Сто лет назад, летом 1924 года, группа представителей тунгусов, якутов и русских, обитавших на побережье Охотского моря, объявила об отделении от Союза Советских Республик и создании своего государства. Лидеры движения составили "Обращение" к иностранным государствам и к Лиге наций. В нем речь шла о том, что отсталые "во всех отношениях от мирового прогресса науки и техники" тунгусы обращаются к ним "как к могучим защитникам мелких национальностей в мировом масштабе" по вопросу спасения их от "общего врага мирового национализма – русского коммунизма"*.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
К весне 1924 года Гражданская война в Советской России считалась давно законченной, все очаги сопротивления были потушены. Однако советские власти недооценили сплоченность народа у восточных границ своей империи – тунгусов. Непосильные налоги, нелепые запреты, произвол местных чиновников и чекистов заставили таежных охотников взяться за оружие и объявить о создании своего собственного государства – Тунгусской республики. Через некоторое время самопровозглашенное государство было ликвидировано, но его создатели сумели добиться от советской власти выполнения своих требований.
"Настрелял зайцев, чтобы сшить себе одеяло, – плати"
Русские колонизаторы называли тунгусами живших на Охотском побережье эвенков, эвенов и частично якутов, имевших с ними тесные связи. После установления советской власти тунгусы стали жертвами красного террора.
– В 1922 году на Охотском побережье действовали белые отряды под командованием генерала Анатолия Пепеляева, к которым примкнула крайне незначительная часть якутов, эвенков и эвенов. К лету 1923 года пепеляевцы были полностью разбиты, однако советская власть продолжала подозревать коренное население в симпатиях к белому движению и развернула репрессии против якобы антисоветски настроенных тунгусов, – поясняет историк Сергей Каплин. – Особенно рьяно выжигали "крамолу" охотские чекисты во главе с уполномоченным Камчатского губернского отдела ГПУ Кунцевичем. Вдали от центра они чувствовали свою полную безнаказанность и злоупотребляли ею. Жестокие пытки арестованных, расстрелы без суда и следствия стали нормой.
На фоне репрессий советские власти издавали нелепые законы, разрушавшие традиционный уклад жизни тунгусов.
– Декреты "О сроках охоты и праве на охотничье оружие" и "Об охоте" фактически лишили тунгусов возможности зарабатывать на жизнь продажей пушнины, – рассказывает историк Алексей Марков. – Чтобы отправиться на охоту, теперь нужно было оформить охотничий билет – без него охота была запрещена. А подавляющее большинство тунгусов были неграмотными. Даже просто на словах объяснить, что им нужно, они не могли: советские служащие не знали языка местных жителей, а переводчиков катастрофически не хватало.
Чтобы отправиться на промысел, тунгусам теперь нужно было еще и заплатить налоги. За оформление охотничьего билета требовали 1 рубль. За право ношения нарезного оружия требовали 3,1 рубля, гладкоствольного – 2,1 рубля. Был введен и пушной налог. От стоимости каждой добытой шкуры нужно было уплатить 5%. У охотников, только что вернувшихся с промысла и еще не продавших добычу, часто не было на это денег. При неуплате налога добыча считалась контрабандой и подлежала конфискации.
Недовольство вызывали и серьезные бюрократические препоны.
– Зарегистрировать добытую пушнину охотник был обязан в трехдневный срок. Для этого ему нужно было принести всю добычу в волостной ревком и заполнить специальную анкету, указав, кто он, откуда, когда и где убил зверя. Для этого нужно было где-то разыскать переводчика, – говорит Алексей Марков. – Вместе с охотником в ревком должен был явиться и покупатель. В его присутствии на обороте ордера и квитанции делалась новая надпись: кому и за какую цену продана шкура. Если эти бюрократические процедуры не соблюдались, пушнина подлежала конфискации. Охота на пернатую водоплавающую дичь разрешалась с 1 сентября, а на Охотском побережье большая часть птиц к этому времени уже улетала. Но еще больше проблемой стало то, что был введен запрет на охоту на боровую дичь с 1 апреля. А значит, тунгусы больше не имели права добывать тетеревов и глухарей в самое голодное время года, когда они буквально спасали их от смерти.
