16 февраля 2025 года – первая годовщина со дня гибели Алексея Навального в колонии особого режима "Полярный волк" на Ямале. В десятках городах по всему миру в этот день проходят акции в память о нем. В России штабы Навального были разгромлены еще накануне российского вторжения в Украину. За работу с созданным им ФБК даже в прошлом в России грозят штрафы и тюрьма. Многие сотрудники штабов политика вынуждены были бежать из страны от уголовных преследований. Кто-то пытается продолжить политическую деятельность в эмиграции, а кто-то ищет иной путь в жизни.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
"Мы застанем финал битвы между добром и нейтралитетом"
Открытие во Владивостоке тридцатого штаба кампании Навального в июне 2017 года руководитель всероссийского штаба Леонид Волков назвал "самым странным" из всех. На самом деле оно было самым жестким: местных активистов задерживали и арестовывали, следили за ними, проводили обыски, останавливали на дороге, они убегали от полиции. Несколько раз штаб переезжал с места на место, так как собственники отказывались от "проблемных" арендаторов.
Сейчас бывший замкоординатора приморского штаба Дмитрий Зубарев живет в Штатах, где он открыл свою компанию по монтажу оптического кабеля. Летом 2021 года Дмитрий вынужден был покинуть Россию, когда ключевые проекты Навального Мосгорсуд признал экстремистскими.
– К 2017 году я уже был вовлечен в общественную деятельность вовсю. Подтолкнуло меня к этому то, что я пытался открыть свою компанию по обслуживанию и строительству сетей уличного освещения и понял, что это просто нереально – рынок был поделен между чиновниками, к контрактам нас просто не подпускали.
Впервые лично столкнувшись с коррупцией, Зубарев, по его словам, и решил заняться политикой: вступил в партию "Демократический выбор" и начал следить за расследованиями ФБК. В 2017 году Навальный решил открыть штаб во Владивостоке и связался с Зубаревым.
– Открывать штаб было очень сложно: когда мы доходили до подписания контракта, на следующий или через день арендодатели сообщали, что их вызывали в ФСБ, и отказывались. В какой-то момент мы уже нашли помещение и даже анонсировали приезд Алексея Навального и Леонида Волкова, а через несколько дней мне звонит собственник и сообщает, что на него давят, он не может нам предоставить это помещение, мол, подписанный договор не имеет силы и мы не можем туда заехать. А мы уже подписали договор, заплатили аванс и аренду. И еще через день обыски прошли у меня и у координатора приморского штаба. В полседьмого утра ломают двери – и 10-12 экипированных автоматами ОМОНовцев вламываются ко мне в квартиру. "Руки за спину", положили на пол всех – меня, пожилых родителей. Причину настоящую не скрывали – штаб Навального, а формально – из-за митинга "Он вам на Димон" от 26 марта 2017 года, куда пришло больше полутора тысяч жителей Владивостока. На этом митинге кто-то из участников повредил сотруднику полиции палец – завели уголовное дело, и, по данным ФСБ, я этот момент заснял. И вот они пришли собрать доказательства, и как свидетеля не только заломали меня, но задержали и доставили в отдел полиции. При этом им было хорошо известно, что в момент, когда полицейскому ломали палец, я уже в отделении полиции находился, меня тогда задержали.
И это еще штаб не открылся! Алексей тогда не смог прилететь во Владивосток, как раз накануне ему плеснули в лицо зеленкой, повредили сетчатку глаза. Открытие штаба, таким образом, состоялось без кандидата и без штаба – потому, что в арендованное помещение никого не пустили. И без меня – мне тогда назначили 15 суток ареста, я сидел, – смеется Дмитрий.
В мае ему все же удалось снять офис для штаба в центре Владивостока.
– Довольно удачное место: в центре и хорошо защищено двойными дверьми, с тамбуром. Это нам потом много раз помогло – когда пытались прорваться полицейские: мы их запускали в тамбур, а дальше дверь не открывали. В целом очень активно шла кампания. В августе, когда Алексей уже прилетел в Приморье – случилось прямо самое массовое политическое событие с начала 90-х годов. Возможно, эту встречу потом переплюнули акции протеста, которые были по возвращению Алексея в Россию в январе 21-го, но отличие в том, что в августе 2017 года была согласованная акция. Тогда на встречу с Алексеем пришло порядка двух с половиной, трех тысяч человек. Для Владивостока это очень много. Я тогда первый раз лично Алексея увидел. Впечатления абсолютно положительные. .
