Летом 1918 года, во время Гражданской войны, хоринские буряты в ответ на мобилизацию, объявленную Военно-революционным штабом Забайкалья, на своём аймачном съезде приняли резолюцию об освобождении бурят от призыва в Улан Цагды, так называемые красные всадники. Это стало первым шагом к созданию на территории Бурятии первого в истории России теократического государства наподобие Тибета. Оно просуществовало несколько лет и было разгромлено ОГПУ*.
Создатель и глава этого государства буддийский лама Лубсан-Самдан Цыденов сумел спасти жизни бурятской молодежи, заплатив за это сначала своей свободой, а потом и собственной жизнью. А последователи Цыденова сгинули в сталинских лагерях, разделив судьбу тысяч своих соотечественников.
Февральская революция 1917 года сломала прежнюю систему государственной власти. Бурятская национальная интеллигенция решила использовать момент, чтобы добиться автономии для своего народа. 25 апреля был создан Бурятский национальный комитет (Бурнацком), который взял на себя функции самоуправления в Забайкалье.
– Падение монархии в России привело к вакууму власти, а это всегда благоприятная среда для государственного творчества, – считает Николай Цыремпилов, доктор исторических наук, монголовед, тибетолог. – На территории России в тот период появлялись и исчезали многие новые недолговечные государственные образования. Буряты также стояли перед выбором. Бурятская интеллигенция предложила пойти по пути создания национальных органов самоуправления, новых институтов репрезентации бурятского населения.
Члены Бурнацкома считали, что их главная задача на этом этапе – не допустить втягивания Бурятии в политический конфликт. Поэтому он поддержал Временное правительство, а после Октябрьской революции формально признал и власть большевиков. Когда Забайкалье оказалось под властью атамана Григория Семенова, Бурнацком снова не стал протестовать.
– Однако далеко не все в Бурятии разделяли позицию национальной интеллигенции. Многие полагали, что она чересчур вестернизирована, нарушает традиции и несет чуждые для бурят ценности, – продолжает Николай Цыремпилов. – Альтернативой было создание традиционных, религиозных форм государственности. В непосредственной близости от границ России – в Монголии, Тибете – уже давно и успешно существовали буддийские теократии. Поэтому сама идея такого государственного устройства была понятной и естественной для буддийского мира, она буквально витала в воздухе. Недаром барон Унгерн предпринял попытку сделать свою власть легитимной, поддерживая слухи, что он является воплощением божества то ли Махакала, то ли Жамсарана.
В поисках "прибежища"
В Бурятии существовала официальная структура, которая могла стать основой новой теократии. Во главе буддийской сангхи (буддийской общины), самой крупной в России, стоял Пандито Хамбо-лама. Однако традиционная иерархия оказалась не готова к новому повороту истории.
– Буддийская сангха изначально создавалась как институт, лояльный власти. Своей лоялистской природы эта структура не изменила и после февральской революции. Пандито Хамбо-ламы сохраняли лояльность сначала Временному правительству, затем Колчаку, но в первую очередь мечтали о реставрации императорской власти. Мейнстримовое буддистское духовенство искало легитимных наследников Романовых, а не их оппозицию. Создание религиозного государства было для них слишком радикальным проектом, – полагает Николай Цыремпилов. – Буддийское духовенство и без того чувствовало себя в опасности, ведь бурятские дацаны не раз подвергались нападениям.
Между тем напряжение в Бурятии росло. Забайкалье стало регионом, в котором произошли чрезвычайно драматические эпизоды Гражданской войны. Сразу после революции Советы взяли под контроль Забайкалье, но вскоре были вытеснены и триумфально вернулись лишь в конце Гражданской войны. Формально на регион после омского переворота 1918 года распространялась власть адмирала Колчака как "верховного правителя России", однако реально эту территорию контролировали формирования казачьего атамана Григория Семенова и отчасти – бывшего царского офицера барона Унгерна. В регионе были активны и иностранные войска – Японии, Китая, США и т. д. Население Забайкалья оказалось в самой гуще политических событий и противоборства. Обстановка особенно накалилась, когда атаман Семенов издал приказ о призыве бурятской молодежи в ряды Цаган Цагда – Белой гвардии, а Бурнацком, не рискуя вступать в конфликт с атаманом, вынужден был поддержать эту инициативу.
