Летом 1908 года в крупных городах Сибири – Иркутске, Красноярске и Чите – впервые появились сыскные отделения полиции. С появлением профессиональных сыщиков имперские власти надеялись справиться с волной преступности, захлестнувшей Восточную Сибирь в начале века. На деле полиция не стала работать эффективнее: ей не удавалось контролировать налеты преступников, которые иногда захватывали власть в целых городах. А многие полицейские и сами были связаны криминальным бизнесом*.
"Полицейский получал вдвое меньше чернорабочего"
Утром 19 июня 1915 года 11 хорошо вооруженных мужчин сошли на берег Куленги в небольшом уездном городе Верхоленске Иркутской губернии. Они разделились на две группы, одна из которых двинулась к зданию полиции, вторая – зашла в здание Уездного казначейства на Большой улице: два человека прошли к решетке, отделявшей кабинет казначея от приемной, остальные – остались в сенях. Незнакомцы спросили у казначея две гербовые марки и неожиданно начали стрелять. Один казначей погиб, трое – получили тяжелые ранения, остальные сотрудники пытались спрятаться под столом, но их заставили встать к стене. Параллельно бандиты напали на отдел полиции, убив двух городовых. Нападавшие фактически захватили власть в городе и целом уезде, но удерживать ее не стали и решили уходить в тайгу. Они забрали рекордную по тем временам добычу – около 140 тысяч рублей, более тысячи паспортов, которые оформлялись в отделе полиции, а также несколько наганов и винтовок.
– Полицейские действовали тогда по-разному, – говорит историк из Иркутска Алексей Сысоев. – Городовой Афанасий Толмачев, когда бандиты отходили, начал стрелять в них, имея всего четыре патрона, ранил одного нападавшего. А, например, помощник исправника Лавочников, услышав выстрелы возле здания полиции, просто пошел домой. Так или иначе, на этом примере видно, что полиция в Восточной Сибири иногда была почти беспомощна перед профессиональными преступниками. Ситуацию в Иркутской, Енисейской и Забайкальской губерниях в первые годы века можно назвать критической. Очень показательно, что к 1913 году к расследованию уголовных дел у нас в Иркутской губернии привлекли жандармов, то есть политическую полицию. С 1910 года по всей Империи жандармам было запрещено заниматься уголовными расследованиями, но в Иркутске шеф жандармерии лично поручил им помогать полиции, потому что уровень преступности уже угрожал основам государственного строя. Не в глобальном смысле, но город, например, захватить могли. В 1915 году ситуацию с преступностью усугубило то, что многих призвали в армию. Нормальные мужчины ушли на войну, а остались уголовники, которые отбывали ссылку. Их было 20–25% от общего количества мужчин. В документах и газетных статьях того времени писали, что остались только "подонки".
Когда в Верхоленск прибыло подкрепление из Иркутска, а также отряд жандармов, силовики начали ответную операцию. Впервые в Сибири по следу беглецов шла обученная собака. Грабителей из Верхоленска застали в деревянном шалаше на реке Идочер. Они отказались сдаться. Расположившись в 150 метрах, полицейские начали стрелять: вскоре все налетчики погибли, а одному удалось убежать. Некоторых бандитов смогли опознать: ими оказались беглые каторжники Владимир Щекин и Георгий Чечерин, осужденные за убийство и грабеж.
По словам Алексея Сысоева, в первые годы 20-го века служба в полиции считалась крайне непрестижной, кадров не хватало, особенно в небольших уездах. В городовые (рядовые уличные полицейские) шли бывшие солдаты или крестьяне, которые умели лишь читать или писать. Полицейские чиновники, как правило, имели общее образование, но о специальной сыскной работе знали мало: оборудование для дактилоскопии, отправленное из Петербурга, стояло в чуланах, разыскные собаки сидели на цепи, охраняя участок.