– Тогда были надежды на победу Навального на выборах?
– Пожалуй, что именно в президентской кампании уже нет. Было очевидно уже, что его не допустят. Но ощущение, что ему дадут победить в честной борьбе, оно еще было на мэрской кампании, когда Алексей Навальный избирался на должность мэра города Москвы. В 2018 году уже была другая ситуация: когда уже объявили недопуск Алексея до выборов, было понятно, что с таким сильным соперником будут бороться не на выборах. В целом-то мы видим, на что способны люди, которые до сих пор находятся у власти в России.
– Когда вы сами впервые почувствовали, что вам опасно оставаться в России?
– В 2018 году уже опасность и для Навального, и для штабистов была очевидной. Я не пользовался сотовым телефоном уже, помню, что использовал только мессенджеры, телефон у меня все время с вытащенной батарейкой, использовался только для экстренных звонков – если меня задержали. Я перестал лично ходить на митинги – мои аресты дорого бы сказались на кампании, пошло бы повторное нарушение по статье о правилах участия в публичных мероприятиях. Уже не какая-то игра была, целое подразделение силовых структур было направлено на борьбу с активистами. А дальше только все ухудшалось.
В 2018 году я из штаба ушел, у меня возникли определенные разногласия с Леонидом Волковым. Я выдвинул одну кандидатуру на координатора штаба, а Леонид поставил координатором человека, с которым я просто не смог вместе работать, просто потому что слова с делом расходились. Не какой-то тайный заговор, просто не сработались бы. То есть как закончилась работа над президентской кампанией Навального, я стал заниматься правозащитной деятельностью. К Алексею у меня после ухода отношение никак не изменилось. Да и к ФБК тоже - я всегда максимально поддерживал участников протестных акций, защищал их в Европейском суде по правам человека.
Но я и тогда думал, и сейчас считаю, что Леониду Волкову стоило ограничиться казначейскими функциями и не принимать политические решения, кадровые. Структура ФБК была бы устойчивее. Недавно смотрел его интервью Дудю, только утвердился в этом мнении. После вопиющей истории с банкирами (Волков, будучи председателем правления ФБК, подписал письмо в защиту российского олигарха Михаила Фридмана, сооснователя Альфа-Банка - С.Р.), которых Волков поддержал, ему надо было уходить из ФБК, – считает Зубарев.
До 2021 года он работал в "ОВД-Инфо", помогал с защитой активистам, которых преследовали за шествия в поддержку экс-губернатора Хабаровского края Сергея Фургала, и арестованным за митинги после возвращения Навального в Россию.
– Гайки закручивались. В августе 2020 года Навальный чуть не умер, потом выяснилось, что это было отравление боевым химическим веществом. В январе 2021 года я с горечью наблюдал, как он возвращался на верную смерть в Россию, как его сажали. У меня не было ощущения, что он бессмертный, раз выжил после отравления, я не мыслил такими категориями, – вспоминает Дмитрий.
В июне 2021 года Мосгорсуд признал экстремистскими организациями основанный Алексеем Навальным Фонд борьбы с коррупцией, а также штабы Навального и организацию "Фонд защиты прав граждан" и запретил их деятельность в России.
– 2020-2021 гг. – я помогал защите в судах и в эвакуации хабаровчанам как защитник "ОВД-Инфо". А после 9 июня, когда Московский городской суд признал штабы экстремистскими организациями, понял, что теперь помощь нужна мне, – говорит Зубарев.
12 июня 2021 года Дмитрий уже был на пути в Мексику.