– Решение от 23 января 1919 года вызвало массовое недовольство, поскольку в царское время бурят не призывали на военную службу, – поясняет кандидат исторических наук Эрхэтэ Дарибазарон. – Некоторые бурятские роды, приписанные к казачьему сословию, принимали участие в охране границ. В годы Первой мировой войны большая группа молодых бурят была мобилизована на тыловые работы. Но это были исключения, а не правило. Поэтому приказ о призыве заставил бурят искать "прибежища", которое защитило бы их от жестоких реалий гражданской войны.
Николай Цыремпилов согласен с тем, что попытки призыва в армию стали одной из ключевых причин недовольства бурятского населения как белыми, так и красными властями.
– Многие народы России отнеслись к Революции и Гражданской войне как к конфликту внутрирусскому. Они посчитали, что им нет смысла участвовать в нем: все равно ничего не выйдет хорошего. И попытку мобилизации молодежи буряты восприняли как стремление насильно втянуть их в этот конфликт.
"Духовный царь не кланяется царю мирскому"
В переломный момент на авансцену истории вышел человек, резко выделявшийся на общем фоне, – лама Лубсан-Самдан Цыденов. Еще в детстве он был отдан на обучение в Кижингинский дацан (буддийский монастырь у российских бурят. – Прим. СР) и достиг степени габжи – одной из высших ученых степеней в тибетско-монгольском буддизме. Однако затем Цыденов покинул стены монастыря, выбрав добровольное затворничество.
– Самдан Цыденов, согласно документам, имеющимся в моем распоряжении, родился в 1850 году, а значит, в 1917-м ему было 67 лет. Мне кажется, что в среде буддийского духовенства того времени Цыденов был единственным, кто мог взять на себя такую инициативу, как создание буддийского государства, – убежден Николай Цыремпилов. – На это его толкало не только желание защитить верующих от насилия Гражданской войны. Архивы Цыденова показывают, что он испытывал большой интерес к самой природе власти. Он много читал и размышлял о разных формах государственного устройства, с большим вниманием относился к династии Романовых и был шокирован ее уничтожением. Цыденов имел смелость брать на себя политическую ответственность, вставать в оппозицию к власти. Так, весьма показательно, что незадолго до Революции он вступил в конфликт с Хамбо-ламой Итигэловым, причем разрешать этот конфликт должен был министр внутренних дел. В условиях хаоса власти, когда официальные буддийские круги заняли выжидательную позицию, Цыденов решительно взял инициативу в свои руки.
Современники описывали Цыденова как человека замкнутого, склонного к уединению, аскетизму, увлеченного медитативными практиками, при этом чрезвычайно харизматичного и образованного.
Пожалуй, ярче всего репутацию Цыденова характеризует широко известная легенда, не нашедшая, однако, документального подтверждения. В 1896 году делегация забайкальских бурят отправилась в столицу, чтобы принять участие в торжествах по поводу коронации Николая II. На торжественном приеме в Андреевском зале Московского Кремля собрались делегации от всех губерний и сословий России. Когда в зал вошел император, все присутствовавшие преклонили колени. И якобы лишь один Цыденов остался стоять. А потом, по одной из версий, объяснил свой поступок так: "Духовный царь не кланяется царю мирскому".
Согласно другой версии, скандальный инцидент был расследован Министерством внутренних дел. Цыденов пояснил, что не видит в своем поведении ничего преступного: "Поклонение буддийской делегации, в частности Хамбо-ламы Иролтуева как гылуна (буддийского монаха. – Прим. СР) и главы буддийского духовенства Сибири, является отступлением от закона Винаи (канонического дисциплинарного кодекса буддийских монахов. – Прим. СР) и позором".
– Я провел изыскания в архивах и пока не нашел документального подтверждения этой истории, – говорит Николай Цыремпилов. – Ничего подобного во время коронации не было. Не исключено, что произошла путаница: Цыденов отказался преклонить колени не в 1896 году, а в 1913-м, когда он снова вошел в состав делегации, отправившейся на празднование 300-летия дома Романовых. В любом случае, такой поступок вполне в духе Цыденова. Только он мог решиться на нечто подобное. Другим ламам и в голову такое не могло прийти. Это еще одна иллюстрация неординарности этого человека, его увлеченности идеей власти.
