем, что его к этому привело, какое отчаяние, какое бедственное положение в наших селах, где вообще нет работы, нет социальной защиты у человека, он должен жить на крошечную пенсию, и никакой возможности свозить больную жену в санаторий нет. И наша задача дать объемную картинку его жизни. Но при этом человек все-таки прыгнул выше головы, создал что-то буквально на пустом месте. Это любому дает надежду: оглянись и обязательно найдешь выход.
Кстати, инстаграм-то сейчас заблокировали. У него очередное испытание началось – надо позвонить, узнать, как дела теперь.
"Нельзя уже идти на компромиссы"
– Вы получаете обратную связь от читателей? Что вам пишут в комментариях, как реагируют на ваши тексты?
ЕТ: Конечно, получаем. Вчера вот Оля звонила, фельдшер скорой помощи, рассказывала о том, как увеличилось количество вызовов на гипертонические кризы: люди насмотрятся телевизора, им физически плохо становятся, они вызывают скорую.
Есть и претензии – в комментариях нам пишут: "Зачем вы про пленных или погибших пишете? Вам что, заняться больше нечем?" Или: "Зачем вы распространяете фейки?"
– То есть итоги опросов, согласно которым 70% населения России поддерживает вторжение России в Украину, близки к реальности?
ЕТ: Мне кажется, да. Очень многие поддерживают. Сейчас идет резкое размежевание по отношению к происходящему в Украине. Мы в курсе мнения разных людей, как раз благодаря тому, что читатели дают обратную связь, и не остаемся в информационном пузыре сообщества единомышленников. Читатели нас из этого очень хорошо "вытаскивают". И мы понимаем, что да, очень много людей это все поддерживает. Многие остаются равнодушными и переживают больше из-за того, что цены взлетели – вот их основная печаль.
У нас страна разделилась на две части: кто-то живет с ощущением конца света, а кто-то радуется.
ОМ: Сейчас уже никто не радуется. Когда гробы приходят.
ЕТ: Но разделение в обществе есть. Я даже не знаю, как мы его сможем преодолеть.
– Оно серьезнее, чем в 2014 году?
– Гораздо серьезнее. В 2014 году, когда Крым "брали", там действительно не было крови. А сейчас… Насколько искренне поддерживают люди так называемую "спецоперацию"? Не знаю, но наши люди и привыкли, и боятся. Привыкли поддерживать действия власти, потому что кто-то работает в школе, кто-то в больнице – если не поддержишь, это будет иметь последствия.
Мы писали историю про тренера из Бурятии. Он сорвал Z-листовку с дверей школы. На него донесли коллеги, и его оштрафовали на 90 тысяч. После текста люди организовали сбор и за два дня насобирали ему 200 тысяч на штраф. Причем мы никому данные его не давали, все произошло стихийно, в соцсетях.
– На все "опасные" темы вы продолжаете писать и после блокировки сайта. Коллеги, родные не говорят вам, что слишком сильно вы рискуете?
ЕТ: Родные говорят: "Давайте осторожнее". Но сейчас такое время, такая критическая ситуация, что нельзя уже идти на компромиссы – это слишком дорого будет стоить нашей стране. Потом будет стыдно за себя.
ОМ: Все проходит, и эти времена пройдут, пройдет год, два, пять, и, оглядываясь, потом просто будет стыдно за себя. Некоторые нам говорят: "Вы же "Люди Байкала", вот и пишете про Байкал, про деревни, про туризм, про красивый лед". Призывают нас к "безопасным" темам. Что вы, мол, на баррикады лезете?
Но раз уж мы оказались в это время и в этом месте, раз мы журналисты, почему мы должны сегодня писать про байкальский лед? Мы и про байкальский лед напишем, но не сейчас.
– То есть, сейчас еще есть возможность оставаться честным журналистом в России?
ЕТ: Пока читают, несмотря на блокировку, есть.
ОМ: Мы стараемся работать и просто ценить каждый день, который у нас есть для хорошей работы.
Через несколько дней после блокировки цикл текстов "Люди Байкала" про рабочий поселок Мама победил в конкурсе действенной журналистики "Включите свет" в номинации "Территория".
Там была история про бабу Соню, которая одна жила в 12-квартирном доме без воды и отопления. Она ждала северную субсидию, но так и не дождалась – умерла. История про электриков, которые в пятидесятиградусный мороз на лыжах искали обрыв провода, а потом чинили его голыми руками, пока посёлки почти сутки сидели без тепла.
Была история про разрушающиеся дома, в которых продолжают жить люди, потому что деваться им некуда. Про мужика, которого съел медведь прямо у него дома. Потому что природа наступает на земли, которые когда-то с таким трудом освоил человек. Истории про то, как детей на ЕГЭ возят на лодках с риском для жизни. Последний репортаж "Людей Байкала" из Мамы о том, как обитатели умирающего посёлка проводят шествия в поддержку спецоперации, потому что они "готовы жизни отдать za наших".