– На погранконтроле задержали минут на 15, по надуманным поводам – то фото старое, то еще что-то, но выпустили. Было понятно, что чуть помедли – уже не выпустили бы. Сигнал был четкий – экстремизм вменить всем, кто хоть как-то был причастен к штабам и ФБК. У меня было ноль виз, но мои подзащитные к тому моменту уже выбирались в Штаты через Мексику. Поэтому я добрался до Хабаровска, полетел до Москвы, оттуда уже в Мексику. Долетели нормально, границу наконец пересекли, три дня в приемнике отсидели и на "карантин" (тогда еще пандемия была). После выхода меня в Бруклине уже ждали документы моих подзащитных – стал готовить для них иски о компенсации в ЕСПЧ. Как только разобрался с ними, стал работать в оптоволоконной фирме субсубподрядчиком. Нахватался и вскоре открыл свою компанию в той же сфере. Берем контракты, тянем оптоволокно в городах до домов абонентов – теперь работаю как субподрядчик. Проблем открыть свое дело нет, взять контракт - тоже. Любой бизнес востребован – достаточно предложить хороший сервис, потому что с этим тут туговато. Трудности тоже есть, но в целом очень поддерживающая обстановка – никто палки в колеса не ставит.
У Дмитрия нет постоянного места жительства, он переезжает из штата в штат в зависимости от того, где берет заказ его фирма. Говорит, что в свою компанию он устроил часть политических беженцев, в том числе бывших сотрудников штабов Навального.
– Не сказать, что прям очень помог – люди же сами работают. Сейчас человек пять из штабов, наверное. Мы сейчас в Миннесоте и в Огайо работаем, я живу в Колумбусе (столица Огайо). Здесь это обычное дело – народ живет либо там, где хорошие школы для детей, либо там, где бизнес, работа, – говорит он.
– Я не верю в то, что в ближайшее время смогу вернуться в Россию. Особенно после смерти Навального. Я был уже в Колумбусе в тот день. Узнал и сначала не поверил. Потом накрыло ощущение ужаса. Было чувство, что почва из-под ног уходит. Думаю, у многих такое же было. Ужас. Несмотря на то, что Навальный был в тюрьме, его присутствие давало надежду на то, что не все еще потеряно. Веру. Сейчас есть вероятность, что все изменится. Но оснований думать, что это произойдет в ближайшее время, я не вижу. Безразличие является благодатной почвой для различного рода паразитов и людоедов, – говорит Дмитрий.
При этом роль Алексея Навального в истории России невозможно преувеличить, считает он.
– Навальный невероятно точно понимал и чувствовал общественные настроения. Его лозунг "Битва между добром и нейтралитетом" очень точно указывает на причины, почему Россия на развилке свернула в сторону мракобесия. Я помню разговоры с нейтрально настроенными людьми, когда мне говорили, что Алексей не их кандидат и они не согласны с ним по целому ряду вопросов и поэтому не готовы его поддержать. Другие говорили, что его бы уже убили, если он не проект Кремля. И на оба этих утверждения было, что ответить.
Алексей был не идеальным политиком. И по многим вопросам с ним можно было бы не соглашаться и полемизировать. Но много ли вообще политиков могут проделать трещины в толстом слое бетона, в который закатано политическое поле в России, и пустить через него ростки?
Надо было обладать определенной харизмой, невероятной стойкостью и мужеством. Это уникально, и нам повезло, что на наше поколение выпало жить с таким человеком. И нам невероятно не повезло, что мы его не смогли защитить и отстоять.
Теперь он легенда. Он вписал себя в историю. Нам еще предстоит застать финальную битву между добром и нейтралитетом и прекрасную Россию будущего. Когда-нибудь это обязательно произойдет. С нашим участием или без. А сейчас нужно просто жить дальше, стараться каждый день быть лучшей версией самих себя и не забывать о тех, кому сейчас приходится очень трудно, – говорит Дмитрий.
"Есть вера в прекрасное будущее России"
Ирина Фатьянова, бывший координатора штаба Навального в Петербурге, выдвигалась кандидатом в депутаты Законодательного собрания Петербурга в 2021 году, но Городская избирательная комиссия не допустила ее до голосования. После начала войны она эмигрировала в Грузию.
– Несколько месяцев после переезда я работала на Навальный Live, вела эфиры. Сейчас я не занимаюсь политикой. Да, я слежу за ней, но на расстоянии мне очень сложно быть настолько включенной в повестку, в том числе в какие-то особенности петербургской политики. Я сейчас работаю в благотворительной организации, которая помогает украинцам, пострадавшим от войны с Россией.