Тем не менее Цыденов создал поэму на тибетском и монгольском языках, посвященную интронизации Николая Второго, – в ее строках прослеживается крайне почтительное, почти священное отношение автора к фигуре царя как носителя верховной власти. Очевидно, именно поэтому после свержения в России монархии единственным приемлемым выходом он видел создание другой монархии, обладающей сакральными атрибутами. Таковым, по его мысли, должно было стать Балагатское государство.
Пацифисты с божеством во главе
Недовольные политикой Бурнацкома и военным призывом буряты обратились за поддержкой к Лубсан-Самдану Цыденову. В условиях хаоса Гражданской войны чуть ли не единственными более или менее стабильно работающими структурами, объединявшими граждан, стали кредитные товарищества и потребительские общества. Площадкой, на основе которой создавался проект конституционной теократии Цыденова, стало кредитное товарищество в бурятском селе Кижинга. В январе 1919 года члены его правления были созваны на внеочередное закрытое заседание, на котором обсуждалось создание на территории бывшего Бодонгутского сомона государства на принципах теократии. Инициаторами дела стали местные жители С. Генинцыбенов, Г. Гармаев, Д. Иролтуев и С. Гончикдараев, которые получат в будущем теократическом правительстве видные посты. Активисты предложили членам товарищества организовать церемонию поднесения ламе Лубсан-Самдан Цыденову мандалы (в индуизме и буддизме символическое изображение Вселенной, представляющее собой диск с пирамидальным или конусообразным возвышением в центре. – Прим. СР) с просьбой взойти на престол в качестве религиозного главы государства и обеспечить местным бурятам-буддистам защиту и от военного призыва, и от политики Бурятского национального комитета. По решению собрания среди кижингинских бурят начинается агитация за поддержку коллективного письменного прошения и организуется сбор средств для пожертвований будущему правителю.
Цыденов, принимая эти подношения и обращения, давал однотипные ответы: "Я глубоко сочувствую, что вы терпите бедствия, и очень тронут, что вы последовали примеру передовых сомонов и обращаетесь к великой религии Будды. Теократия – это владычество божье, вследствие чего мы – истолкователи воли Будды и будем иметь высшую власть. Обсудите положение на многолюдном собрании. Я помогу". Эту цитату приводит в своем докладе "Контрреволюция под маской теократизма", написанном в 30-е годы, сотрудник Бурят-Монгольского антирелигиозного музея Б. Жигмидон, занимавшийся организацией выставки, в которой "разоблачалась" теократия Самдана Цыденова.
Лама-отшельник предложил последовать примеру Тибета и Монголии, где в тот момент уже существовали теократии, во главе которых стояли Далай-лама и Джебцун-Дамба-хутухта.
– В начале мая 1919 года на склоне священной горы Челсана было объявлено о создании буддийского теократического государства. Его главой был объявлен Лубсан-Самдан Цыденов с титулом "Дхарма Раджа-хан, царь трех миров, владыка учения". При этом Цыденов не покинул своей кельи, она была признана столицей государства, – рассказывает Эрхэтэ Дарибазарон. – Хошуны – районы Бурятии – были переименованы в балагаты. Поэтому теократия во главе с Цыденовым вошла в историю как Балагатское государство.
Вскоре у новой теократии появилась своя Конституция.
– В ней было указано, что во главе государства стоит божество. Цыденов полагал, что благодаря тантрической практике достиг воплощения божества Ямантака, – поясняет Николай Цыремпилов. – Следующим в государственный иерархии был Великий Суглан, депутатов в который избирали из расчета один представитель от ста человек. Избирательное право получили все жители аймака (территориально-административная единица на территориях под контролем Бурнацкома до введения районов. – Прим. СР) старше 15 лет, как мужчины, так и женщины. Великий Суглан назначал должностных лиц государства, а утверждал кандидатуры лично Цыденов.
Была создана и собственная судебная система. Не было у Балагатского государства лишь одного – силовых структур, способных защитить новорожденную теократию.
– Цыденов изначально создавал подчеркнуто пацифистское государство, основанное на принципах ненасилия. Он рассчитывал, что сам авторитет этого государства в глазах бурят будет служить ему достаточной защитой, – уточняет Николай Цыремпилов.
"Спас жизни бурятской молодежи"
В начале мая правительство Балагатского государства собралось на свое первое заседание. И в тот же день в Хоринский аймак прибыл управляющий Верхнеудинским уездом полковник Корвин-Пиотровский. Атаман Семенов поручил ему провести расследование и при необходимости арестовать инициаторов "сепаратистского" движения. Одновременно прибыл вооруженный отряд казаков, которому поставили ту же задачу. Цыденов и ряд членов его правительства были задержаны и доставлены в Верхнеудинскую тюрьму. На допросах глава Балагатского государства покаялся и призвал бурят больше не считать его своим главой. После добровольного отречения решено было освободить и самого Цыденова, и всех его сторонников.