"Грабит "не настоящая" советская власть"
Свои налоги в Охотском крае вводили не только центральные, но и местные власти. Всех тунгусов обложили общегражданским налогом: за каждого мужчину нужно было выплачивать в казну 2 рубля, за женщину – один рубль. Платить приходилось буквально за все. Был введен сельскохозяйственный налог, канцелярские и гербовые сборы, попённый и лесной налог. Налогообложению подлежали даже олени и собаки. За срубленную для чума жердь требовали 70 копеек, за каждое дерево, с которого обдирали кору, – до 4,4 рубля. Даже хворост или валежник больше нельзя было собирать бесплатно – за кубическую сажень топлива полагалось заплатить 3 рубля. В итоге общая налоговая нагрузка как минимум в три раза превышала налогообложение царских времен.
Охотские власти начали взыскивать с тунгусов еще и старые долги, числившиеся за ними с досоветских времен.
– По сути, они занимались неприкрытым грабежом, – считает Сергей Каплин. – Причем сбор налогов проводился не привычным для тунгусов способом – на ежегодных ярмарках, а по "революционному". Людей просто вылавливали, где попадутся на глаза, и требовали денег. Результаты произвола зафиксировала статистика: у тунгусов среднего достатка, владевших до революции 40-50 оленями, теперь оставалось немногим более 10. А у зажиточного эвенка Гилэмдэ, которому принадлежало свыше 1500 оленей, осталось всего 70 голов. Непосильные поборы также вызывали общее возмущение.
При этом тунгусам приходилось выполнять еще и каюрную – или как ее еще называли "гоньбовую" – повинность: бесплатно развозить советских работников, агентов ГПУ и милиции, военные отряды. Перегоны иногда равнялись сотням верст и занимали больше месяца, поэтому желающих бросить свое хозяйство и отправиться в такую поездку было не найти. Власти просто хватали всех, кто попадался под руку, и многие тунгусы даже уничтожали собак, чтобы избавиться от этого бремени.
Так власти сами спровоцировали восстание. Тунгусы пришли к выводу, что их просто грабит "не настоящая" советская власть. А значит, нужно оградить себя от этой грабительской власти, создав собственное государство.
"Всегда шел против всякого террора и насилия"
Весной 1924 года недовольные эвенки, эвены и якуты объединились в вооруженные отряды. В Охотском крае проживало около 13 000 тунгусов. Взять в руки оружие решились около 600.
– Одним из главных результатов гражданской войны стала атомизация общества. Большинство социальных структур, сложившихся в дореволюционные времена, перестали существовать, – говорит Сергей Каплин. – Но советской власти еще не удалось разрушить родоплеменной уклад коренных народов Восточной Сибири – она до них просто пока толком не дотянулась. И в 1924 году этот уклад стал основой для консолидации тунгусов. Один из отрядов возглавил Павел Карамзин, принадлежавший к влиятельному тунгусскому роду. Тот факт, что во главе восстания встал человек "княжеского" происхождения, для многих рядовых тунгусов имел ключевое значение.
И все же ключевой фигурой восстания следуют считать не Павла Карамзина, а якута Михаила Артемьева.
– В отличие от многих "инородцев"– так называли в Российской империи представителей коренных народов, – Артемьев сумел получить образование, хотя и был родом из бедной крестьянской семьи. Он окончил четыре класса Якутского реального училища, работал писарем, – продолжает рассказ Сергей Каплин. – Как и многие представители национальной интеллигенции, поначалу с энтузиазмом встретил установление советской власти и воевал на стороне большевиков.
17 января 1920 года Артемьев был назначен комиссаром Амгинской волости, с 15 марта – председателем ревкома.