Когда случилось 24 февраля, я пошла на митинг, но поняла, что недостаточно ходить на протесты. С одной стороны, я чувствую ответственность за то, что моя страна напала на Украину, в том числе ответственность, что каким-то образом я своей политической деятельностью, гражданской деятельностью не смогла этого предотвратить. Сейчас понимаю, что это невозможно было сделать, хотя я делала, что могла. Таков мой путь – когда я не могу изменить власть в России, помогать тем, кто страдает из-за российской агрессии.
Я просто написала знакомым, которые создали сначала чат, а позже целую организацию помощи украинским беженцам. У нас большая часть людей в команде – это украинцы. В целом сейчас я помогаю в гуманитарной сфере и, конечно, поддерживаю Украину и надеюсь на ее победу, потому что только это, наверное, на данный момент может повлиять на то, чтобы изменилась в том числе власть в России.
В данный момент я не рассматриваю переход в другую отрасль. Мне сложно заниматься чем-то, в чем я не вижу продолжение. Хоть моя деятельность сейчас и не политическая, она связана с тем, во что я верю. Пока война не закончится, я не рассматриваю вариант, что я буду заниматься чем-то кардинально другим. В другом я пока себя не представляю.
– Вы думаете о возвращении в Россию? Что должно произойти для того, чтобы это стало возможным?
– У меня сохраняется вера в ее прекрасное будущее, но я не думаю, что это будет ближайшее время, к сожалению. Конечно, я бы хотела вернуться, когда ситуация в стране изменится.
Для меня изменение ситуации – это не просто смерть Путина, но и смерть, аресты людей из его окружения и некоторые изменения в режиме. Если я смогу вернуться и не сесть за надуманные дела, за "экстремизм" и так далее, то, конечно, вернусь. Так как последние годы я работаю в фонде, который помогает украинцам, то для меня очень важно, чтобы российское общество осознало действия России и сделало выводы, и, конечно, чтобы был решен вопрос компенсаций Украине от нашей страны.
– Вы следите за тем, чем занимается сегодня ФБК? Какие мысли и впечатления от его работы?
– По поводу сегодняшней работы ФБК у меня есть четкая позиция. Оппозиция объединится, когда появится идея, которая могла бы привести к успеху. Сейчас такие действия не предлагаются. Но их и очень сложно придумать. Нет идеального рецепта – и сейчас каждый делает то, что он считает важным в тех обстоятельствах, которые есть. Мне кажется, пусть каждая организация, человек, политик, кто угодно, занимается тем, чтобы сохранить контакт с российской аудиторией. Все критикуют друг друга, потому что у всех действия неидеальны, и они просто не могут быть идеальными. Мне кажется, наседать на оппозицию и призывать к объединению сейчас бессмысленно.
Когда настанет нужный момент, все объединятся. А сейчас просто пусть каждый делает свою работу, в которой он видит смысл.
–Как и каким вы вспоминаете Навального?
– Я вспоминаю Алексея с чувством теплоты. Я была на премьере фильма Андрея Лошака "Возраст несогласия 2". И он на презентации сказал, что все герои, с которыми он общался – бывшие координаторы штабов – как бы у них ни сложилась жизнь сейчас, говорят, что это было лучшее время в их жизни. Я полностью согласна. Лучше не скажешь. Для меня это было лучшее время в моей жизни, связанное с большой надеждой и верой в людей. Так я о нем и вспоминаю. Алексей был человеком, который меня вдохновлял, за ним хотелось идти, брать с него пример.
"Политика такого уровня больше нет"
Петр Дондуков был координатором штаба Навального в Улан-Удэ с 2017 по 2018 год. Штаб в Бурятии, как и несколько других в стране, были закрыты самим Навальным, как считает сам Дондуков, "из-за недостаточной эффективности". Сейчас он жалеет, что мало времени уделял работе штаба.