– Со стороны Цыденова это был лишь тактический маневр. Он прекрасно осознавал слабость своего государства, которое было не в состоянии себя защитить. Но также понимал, что любая власть, которая попытается закрепиться в Забайкалье, будет искать компромисса с бурятским населением. Атаману Семенову было невыгодно обострять конфликт с бурятами. А физическое устранение Цыденова, с его огромным авторитетом, стало бы катастрофой, – считает Николай Цыремпилов. – Цыденов верно оценивал также значительный потенциал движения, которое начал, живучесть самой идеи теократического государства и лояльность своих подданных.
Возвращение Цыденова было триумфальным. "Чудесное" освобождение из застенка было воспринято как свидетельство духовного могущества главы новой теократии. Многие новые бурятские хошуны захотели стать подданными Цыденова и отправили своих представителей с просьбой принять их в состав Балагатского государства.
Однако Цыденов недолго оставался на свободе после первого ареста. Он продолжал требовать от Семенова, чтобы бурят освободили от службы в армии. Антивоенная агитация стала причиной еще трех арестов главы теократии и его приближенных. Каждый раз они проводили в тюрьме около месяца и снова возвращались домой, что еще больше укрепляло веру в их неуязвимость.
– Цыденов сумел достичь благородной цели, для которой создавал свое государство. Пусть и ненадолго, но он уберег людей от насилия и грабежей. Ему удалось спасти жизни бурятской молодежи. Как свидетельствуют архивные документы, абсолютное большинство населения Хоринского аймака не приняло участия в боевых действиях на стороне атамана Семенова. В Даурскую военную школу, где готовили офицерский состав для бурятской дивизии, не удалось направить ни одного человека, – говорит Эрхэтэ Дарибазарон.
"Заложник у большевиков"
В марте 1920 года режим Семенова пал, атаман бежал в Манчжурию. Однако стремительное наступление Красной армии в Забайкалье не привело к немедленному установлению советской власти. В апреле 1920 года Хоринский аймак оказался на территории Дальневосточной республики (ДВР), созданной большевиками как формально независимое буферное государство с целью избежать военного конфликта с Японией. В состав ДВР вошли территории Амурской, Забайкальской, Камчатской, Приморской и Сахалинской областей. Правительство ДВР взяло курс на борьбу с сепаратизмом и отдало приказ об аресте Цыденова и членов его правительства.
Большинство арестованных были освобождены в феврале 1921 года. Цыденова же обвинили в ведении контрреволюционной антисоветской пропаганды. Четыре месяца он провел в Верхнеудинской тюрьме, а затем через Иркутск был переправлен тюрьму Ново-Николаевска – так до 1926 года назывался Новосибирск.
– Здесь следы Цыденова теряются. По некоторым данным, в мае 1922 года он был госпитализирован в городскую больницу Ново-Николаевска. Там лама и скончался от левостороннего плеврита, – уточняет Николай Цыремпилов. – Однако в Бурятии многие не верили в смерть Цыденова, ожидали его "второго пришествия". Живучей оказалась и сама идея Балагатского государства. Об этом свидетельствует долгое сопротивление, которое оказывали лояльные Цыденову силы уже после того, как он сам погиб.
– За годы Гражданской войны большинство бурятских хозяйств в Хоринском аймаке были разорены: и белые, и красные массово изымали лошадей и рабочий скот. Ситуация стала еще более тяжелой, когда было принято решение начать строительство кожевенного, сыроваренного и маслодельного заводов. Бурятское население начали принудительно привлекать к заготовке леса и строительным работам. Никакой оплаты не предполагалось, – поясняет Эрхэтэ Дарибазарон. – Дополнительные обязанности тяжким бременем легли на разоренные хозяйства, сил терпеть дальше не было. В начале апреля 1921 года сторонники Цыденова при поддержке недовольных политикой Дальневосточной республики стали создавать общины самоуправления. В конце мая было создано Центральное управление объединенных бурятских обществ. Теократическое движение стали называть балагатским.