– Однако вскоре Артемьев на собственном опыте убедился: реальные шаги новых властей идут вразрез с интересами коренных жителей Сибири, а методы, которыми они воплощаются в жизнь, неприемлемы. Артемьев пытался протестовать против "кошмарного военного коммунизма", а когда его не услышали, из активного сторонника советского государства превратился в не менее активного его противника, – говорит Сергей Каплин. – В конце января или начале февраля 1922 года Артемьев бежал из Якутска и вступил в повстанческую армию Михаила Коробейникова. Когда она была разгромлена, скрывался со своим отрядом в тайге. В начале 1923 года примкнул к генералу Пепеляеву, стал председателем военного совета партизан. После разгрома пепеляевцев снова укрывался в тайге, а с началом восстания на Охотском побережье возглавил самый крупный отряд тунгусов.
Показательно, что крайняя жестокость, характерная для гражданской войны в России, оказалась несвойственна отрядам тунгусов. Участники восстания изначально стремились к мирному разрешению конфликта, охотно шли на переговоры, а взятых в плен красноармейцев или советских работников отпускали.
Из письма Михаила Артемьева Ивану Строду:
"Ведь ты сам хорошо знаешь, что хотя я боролся с 1922 г. с неправильностями Соввласти, ни одного расстрела не делал и всегда шел против всякого террора и насилия".
10 мая отряд Артемьева занял поселок Нелькан. Захваченные в плен трое советских служащих получили разрешение покинуть поселок. В ночь на 6 июня объединенный отряд повстанцев под руководством Карамзина и Артемьева после 18-часового боя захватил порт Аян. Красноармейскому гарнизону порта позволили вернуться на родину.
14 июля 1924 г. в Аяне состоялся Всетунгусский съезд Охотского побережья с прилегающими к нему районами, объявивший о независимости тунгусского народа и о неприкосновенности ее территории с морскими, лесными, горными богатствами и ресурсами. Съезд утвердил свой гимн и флаг: трехцветное полотнище, где белая полоса символизировала сибирский снег, зеленая – тайгу, а черная – родную землю. Верховным органом управления самопровозглашенного государства стало Временное центральное тунгусское национальное управление.
Местные власти предприняли попытку подавить восстание своими силами
– В сентябре Кунцевич направил в селение Улья отряд Охотского ОГПУ из 45 человек. Каратели не обнаружили в Улье никаких повстанцев, что не помешало им расстрелять мирных жителей – трех русских рыбаков, трех тунгусов и одного якута. От жестоких побоев скончались брат и жена тунгуса Осенина. Увидев, какие бесчинства творят чекисты, несколько тунгусов незаметно подкрались к двум командирам отделений – они были заняты тем, что проталкивали в прорубь тела убитых, – и расстреляли их почти в упор. Так что сказать, что карательная миссия завершилась успехом, было нельзя, – считает Алексей Марков.
"Тунгусы не поверили обещаниям"
Военная неудача заставила якутские власти испробовать мирные методы.
– С 20 по 23 января 1925 года в Нелькане состоялся II Тунгусский съезд, делегаты которого согласились выслушать советскую делегацию, прибывшую от Якутского ЦИКа. Ее участники пытались убедить восставших сложить оружие, обещали амнистию и удовлетворение основных экономических требований. Однако тунгусы не поверили обещаниям, поскольку успели понять: слова и дела красных расходятся друг с другом. Они пришли к тому же выводу, что и в первый раз: единственный выход – это самостоятельная Тунгусская республика без "коммунистов-террористов", – говорит Сергей Каплин.
Стало понятно: ни убедить повстанцев сложить оружие, ни подавить восстание местными силами не получится, нужна помощь центра. И тогда был сформирован специальный кавалерийский отряд во главе с одним из опытнейших красных командиров Иваном Стродом.
7 февраля 1925 года кавалерийский отряд под его командованием занял Петропавловск и вынудил повстанцев отступить в Нелькан. Однако развить успех не получилось: в начале марта Строд первый раз за всю свою военную карьеру нарвался на засаду, потерял 10 человек убитыми, 9 человек ранеными и вынужден был вернуться обратно.
В ночь с 21 на 22 февраля 1925 года отряд Карамзина занял оставленный красными частями поселок Новое Устье. В поселке находилась фактория акционерного Камчатского общества "Окаро", где хранилось продовольствие, свинец и порох. Оставив боеприпасы себе, восставшие отвезли продукты в тайгу и раздали нуждающимся.
