Ссылки для упрощенного доступа

"Пять полицейских на одну пенсионерку". 68-летнюю активистку подозревают в терроризме


Анастасия Гордиенко возле памятника Фемиде, Омск
Анастасия Гордиенко возле памятника Фемиде, Омск

За исполнение песни "Вставай, страна огромная" на одиночном пикете омскую пенсионерку оштрафовали по двум статьям на 32 тысячи. Задерживали ее пятеро полицейских, весь день продержали в полиции без воды, а потом признали виновной в дискредитации российской армии и неповиновении полиции. А теперь 68-летнюю Анастасию Гордиенко подозревают в терроризме.

Пенсионеры Гордиенко давно слывут в своем районе "ярыми оппозиционерами и диссидентами" – они выходили на протесты против ареста Навального, сами устраивали акции "против уничтожения сельского хозяйства в регионе". Тем не менее, Анастасия Алексеевна несколько месяцев не решалась выйти на акцию против войны – была уверена, что сразу будет арест. Вышла, говорит, когда стало "совсем невмоготу молчать". Родные провожали ее в то утро "уже будто в тюрьму".

"Какого черта мы в Украину полезли?"

26 октября Анастасия Гордиенко с плакатом "Матери, остановите войну" вышла на одиночный пикет к памятнику Богдану Хмельницкому. К ней подъехали две полицейские машины, из которых вышли пятеро полицейских. Сначала они потребовали свернуть плакат, заявляя, что она якобы нарушает региональный антиковидный указ губернатора. Когда Анастасия Алексеевна не согласилась, к памятнику подъехала еще одна машина с полицейскими, несколько сотрудников взяли ее под руки и под свист толпы поволокли в патрульную машину.

Перед задержанием Анастасия успела прочитать стихотворение: "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с путинскою бандой, с проклятою ордой".

– Да, пять полицейских было на одну пенсионерку – пятеро дежурных и еще двое в чинах, подполковник и майор, подходили ко мне, предлагали "добровольно сдаться" и поехать в отдел. Я говорю: "Я ничего не нарушаю, одиночный пикет в нашей стране пока еще разрешен. Я никуда не поеду и не пойду".

У меня очень большой стаж протестных мероприятий, я активист еще с 90-х. Я поддерживаю Навального, я против войны. Мысль, что нужно что-то делать, давно была. Особенно после объявления мобилизации. У меня же два сына, внук, все трое "подходящего" возраста. Я не допущу, чтобы они шли на войну, и они не пойдут. Любыми путями, средствами, в партизаны, в подполье, в тюрьму, только не на войну.

Анастасия Гордиенко на антивоенном пикете
Анастасия Гордиенко на антивоенном пикете

Я думала-думала и решила, что все-таки надо сделать плакат и выйти. Меня, конечно, отговаривали: мол, это серьезно, сейчас за один выход могут посадить, на 8 лет сажают. Но в итоге все мои согласились, что надо, надо хоть каким-то образом протестовать. Я нарисовала, какой плакат хочу, сходила, мне его напечатали. С братом специально выбрали место – памятник Богдану Хмельницкому, знаковый для украинцев памятник. Плюс в Омске там очень много людей ходит.

Продумали все, будний день, поэтому рано утром, полвосьмого, я туда приехала. Я живу в районе, поэтому специально накануне приехала к детям в Омск, чтобы провести одиночный пикет с раннего утра. Мне было сильно интересно – схватят или нет, и как быстро. Все думала: неужели из-за этого плаката прямо в полицию потащат? Ведь ничего крамольного у меня там не написано, просто "Матери, остановите войну". Не тут-то было.

– Долго вам удалось простоять?

– Я прилично постояла, с полвосьмого утра час с лишним прошел, когда они [полицейские] приехали. Был уже мороз, я одета легко, но упорно стояла, думала, часа два точно простою, чтобы побольше людей увидели.

– Как реагировали на ваш плакат прохожие?

– Самое страшное для меня оказалось даже не то, что полиция схватила – меня шокировало отношение людей. В основном, они пробегали мимо, глянут, и сразу же глаза в пол, старались их даже не поднимать. Кто-то подходил, кто-то мимоходом говорил: "Мы вас очень поддерживаем". И дальше бежали. Но очень мало, меньше, чем я надеялась. Большинство делало вид, что ничего не видит. Даже знаки одобрения – большой палец, показывали тайком, чуть ли не оглядываясь. Были и такие, что "Не там стоишь, нужно стоять по ту сторону Херсона". Это парень один крикнул – типа, это украинцам надо показывать "остановите войну". Но таких было всего двое. Те, кто поддерживал – сложилось ощущение, что боялись выказывать поддержку.

Только потом, когда меня забирали, я слышала, что люди начали открыто возмущаться.

– Возмущались действиями полиции?