– В начале двадцатого века полицейские нижнего звена получали 12–16 рублей в месяц. Плюс им выдавали так называемое амуничное жалование для поддержания амуниции, порядка 2–3 рублей. В это же время простой чернорабочий в Иркутске получал в день около рубля. То есть городовой получал в два раза меньше чернорабочего. Чиновники получали побольше, но не слишком много: 30–45 рублей где-то. Поскольку полицейские получали очень мало, к 1912–1913 году в Иркутске произошло их массовое увольнение. Со службы уходили по несколько человек в день. Местным чиновникам пришлось докладывать в Петербург, что ситуация выходит из-под контроля. Кстати, такая проблема есть и сейчас. В последнее время наблюдается массовый отток сотрудников полиции, поскольку они недостаточно зарабатывают (в 2021 году СМИ сообщили о массовом увольнении полицейских, недовольных невысокой зарплатой и палочной системой. – С.Р.). Да, сейчас они получают больше чернорабочих, но в полиции и работа тяжелее. Сотрудники патрульно-постовой службы, например, получают очень мало. Вы же сами понимаете, что если человек, наделенный властными полномочиями, недополучает в социальном плане, то появляется коррупция. Если государство платит недостаточно, благодаря своей власти человек попытается это восполнить, – говорит Алексей Сысоев.
Наиболее ярким примером проявления коррупции историк считает кавказские погромы в первые годы 20-го века и борьбу с так называемой "грабительской организацией кавказцев" – объединением этнических группировок, в которое входило до 500 человек. Преступников с Кавказа начали ссылать в Сибирь в 1828 году. Выходцы из Грузии и других земель содержали в Иркутске чайные, трактиры и пивные, а параллельно занимались грабежами и сутенерством. Полиция предпочитала не вмешиваться в дела хорошо организованных кавказских групп либо получала долю от их бизнеса. В 1902-м в одной из кавказских чайных избили посетителя, но полицейский пристав, прибывший на место, не принял никаких мер. В ответ иркутяне начали громить заведения кавказцев, а полицейских, которые пытались успокоить толпу, забросали камнями. Погромы повторялись дважды в 1902 году, а также в 1905-м.
– Основная претензия у них была в том, что полиция укрывает преступления кавказцев, помогает им за деньги. По большому счету так и было. Только в 1913 году жандармы провели против "грабительской организации кавказцев" масштабную операцию, одновременно арестовав более 100 человек. Перед операцией каждому сотруднику в специальных пакетах присылали инструкцию. Пакет нужно было открыть в определенное время, перед задержанием, и потом в течение часа, например, провести задержание. Такие меры конспирации принимались потому, что жандармы понимали: по всей Восточной Сибири полиция и криминал действуют заодно. Впрочем, через какое-то время всех задержанных отпустили в связи с отсутствием улик. А лидер вот этой кавказской "мафии" Онанашвили, находясь под арестом, попытался сделать заказ на убийство главы жандармского отделения Васильева. Заказ, конечно, не был исполнен, а Онанашвили выслали в Якутию по настоянию жандармов. Но фактически вот эта крупная операция ослабила кавказцев лишь на несколько месяцев. По сути, власти оказались бессильны перед ними.
Одним из участников "грабительской организации кавказцев" считался Нестор Каландаришвили – известный революционер и партизанский командир времен Гражданской войны, именем которого названа улица в Иркутске. Согласно архивным данным, перед революцией Каландаришвили пытался организовать подпольную лабораторию по производству фальшивой монеты, а чтобы заработать на покупку оборудования, организовал покушение на купца Якова Метелева. Убийцы, которых наняла жена купца, выстрелили в жертву через открытое окно, но Метелев выжил, получив ранение в шею.
– Каландаришвили занималось жандармское управление, как считают многие, за анархистские революционные взгляды. При этом нельзя отрицать, что это был чистой воды уголовник, – говорит Алексей Сысоев.
"Слово "сыщик" считалось оскорблением"
По словам историка, в первые годы 20-го века жители Восточной Сибири относились к сотрудникам полиции особенно плохо. Слово "сыщик" было нарицательным и считалось оскорблением, причем даже полицейский мог кинуться в драку, услышав такое в свой адрес. Местное население скорее было готово помогать преступникам, чем полицейским. Причем для обывателя не было разницы между уголовной полицией и политической – жандармерией.