– Эта победа лучше всего говорит о высоком моральном духе повстанцев, поскольку расстановка сил была явно не в их пользу, – считает Алексей Марков. – У Карамзина было лишь 150 бойцов, вооруженных "худыми берданами", и всего один ручной пулемет системы "Шоша". Красноармейцев было в два раза больше – 317 человек, и вооружены они были трехлинейными винтовками. Плюс у них были пулеметы: один "Максим", один "Льюис", два "Кольта" и целых три "Шоша". Но несмотря на явное превосходство сил и техническое превосходство красные потерпели поражение.
Из доклада М.К. Артемьева председателю Полномочной Комиссии ВЦИКа по Охотскому побережью К.К. Байкалову от 23 июня 1925 года:
"В начале 1924 года тунгусы начали рассказывать о пытках, произведенных Аянскими властями, исчезновении бывших пепеляевцев, добровольно сдавшихся, и арестах мирных жителей Аяна и совслужащих. … Никаких съездов по улучшению благосостояния населения, никакой правильной и здоровой советизации края не было сделано власть имущими. Наоборот, пошли запугивания тунгусов арестами, высылкой за пределы Тунгусии и т.д. Тунгусы заговорили, что при такой власти жить нельзя и на их глазах исполнителями власти являлись русские и эти люди обижают, режут, бьют и убивают. … Заволновалась вся тайга".
Более четырех месяцев, с января по июнь, повстанцы контролировали окрестности Охотска. Важнейший для морских перевозок город-порт фактически был на осадном положении.
Тунгусы попробовали развить наступление: 31 марта отряд Артемьева заняла Сулгачи. Но на этом военные удачи повстанцев закончились: конница Строда в 20 км от Петропавловска сумела окружить небольшой отряд из 13 человек под командованием Канина. Двое бойцов погибли, трое вырвались из окружения и бежали к Артемьеву, а оставшиеся 8 человек вынуждены были сдаться в плен.
"Не осталось ни кола ни двора"
Убедившись, что силовые методы подавления восстания не работают и ведут лишь к росту сопротивления тунгусов, советские власти снова попробовали договориться с восставшими.
– В годы НЭПа центральная советская власть стремилась разрешить все национальные конфликты без кровопролития, и тунгусское восстание не стало исключением, – поясняет Алексей Марков. – Была создана специальная комиссия ЦК РКП(б) и ВЦИК под руководством Карла Байкалова. Сталин направил ему следующую инструкцию: "ЦК, считаясь со всеми вышеизложенными соображениями, находит целесообразным мирную ликвидацию восстания, применяя военные силы лишь в том случае, если это будет диктоваться необходимостью".
Руководство Тунгусской республики было не против мирного урегулирования.
– Восставшие четко сформулировали требования, при выполнении которых они готовы сложить оружие, – считает Сергей Каплин. – Они выдвинули три основных условия мира. Первое – устранить от власти коммунистов, развязавших красный террор. Второе – предоставить право тунгусам самостоятельно решать все политические, экономические и культурные вопросы. Третье – отделить Охотское побережье от Дальнего Востока и присоединить его к Якутии.
Артемьев согласился подписать договор о перемирии и начать переговоры. 30 апреля он встретился с делегацией Якутского ЦИК, убедившей его, что в Якутии началось национальное возрождение, "красного террора" в республике больше нет, а вопрос вхождения Охотского края в состав ЯАССР будет решен в самое ближайшее время. 9 мая было заключено мирное соглашение, и отряд Артемьева из 484 повстанцев "единогласно решил сложить оружие".
18 июля согласился капитулировать отряд Карамзина, в котором на тот момент насчитывалось 35 человек. А в августе прекратило работу Временное тунгусское национальное управление.
Байкалову было поручено не только потушить восстание, но и провести расследование его причин. Он пришел к выводу, что виной всему стало преступное поведение властей Охотского края и сотрудников местного ОГПУ, чьи действия были названы "красным бандитизмом". В результате особенно "отличившихся" чекистов во главе с Кунцевичем отдали под суд.