– Да, кричали: "Да кому она мешает? Почему вы [полицейские] не идете на войну? Почему наших пацанов забирают?"

Полицейские сначала подошли и уговаривали "сворачиваться": "Что это вы тут стоите, нарушаете?". Я им: "Так, с этого места поподробнее. Что именно я нарушаю? По Конституции я имею право стоять. Конституция у нас превыше всего?" – "Да" – "Так кто у нас тогда нарушает? Вы же нарушаете, потому что вы пришли и запрещаете мне, отбираете право, данное российской Конституцией".

После вспомнили, что наш губернатор постановление вынес о запрете публичных мероприятий. Я им – Конституция, во-первых, важнее указа губернатора, во-вторых, одиночный пикет никакой угрозы заражения не несет, пока ко мне не подходят другие люди – вы сами же и создаете эту угрозу, приближаясь ко мне.

Потом целую машину полиции подогнали, думали, что я сразу напугаюсь, уйду. Потом вызвали кого-то старшего по званию, сначала майор, а после и целый подполковник приехал, начал мне про нарушения опять зачитывать. Я говорю: "Товарищ дорогой, я ничего не нарушаю, по Конституции я имею право здесь стоят с плакатом. Это не первый мой выход, я уже лет 20 борюсь с этим режимом".

Анастасия и Сергей Гордиенко с 1991 года держат в Одесском районе Омской области фермерское хозяйство, восстановив заброшенную в 80-е гг. деревню Решетиловку. Много лет подряд их стадо ставило рекорды по надоям – 7 тысяч литров молока в год с одной коровы, одновременно они безуспешно судились с районными властями за возвращение поселению статуса деревни. В 2014 году фермеры Гордиенко устроили перед зданием областного правительства акцию, разлив из молоковоза десятки литров молока на глазах у чиновников. Таким образом они протестовали против незаконного занижения стоимости молока в приемном пункте – их доводы подтвердило заключение независимой экспертизы, но закупочную стоимость власти не изменили. Несколько лет назад Гордиенко были вынуждены заколоть большую часть стада и закрыть хозяйство.

Акция фермеров Гордиенко
Акция фермеров Гордиенко

"Мы вынуждены вас задержать, вы должны с нами пройти". Говорю: "Составляйте протокол на месте нарушения, и я пойду домой". "Нет, мы должны вас задержать". А по какому праву? Мое мнение, им было важно меня убрать с проходного места, подальше от глаз людей, иначе они составили бы все на месте и сэкономили и время, и бензин.

Тут люди начали подходить, возмущаться, а они: "Все. Мы сейчас вас будем задерживать" – "Как будете задерживать?" – "Насильно" – "Давайте". Плакат тянулись отобрать, я его свернула. "Вы пойдете добровольно?" Я говорю: "Нет, не пойду, ни за что добровольно не пойду". Тогда меня они поволокли впятером. Я тетка тяжелая, они долго не могли меня в машину запихать. Короче, кино.

В общем, пытались поскорее убрать меня с улицы, и, конечно же, проучить. В машине началось давление и угрозы: "Вы знаете, что вам будет? Вас же посадят!" – "Мне все равно" – "А почему вы стоите?" – "Да потому, что у меня сыновья, внук, которых могут силой отправить на войну. А наша семья Гордиенко не имеет никаких претензий к Украине, нам Украина ничего плохого не сделала. И я не хочу, чтобы мои сыновья и внуки стали убийцами, и они сами не пойдут, пока могут".

Семья Анастасии и Сергея Гордиенко
Семья Анастасии и Сергея Гордиенко

Они мне в ответ: "Как так, наши ребята там [в Украине] погибают, воюют, родину защищают" – "Какую родину? Нашей родине защита не нужна, на нее никто не нападал. А кто там погибает – придурки, которым запудрили мозги, они этого не понимают. Я считаю, что Украина защищает свою землю. Я не понимаю, а мы какого черта туда полезли?"

Один [из полицейских] совсем борзой был. Когда в машине захлопнули все двери, такой ко мне: "Ну, что, сразу язык проглотила?", и кулаки свои сжимает. Я говорю: "Что ты мне хочешь сказать, ты меня сейчас палкой будешь дубасить? Что ты кулаки сжимаешь?". Я тебя, говорю, не боюсь, попробуй тронь.

Так они решили с другого бока давить – целый день там [отдел полиции №9] продержали. Пригласили следователя по особым поручениям. Допрашивало меня человек, наверное, пять: все время пытались добиться, что меня кто-то подбил, заставил, подставил, заплатил.

– Сколько вам заплатили? Мы знаем таксу.

– А почему вы считаете, что у нас люди настолько тупые, что выходят на антивоенные пикеты за деньги? Почему вы думаете, что я сама не могу? Только потому что вы сами не способны до такого додуматься? (меня это так взбесило: почему они думают, что человек не может сам выйти против войны?)