– Жандармерия – это белая кость. А были же задачи, которые нужно было решать на низовом уровне: надзор, задержание, контроль политических ссыльных и подозреваемых и так далее. Эти задачи решали обычные полицейские, которые как раз и сталкивались с населением. Поэтому для людей не было разницы – политическая полиция или общая. Вся ненависть доставалась обычным полицейским. Еще 30 лет назад историки в основном считали, что благодаря политической ссылке Сибирь получала много людей, который несли свет. Но политические составляли меньше 5%, все остальные были уголовниками, в том числе профессиональными. В городской думе выступал представитель купечества, который назвал Иркутскую губернию "котлом с нечистотами". Люди не просто плохо относились к полиции, они ей противодействовали: помогали преступникам укрыться и так далее.
Летом 1908 года в крупных сибирских городах – Иркутске, Красноярске и Чите появились сыскные части для борьбы с организованной преступностью. Иркутские чиновники пытались создать сыскной отряд еще в 80-х годах 19-го века, но просуществовал он всего полгода, поскольку городская дума отказывалась выделить финансирование. В Петербурге долгое время также не видели необходимости создания в Сибири сыскных частей, поскольку численность городов была относительно небольшой.
– Тогда сыскные отделения были положены лишь в Москве, Петербурге и Одессе, – говорит Алексей Сысоев. – При этом уровень преступности, например в Иркутской губернии, был пропорционально существенно выше, чем в европейской России. В центральном аппарате МВД всегда говорили, что городам с определенной численностью положен такой-то штат. А то, что вы нам, дескать, рассказываете об уголовной ссылке и агрессивной преступной среде – это вы сами разберитесь. При этом, хотя уголовная ссылка в Сибирь была прекращена с начала 20-го века, в губернии жили около 70 тысяч ссыльных.
Созданные в Сибири сыскные части были крайне немногочисленны: например, в иркутском отделении третьего разряда работали начальник, два надзирателя и пять городовых. В Барнауле, Новониколаевске и Тобольске, где появились отделения четвертого разряда, работали и вовсе по шесть человек. Как показала практика, сыщики не только не смогли повлиять на разгул преступности, но и сами стали активно заниматься криминалом. С 1909 по 1914 год количество краж и грабежей в Иркутской губернии выросло в четыре и два раза соответственно.
– Нельзя сказать, что все они без исключения были преступниками или плохими специалистами. Например, самый первый сыщик в Восточной Сибири Александр Матвеевич Блинов, который первым начал внедряться в банды, чтобы раскрыть дело. Это была абсолютно новаторская практика. Христофор Маковский, который инициировал создание сыскного отряда в 1883 году. Следственный пристав Степан Романов, который смог задержать знаменитого иркутского разбойника Федора Алифанова. Начальник первого сыскного отряда Яков Чусов тоже, судя по документам, работал очень добросовестно. Был также Николай Добронравов, который даже ездил в Петербург и рассказывал коллегам о собственной картотеке, которую собрал во время работы сыска. Все они, по сути, были самоучками. Но плохих примеров все-таки тоже хватало, – говорит Алексей Сысоев.
"Осудить полицмейстера было нельзя"
В 1912 году начальником сыска назначили 28-летнего Николая Романова – полицейского с всего трехлетним стажем. В документах описывается случай, когда Романов лично участвовал в задержании грабителей, напавших на дом купца Лонциха в 1914-м. Недалеко от дома, около казенной лавки, начальник сыска и его агент увидели двоих мужчин, один из которых надевал черную маску. Поняв, что на месте полиция, грабители начали убегать, а Романов стал преследовать одного из них. На бегу мужчина обернулся и выстрелил сыщику в голову из "Нагана", но пуля лишь пробила фуражку, а лицо обожгло порохом. Преступник остановился и выстрелил еще раз, а Романов, снова увернувшись, схватился за револьвер противника и сумел направить ствол в его же сторону. Прозвучал выстрел, пуля по касательной попала в голову грабителя, но он продолжил драться. Противники упали на землю, а Романов ударил оппонента, который пытался укусить его за лицо, по голове рукояткой револьвера, в котором уже не было патронов. После этого он начал терять сознание от ударов, пропущенных в драке. "Я ранен", – успел выкрикнуть Романов, после чего из толпы выбежал прохожий и сел на грабителя сверху. Вскоре к месту драки прибежал городовой и сразу выстрелил преступнику в голову, убив его.