– У меня был свой бизнес тогда. В 2017 году я руководил своим небольшим делом по установке видеокамер и других систем безопасности. В основном, со школами и детсадами работали, директора хвалили нашу работу. Мелкие госзаказы мы выигрывали на торгах, но большой тендер выиграть было нереально – масштабы коррупции были очевидны, – рассказывает Дондуков. – Нам, тем не менее, хватало. За работой Навального я следил, так скажем, из личного интереса, как гражданин. "РосПил", "РосЯма", потом расследования ФБК. Когда они решили открывать в Улан-Удэ штаб, как волонтер помогал им найти помещения. 80% мест, куда мы обращались, отказывали. То есть сначала соглашались, а потом, когда узнавали, что для "оппозиции" – в отказ. Повезло, что крупная торговая сеть согласилась, я им – это для штаба оппозиционного политика, они: "Неважно, главное, платите вовремя". Может, им самим потом и прилетело, но почти год мы просидели, – вспоминает Дондуков.
Выбранный координатор штаба ко дню открытия внезапно пропал, и Дондукова попросили его заменить.
– Я был готов помогать как волонтер время от времени, у меня ж бизнес 24/7 требует присутствия. Но больше никто не смог, и обидно было – усилия уже приложены. Сказал, что смогу пару часов в день – Волков пообещал помощника выделить. В итоге проводил там, конечно, больше пары часов в день, но теперь жалею, что не вовлекся на 100%.
Бурятия хоть и считалась всегда протестным регионом, но большая часть оппозиции в республике, по словам Петра, поддерживала коммунистов.
– Бурятии – это "красный" регион, коммунисты здесь традиционно очень сильны. Даже молодежь часто в КПРФ состоит, – рассказывает Дондуков. – Первые наши митинги проходили малочисленно и спокойно. Но шаг за шагом мы стали наращивать аудиторию. Объясняли, разговаривали, спорили иногда. Полиция всегда присутствовала, но так – чисто контролировала. А потом власти стали откровенно "резать" нам все акции. Видимо, потихоньку поняли, что удается людей убеждать. И все наши заявки на акции в центре отклонялись – центральные места постоянно были заняты какими-то выдуманными "конкурсами собак" и "фестивалями районных танцев". Мы даже специально приходили туда в эти дни – ничего там не было. Мы судились с властями по этому поводу. Без успеха, конечно.
Тогда навальнисты стали проводить акции в отдаленных районах Улан-Удэ.
– К 2018 году у меня своя статистика подобралась – где-то, наверное, процентов 20% населения нас поддерживали. В основном, молодежь. То есть условно от 16 до 40 лет. 20 с лишним – прям активные сторонники Навального, костяк, – говорит Петр. – Еще одна особенность Бурятии – много сел и деревень, городов мало. А в селах 100% людей смотрят телевизор, поэтому там все пропагандой напрочь пропитано. И народ бедно живет, ему некогда подумать – работать надо. Ну, или пьют. Поэтому и на войну идут – за деньги, только ради денег. Думают так из нищеты выбраться. Для меня шоком было то, что войну не только чиновники бурятские поддержали, а главный буддист России – лама, Дамба Аюшев (глaвa Бyддийcкoй Caнгxи Poccии). У населения шансов не было – мы же [жители Бурятии] почти все буддисты. И тут главный буддист говорит, что воевать надо. Глава религиозного течения, главный принцип которого - пожелание всем живым существам быть счастливыми и свободными от страданий! Убивать живых существ нельзя, учит наша религия. Как можно было использовать ее для привлечения людей на войну?! Это тотальное искажение сути буддизма. Регион становится лидером по числу погибших в этой захватнической войне. Ничего святого не осталось.
В 2018 году штаб в Бурятии был закрыт, на следующих важных выборах региона – мэра Улан-Удэ – навальнисты поддержали кандидатуру от КПРФ – Владимира Мархаева.
– Но выборы были так нагло сфальсифицированы, что народ массово вышел на согласованный митинг, а потом стихийно его продолжил – с площади примерно тысяча людей три дня не расходилась.
В первый день митинга Дондукова арестовали на сутки, потом еще на 10 суток.
Затем он вернулся к работе в своей компании, но ему стали отказывать даже в мелких контрактах. В октябре 2019 года у всех активистов штабов Навального прошли массовые обыски в рамках уголовных дел "об отмывании денег" через ФБК. Пришли с обыском и к Дондукову.