– Вы не можете со своей пенсией заказать плакат.

– Легко могу (штраф в итоге я со своей же пенсии заплатила, почему печать плаката не могу?).

И так несколько часов вертели: "Кто вас надоумил, кто за вами стоит, сколько вам заплатили?". Они задержали меня в 11 часов утра, а в суд повели уже полседьмого вечера, – вспоминает пенсионерка.

Восемь часов полицейские отказывались передавать ей воду и еду от родных, не давали пить и отказывались отпустить в туалет.

– Я просила: "Дайте, пожалуйста, мне водички, в горле пересохло". "У нас вода отключена", – с таким видом, что честно сказать, думала: сейчас подойдет, как врежет куда-нибудь. Только в суде, в седьмом часу, дали мне воды, попросила, секретарь вынесла.

Особенно сильно их [полицейских] допекло, что я отказывалась дать показания, пользуясь 51-й статьей Конституции, правом не свидетельствовать против себя.

В итоге они внесли в дело видео со своих камер наблюдения. У каждого полицейского висит камера на груди и все фиксирует. Судья как включила то, что записано было у того, расспрашивавшего в машине, я подумала: "Ну, все, будешь сидеть, точно, не выпустят уже".

Я там наговорила, по нынешним законам, лет на 15: "Да, я против "спецоперации". У меня претензий к Украине нет, она России ничего плохого не сделала. Да, мы против операции, я считаю, что то, что делает моя страна – варварство. У меня муж Гордиенко украинец, дети по линии отца тоже, мы туда [воевать] не пойдем ни за что".

– В итоге вам какие статьи вменили?

– Дискредитацию армии и неподчинение требованиям полицейских. По первой оштрафовали на 30 тысяч, за неподчинение – на 2 тысячи.

Судье на стол к тому времени выложили все распечатки с моих соцсетей, про Украину, из независимых СМИ репосты. Она спрашивает: "А вы что, это все читаете и смотрите?"

Да, говорю, все мое. Мне нельзя читать, что ли? Мне осталось жить три понедельника, я не имею права читать, что хочу? Я смотрю "Дождь", смотрю "Белсат", читаю и смотрю "Радио Свобода". Я против войны, Навальный – мой кумир.

Она еще спросила: "Вы доверяете суду? Составу суда?". Я говорю: "Нет, я вообще не доверяю российскому суду, потому что в последние несколько лет он судит несправедливо". Спустя несколько минут заходим, она: "виновна в том-то и том-то, штраф 32 тысячи рублей". У них свой трафарет, дежурный. Сама судья, как робот.

За первую половину 2022 года суды в России рассмотрели более 16 тысяч административных дел по "митинговым" статьям и почти три тысячи дел по статье о "дискредитации" армии. Штрафы по всем этим делам составили суммарно 257 миллионов и 85 миллионов рублей соответственно.

"Ребята, вы охренели, что ли?"

– Спустя месяц после вашего пикета с плакатом "Матери, остановите войну" матери военнослужащих объединились в народное движение, стали добиваться встреч с чиновниками, протестовать против мобилизации и войны. Вас не удивляет, что только сейчас?

– Меня это радует. Я тогда на пикет и шла-то с таким чувством недоумения: "Ну, неужели у нас одни рожалки, как это так?" Все равно сейчас есть какой-то толчок, началось движение.

Анастасия Гордиенко возле памятника Фемиде, Омск
Анастасия Гордиенко возле памятника Фемиде, Омск

Хотя близкие меня отговаривали, сын из Казахстана звонил, родные. Муж сильно переживал, мы 49 лет с ним прожили. Потом: "Ну, что, мать, ты решила, значит надо идти". И у меня такое сейчас чувство удовлетворения, что я хоть что-то сделала.

На другой день после пикета смотрю – милицейская машина приехала, четыре человека вышли, один знакомый – наш участковый, и три незнакомых. Я на крыльцо вышла: "Слушаю вас, ребята" – "Объяснительную надо дать" – "Так вроде суд закончился, все сделано. Зачем объяснительная?" – "Нам поступила информация, что вы интересуетесь "коктейлем Молотова". Поджечь кого-то хотите или взорвать".

– Это они о чем?

– Я тоже не поняла сначала, говорю: "Ребята, вы что, охренели, что ли?". Оказалось, это мне припомнили звонок – после начала мобилизации мне звонили из сельского совета: "Ваш старший сын в списке на получение повестки, ему предписание". Забирать старшего моего пришли! Я так кричала: "Мой никогда не пойдет! Вы эту повестку можете себе знаете куда засунуть? Я вас подожгу, но мои дети не пойдут на эту войну!". Конечно, я была не в себе – такое услышать.