– Романов многое сделал и для теории сыска. Например, он пытался систематизировать виды преступлений: в частности, пришел к выводу, что карманниками и взломщиками чаще всего выступают бедняки от 15 до 20 лет, сбывают краденое, как правило, евреи, вскрывают кассы – поляки из каторжан. Кроме того, он попытался составить словарь воровского языка, то есть жаргонизмов, которые в основном используют преступники именно Восточной Сибири. Считал, что это поможет в работе, – рассказывает Сысоев.
Ревизия иркутского сыскного отделения 1915 года показала, что Романов и его подчиненные контролируют наркотрафик из Самарканда в Восточную Сибирь и Маньчжурию. Агентурные данные жандармов подтвердили, что сыщики не просто брали у наркоторговцев, они сами продавали опиум на улицах города. Совершив сделку, позже они отбирали товар у покупателей и перепродавали другим. Таким образом, одну и ту же партию опиума можно было продать несколько раз. Кроме того, наркодилеры платили полиции напрямую: Романов получал ежемесячного по 1000 рублей от одного торговца и по 200 рублей – от двух других. Также Романов занимался мошенничеством, связанным с производством фальшивой монеты. У него нашли "книгу заказов на фальшивые деньги": полицейские находили людей, которые соглашались вложить деньги в производство фальшивой монеты. Их просили оставить расписку о том, что гражданин состоит в организации "по сбыту денег разного достоинства народной фабрикации" и обязуется хранить эту тайну. Человек отдавал деньги, а когда шел в полицию пожаловаться, что его обманули, Романов показывал ему расписку. Известно, что Николая Романова так и не осудили. После отстранения от должности он находился под подпиской о невыезде, а в 1917 году в здании суда начался пожар, во время которого кто-то украл все вещественные доказательства против иркутских сыщиков. Примерно в это же время застрелился один из главных свидетелей обвинения – бывший надзиратель сыскного отделения Федор Франчук.
– У полицейских Читы была другая специфика: по сути, они поставляли живой товар для местных сутенеров. Полицейские под контролем начальника общей полиции Николая Балкашина проверяли документы в пассажирских поездах и искали женщин, у которых не было паспортов, ссаживали с поезда и везли в участок. Туда же привозили девушек из пивных, гостиниц и рынков, – говорит Алексей Сысоев.
Держатели публичных домов приезжали прямо в участок и выбирали тех, кого готовы взять на работу. Тем, кто отказывался, угрожали выслать из Читы и отправить по этапу. За каждую женщину сутенеры платили полицейским по 50 рублей.
– До революции был такой термин "разгон" – когда полиция заранее договаривалась с мошенниками. Те проводили крупную сделку, и в момент реализации либо фальшивых денег, либо оборудования для печатания денег появлялись полицейские. Задерживали всех. Но мошенников отпускали, а тех, кто хотел купить партию, заставляли "отблагодарить" полицейских. Потом дело закрывали. На самые крупные сделки выезжал непосредственно полицмейстер. Такими вещами занимались, например, иркутские полицмейстеры Никольский и Баранов. И если Никольский просто ушел со скандалом, то Баранов, пришедший на его место, предстал перед судом вместе с еще несколькими чиновниками полиции. Нескольких полицейских рангом пониже осудили, а Баранова – нет. Полицмейстеров осудить тогда было невозможно. Политика. Проще было все спускать на тормозах. Хотя у нас существовал удивительный обычай. "Проштрафившихся" полицмейстеров ссылали в уездные исправники. Как правило, доход на этой должности в золотоносных районах превышал доходы полицмейстера в десятки раз. В целом можно сказать, что в начале 20-го века была выстроена довольно стройная криминальная система, куда входили все чины, от городовых до полицмейстеров, которые стояли на верху вот этой пирамиды, пищевой цепи, так скажем. Полиция фактически срослась с преступностью, можно сказать, встала во главе криминалитета, – подводит итог Алексей Сысоев.
* Текст из архива Сибирь.Реалии