Цыденов сумел передать из тюрьмы письменное распоряжение о том, чтобы главой государства стал его наследник – восьмилетний Бидия Дандарон. Часть лам Чесанского дацана основали новый Шолотский дацан, объявив его подчиняющимся Самдану Цыденову.
В начале июля 1921 года сторонники Цыденова собрались в Шолотском дацане и возвели Дандарона в сан. Торжества длились три дня, в них участвовало "огромное количество верующих. Были торжественные молитвы, конские бега, борьба, угощения и т. д." (цитата из монографии М. Б. Морозова "Трагедия Бидии Дандарона как отражение судьбы буддизма в России после национальной катастрофы 1917 года").
На новом этапе балагаты фактически уже не стремились создать собственное теократическое государство. Они лишь защищали бурятское население от притеснений и поборов: принимали постановления об отказе платить налоги, о прекращении строительных и заготовительных работ. Чтобы отстоять свои интересы, наиболее радикальные последователи Цыденова впервые взялись за оружие. Было создано несколько вооруженных формирований, начались стычки с отрядами милиции. Один из отрядов пытался освободить арестованных лам Шолотского дацана, но добиться этого не удалось. На этот раз балагаты продержались 9 месяцев. В марте 1922 года НКВД арестовал 11 руководителей движения, остальные ламы Шолотского дацана были разогнаны. Все арестованные были высланы за пределы Бурятии.
– Крупнейший из отрядов балагатов возглавлял Базархан Цымпилов, – рассказывает Эрхэтэ Дарибазарон. – Вооруженные столкновения с многочисленными отрядами милиции происходили преимущественно в таежных условиях. За счет превосходства в силах правительственным отрядам до конца июня 1922 года удалось уничтожить половину отряда Цымпилова.
Летом 1922 года была физически уничтожена большая часть балагатских повстанцев. Оставшиеся в живых больше не могли открыто противостоять советской милиции, отрядам ГПУ, красноармейским частям и вооруженному большевистскому партактиву. В мае 1923 года в составе РСФСР была создана Бурят-Монгольская АССР, власти которой призывали балагатов сложить оружие. Однако небольшие балагатские отряды продолжили борьбу, укрывшись в тайге. Подавить сопротивление не удавалось до конца 1926 года.
– Балагатское движение подпитывалось убеждением, что с Цыденовым поступили несправедливо, сделав его заложником у большевиков. По форме это движение было скорее партизанским, его можно сравнить с басмачеством. В основном речь шла не об открытой борьбе, а о систематическом "тихом" терроризме: ночные нападения, запугивание местных активистов, сотрудничавших с властью, которую многие считали нелегитимной, – считает Николай Цыремпилов.
Лишь к 1927 году, после пяти лет партизанской войны, балагатское движение начало угасать. В феврале 1927 года специальная опергруппа ОГПУ ликвидировала последние остатки балагатов. Детали этой операции неизвестны: все документы до сих пор хранятся в архивах ФСБ, режим секретности с них не снят, и у историков к ним доступа нет. Хотя бы примерное количество жертв также пока оценить нельзя.
– Руководители теократического балагатского движения и многие его участники были репрессированы органами НКВД, в зависимости от тяжести предъявленных им обвинений приговорены к смертной казни или отправлены в лагеря. Они стали очередной жертвой тоталитарного режима, разделив трагическую судьбу тысяч земляков. Их объявили контрреволюционерами, но балагаты всего лишь сражались с советской властью за свои права – за право вести нормальную жизнь, исповедовать буддистскую религию, надеяться на лучшее будущее, – говорит Эрхэтэ Дарибазарон.
В советское время Цыденов был известен главным образом в Кижингинском районе Бурятии.
– Последователи Бидьи Дандарона уже в постперестроечное время сделали многое для популяризации имени Цыденова. В их нарративах Цыденов предстает как великий гуру, который был духовным отцом их учителя Бидьи Дандарона. Сегодня в среде бурятских буддистов Цыденов считается одним из величайших бурятских лам, наряду с Агваном Доржиевым, Даши-Доржо Итигэловым и прочими. Легенда о его непоклонении императору Николаю II до сих пор имеет активное хождение в народе. Фотографию Цыденова нередко можно увидеть на семейных алтарях, а в последние два десятилетия его имя стало фигурировать в работах различных исследователей, в том числе и за рубежом, – резюмирует Николай Цыремпилов.
* Текст из архива Сибирь.Реалии.