– У меня, получается, была двойная угроза – и за штабы сесть, и за призывы на митингах против фальсификаций выборов. По камерам из дома мы с женой следили, как вокруг кружили полицейские. Жена звонила: "Ты сегодня домой не приходи", когда было понятно, что готовится задержание. В итоге решили, что надо уже уезжать из страны, – говорит Петр. – В 2020 году мы полетели в Сербию. К тому времени бизнес мы выровняли – придумали выходить на частных заказчиков, буквально в подъезды ставить камеры, брали числом заказов. Но пришлось все закрывать и буквально одним днем уезжать.
В Белграде Дондуков с женой прожили около года. Пришлось уехать, когда после удаленной помощи в организации митингов в поддержку Навального к нему стала приходить уже сербская полиция. В Америку его уговорил переехать друг, оплативший ему с женой билеты.
– У нас уже и деньги закончились, он купил билеты, нашел поручителя. Первый раз мы прилетели в Мехико и нас просто не выпустили из аэропорта. Оказалось, что из столицы часто разворачивают липовых "туристов" из-за подозрений, что они, вероятно, будут пересекать границу со Штатами. Друг звонит: "Ты где?" – "А я уже опять в Белграде". Но он купил еще одни билеты до туристического Канкуна, оттуда уже доехали до границы со Штатами. Эта часть поездки была самой страшной, кругом бандиты, наркокартели. На границе в первый раз нас просто развернули, на второй - посадили в мексиканский детеншн (detention или иммиграционная тюрьма, спеццентры для задержанных нелегальных иммигрантов, где они ждут распределения - С.Р.). Просидели 6 дней, повезло, что забрала мусульманская организация, которая периодически забирала русскоязычных мигрантов - они тогда в последний раз приезжали. Когда выходили, там еще оставалась семья Свидетелей Иеговы, которая еще до нас 5 месяцев там провела. Вместе с нами начальник тюрьмы им запретил выйти. Они убегали из России после того, как их веру объявили экстремистской. С третьй попытки мы все же границу пересекли, убежище запросили. Три дня на границе и нас увезли в отель на "карантин". Еще через три дня посадили на самолет до Пенсильвании. Сейчас правила ужесточились – всех запросивших политубежище россиян помещают в детеншн.
Сейчас Дондуков вместе с женой работает в IT-секторе, и параллельно волонтерит в организации Russian America for Democracy – помогает политическим беженцам освободиться из иммиграционной тюрьмы, организуя помощь адвокатов или сбор документов, подтверждающих необходимость их иммиграции.
– Началось все, когда мы решили всем желающим заказать книгу "Патриот" Навального в Штаты – писали всем знакомым, собирали заявки и познакомились с тем, кто рассказал нам про активистку из московского штаба. Девушка уже долгие месяцы не может выбраться из иммиграционной тюрьмы, собрать документы самостоятельно оттуда почти невозможно. Вот с этим помогаем. Когда занялись ее делом, шаг за шагом стали выходить на новые случаи – это необязательно волонтеры штабов, просто россияне, бежавшие от режима. Мы пытаемся доказать, что в иммиграционные тюрьмы попадают как раз те, кто преступную войну против Украины не поддерживает. Что в России их, скорее всего, ждала бы тюрьма, – говорит Петр.
Новость о гибели Навального Дондуков узнал уже в Штатах, выйдя из иммиграционной тюрьмы.
– Я сначала отказывался поверить. Помните, первые часы в ФБК все говорили: "Подтверждения нет". Мы надеялись. Потом стало понятно, что действительно погиб. Точнее, убили. Иначе не могу назвать. Мы были в шоке. Жена плакала. Было ощущение, что потеряли очень близкого человека. Хоть мы и не близко знакомы были, но считали его именно другом. Столько раз мы смотрели его видео: "Привет, это Навальный", – вспоминает Дондуков. – При личной встрече первое впечатление было – бешеная харизма, умный, рассудительный. При этом очень улыбчивый и обаятельный. И очень храбрый. Не боялся говорить правду до последнего. Политика такого уровня больше нет.