Сейчас старший сын уже в Казахстане. Но от него все не отстают – в октябре мне из сельсовета опять позвонили, на этот раз глава (не как чиновник, а потому что она моя кума): "Настя, опять Максима твоего ищут. Где он живет?". А он же прописан в районе, а живут, кто где. "Нет его, говорю, он за границей". Он уже уехал к тому времени в Казахстан. А что делать, ждать их, что ли?

За среднего меньше волнуюсь, потому что у него пока действует отсрочка, он техникум заканчивает. А вот с меньшим беда у меня, уехать не может – я уже смеюсь: "Сынок, я тебя рожу обратно, но ты туда не пойдешь".

Я же на допросе тогда так и сказала: "Не знаю, что я сделаю, но они не пойдут у меня воевать. Как все эти на заклание идут, они не пойдут. Буду прятать, в подполье, в партизаны, на крайняк в тюрьму". Хотя, теперь же даже из тюрьмы тащат.

– То есть вы тогда по телефону в сердцах высказались, а они вменяют статью о терроризме?

– Да, один из полицейских начал задвигать про терроризм, я отказалась разговаривать: "Покажите заявление. Кто на меня написал заявление?" – "Мы его с собой не возим, оно в РОВД" – "Если нет заявления, тогда не о чем говорить".

Повестка Анастасии Гордиенко на допрос
Повестка Анастасии Гордиенко на допрос

Выписали мне повестку: "вызывается в РОВД в качестве подозреваемой на допрос".

Я надела футболку с надписью "Наша родина самая лучшая, а государство ******(фиговое)", а на спине "Долой продажный суд". Приехала, а никто ничего не знает – целый час стояла, ждала. Потом вызвал какой-то подполковник, замначальника полиции, писать объяснительную по этому "коктейлю Молотова". Я ему тоже: "Покажите сначала заявление". Он сначала: "Нет заявления" – "Так, значит, нет потерпевшего. Какое дело? Как я могу быть подозреваемой?". Он так вкрадчиво: "Нет заявления, но будет" – "Нарисуете, что ли?"

Вот каждый день жду этого заявления, пока ничего. Но я примерно знаю, у кого они рассчитывают взять это заявление постфактум.

Я, правда, подстраховалась – поехала в прокуратуру, написала на них заявление: такие-то товарищи, мол, приехали, запугивали, незаконно вызвали на допрос; приложила повестку – "Прошу привлечь к ответственности за нарушение моего спокойствия".

В прокуратуре меня, как мячик, перебрасывали – помощник посмотрел заявление: "Вам к заместителю". Заместитель: "Нет, вам к прокурору". Прокурор меня несколько часов мутырил, но все-таки принял. Все зарегистрировали, я оставила экземпляр себе, ответа до сих пор нет.

"Бабий бунт – страшный"

– Думаете, матери смогут остановить мобилизацию, войну?

– Если захотят, смогут. Матерей как таковых у нас же мало. Но если они выйдут, то смогут.

У нас же какой контингент [на войну] пошел? Первым потоком, как мы знаем, сельские ребята ушли – бессловесные. А этих, если сейчас тронут, даже не представляю. Матери могут, да. Бабий бунт – это страшный бунт.

Может, что и изменится. Пока ясно, что подлее власти, чем сейчас, у нас не было. Мы же прожили все эпохи, Брежнев, даже перестройка не так страшна. Потому что будущего у детей нет, у внуков будущего нет. Полная безнадега, сельское хозяйство полностью угроблено. Эта ветвь власти, которая у нас сейчас в районе, области - глава, губернаторы, им же ничего не нужно. Я же вижу, как деревни умирают.

У нас в прошлом году 48 выпускников на весь район было, 15 тысяч население района – это страшная цифра. У нас роддом закрыли, потому что не рожают, села вымирают. В каждой деревне района по 50 домов пустых стоят. Безнадега, безысходность полная.

Мы один раз решили взять кредит на посевную, написали заявку в декабре. Получили кредит в начале сентября. На посевную! Осенью. Я тогда возле "Россельхозбанка" стояла с плакатом "Путина и Медведева к суду". Мы еще тогда с мужем такую акцию устроили: отвезли теленка к приемной президента в Омске с номером 666 - подарок Путину. Мне тогда даже с "Эха Москвы" звонили. После управляющий "Россельхозбанка" позвонил, его трясло и колотило. Кредит-то нам выдали. Но осенью он уже не нужен был. Вот самый показательный пример, как государству нужны сельское хозяйство и деревня.

На Минобороны какой идет бюджет? А на сельское хозяйство сколько? Вот и ответ – почему так. Там четырехзначная цифра, а на сельское хозяйство, здравоохранение и образование – в десятки раз меньше. Государство просто уничтожает народ. Люди перестали рожать, потому что им самим бы выжить.

XS
SM
MD
LG