Из заключения уполномоченного при Охотско-Якутской военной экспедиции ПП ОГПУ ДВО Андреева от 22 июля 1925 года.
"Основной причиной недовольства тунгусов существующей властью является их страшное обеднение. Падеж оленей вследствие копытицы, нашествие волков, мор на собак, отсутствие кредитов со стороны хозорганов, болезни и большая смертность тунгусов вследствие полного отсутствия медицинской помощи, невозможность приобретения предметов первой необходимости, – эти причины в совокупности разоряли и так невысоко стоящее первобытное хозяйство тунгуса".
Все участники восстания были амнистированы. Советские власти понимал, что повстанцы не смогут вернуться к мирной жизни, если им не помочь: у подавляющего большинства не осталось ни кола ни двора. Поэтому ЦИК Якутии решил выдать каждому по 50 рублей "подорожных" – на проезд в родные места. Также все повстанцы получили удостоверение, дававшее право на кредит в 100 рублей – достаточная сумма, чтобы приобрести оленей и самое необходимое по хозяйству.
10 августа 1925 года в Охотске открылся съезд тунгусов Охотского побережья. Были приняты решения о реформировании охотничьего и рыбного промысла, организации торговли в тунгусских поселках, открытии в них фельдшерских пунктов и школ. В 1925 и 1928 годах СНК СССР были приняты постановления о существенных налоговых льготах, а в отдельных случаях – и о полном освобождении от налогов народов Севера.
"Белобандит" и "авантюрист"
Судьба руководителей восстания также поначалу сложилась вполне благополучно. Амнистированный вместе со всеми Павел Карамзин сделал неплохую карьеру в советских органах власти, став председателем Аянского туземного райисполкома. Но уже в декабре 1930 года Карамзин провел собрание, участники которого приняли решение об образовании Тунгусской автономной республики и выходе ее из состава Якутской АССР.
– Новую вспышку сепаратизма тут же пресекли: в июле 1931 года Карамзин был арестован и осужден по 58-й статье на три года ссылки. Ему повезло, что времена были еще относительно "вегетарианские": к концу десятилетия за аналогичные преступления давали совсем другие сроки, если и вовсе не ставили к стенке, – отмечает Сергей Каплин. – Как сложилась судьба Карамзина после приговора неизвестно – его следы теряются. В 1989 году он был реабилитирован.
Михаил Артемьев также был амнистирован, его приняли на работу в Комитет малых народностей при ЯЦИКе. Однако и на этот раз беспокойный характер не позволили ему долго оставаться на советской службе. В 1927 году Артемьев вступил в повстанческую армию Ксенофонтова и стал начальником штаба партизанского отряда.
Власти снова предприняли попытку уладить конфликт миром. В переговорах с повстанцами участвовал Иван Строд, с которым Артемьев за несколько лет советской службы успел подружиться. Строд убеждал сложить оружие, обещал амнистию. В переписке со Стродом Артемьев не раз подчеркивал, что борется против "неправильной" власти, за права угнетаемых ею народов, но не является идейным противником "настоящей" советской власти. И снова повторял: "Никаких расстрелов и репрессий за все время моего участия в повстанчествах я не допускал, так как я всегда был против всяких репрессий".
В итоге Строду удалось убедить Артемьева сдаться добровольно. 26 января 1928 года была достигнута договоренность, что рядовые партизаны сложат оружие и разойдутся по домам, а командиры отправятся в Якутск для дальнейших переговоров. Однако власти не сдержали своих обещаний и весь командный состав партизан из 24 человек был арестован.
Расследование уголовное дело комсостава было завершено 2 марта 1928 года. Артемьеву предъявили обвинение по ст. 59-3 УК РСФСР – "вооруженный бандитизм". 27 марта 1928 года он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
Долгие годы советские историки писали об Артемьеве как о "белобандите", "буржуазном националисте", "авантюристе", "одном из главных организаторов контрреволюционных банд". Эта интонация в историографии изменилась лишь через десятилетие после распада СССР, когда в 1999 году Артемьев был реабилитирован.
* Текст из архива Сибирь.Реалии
