Вот уже три месяца матери детей-инвалидов пытаются вернуть домой своих мужей. Они пишут обращения депутатам Госдумы и в Минобороны, но результата нет. Сибирь.Реалии рассказывает истории четырех семей, которые требуют изменений в законе о мобилизации.
"А где твой папа? А че, папа на войне?"
38-летняя Анна Емельянова живет в Красноярском крае, в селе Малая Минуса, в 450 километрах от Красноярска.
Со своим нынешним мужем, 36-летним Денисом, Анна познакомилась в 2008 году, они вместе работали в полиции: Денис – во вневедомственной охране, Анна – в подразделении по делам несовершеннолетних. Через полтора года поженились и начали жить вместе. У Анны на тот момент был ребенок от другого брака.
В 2013 году у Емельяновых родился сын, назвали его Мишей, а в 2016-м семья узнала, что у ребенка редкое заболевание крови – идиопатическая апластическая анемия. При этом диагнозе клетки костного мозга заменяются жировой тканью, а в организме перестают вырабатываться тромбоциты и лейкоциты, объясняет Анна.
– С трех лет у него инвалидность. Заболевание редкое, про него мало что известно, не всегда такой ребенок поддается лечению. Год мы практически жили на переливании крови. Потом нам каким-то чудом провели лечение, костный мозг заработал, не в полном объеме, как у здорового ребенка, но какие-то свои клетки выделяются. Раньше было полное ограничение на посещение каких-либо заведений, садика. Можно было гулять в ограде или дома, желательно без посторонних, потому что любая болезнь может спровоцировать наше основное заболевание, – рассказывает Анна Емельянова.
Примерно раз в три месяца Мишу возят в Красноярск для наблюдения у гематолога, ежемесячно он сдает анализ крови. Помимо идиопатической анемии, у ребенка замедленная свертываемость крови (коагулопатия).
– Если он упал, разбил коленку, то кровь будет очень долго идти, ее очень сложно остановить, как и носовое кровотечение. Оно больше часа может длиться, – объясняет Анна.
Денис, уйдя из полиции, занялся фермерством. Анна помогает ему. У семьи свои трактор и комбайн.
Повестка о мобилизации застала Дениса 24 сентября, в разгар уборочной поры. Когда он был на работе, ему позвонили из администрации села и сообщили, что 26-го нужно явиться в военкомат Минусинска для отправки на сборный пункт в Омске.
– Это был полный шок, ужас, – вспоминает свою реакцию Анна. – Из наших родственников мобилизован только мой муж, и все просто в недоумении: как так, из семьи, где находится ребенок-инвалид, можно папу забрать?! У мужа проблемы со спиной – три межпозвоночных грыжи и проблемы с коленом. Все говорят: на кого, на кого, но никогда бы не подумали, что у вас заберут. Он два дня перед отправкой провел на поле, пытаясь хоть какую-то часть урожая убрать. Я в этом время пыталась купить какие-то принадлежности ему, недостающие вещи.
Денис раньше проходил срочную службу, его военно-учетная специальность – командир среднего танка. Отправившись в военкомат, он взял документы о своих проблемах со здоровьем и о том, что воспитывает ребенка-инвалида. По словам Анны, документ даже не стали рассматривать, как и проводить медицинскую комиссию.
– Даже как-то опомниться не получилось. Не думали, что будет такой произвол по отношению к людям, – рассказывает Анна.
28 сентября Денис Емельянов прибыл в Омск. С собой он взял оригиналы медицинских документов, сообщил командованию о проблемах со здоровьем, на что ему, по словам жены, ответили: "Руки, ноги есть – нормально все". В декабре Денис уже был под Луганском.
– Танкистов в Омске не учили, даже не было специальной техники, чтобы их как-то обучить. Оформили документы, всучили [зарплатную] карточку, не объяснили, как чем пользоваться, какие будут перечисления на нее, и быстро-быстро отправили дальше, – рассказывает Анна. – В это время она писала в военкомат, прокуратуру и администрацию села, что мобилизовали больного человека с ребенком-инвалидом в семье.
4 октября Генштаб РФ выпустил специальную директиву, согласно которой от призыва от мобилизации освобождаются отцы с тремя и более детьми, а также отцы детей-инвалидов, но при одном условии – у ребенка должен быть паллиативный статус, его присваивают неизлечимо больным детям с тяжелыми диагнозами. 9-летний Миша под это требование не подпадал.
– Я была на личном приеме в администрации, в прокуратуре, в военкомате – да, они кивают, сочувствуем, но сделать ничего не можем. Шлют бесконечные отписки, что "в законе вас нет". "Мама пусть воспитывает. Если мама не справляется, отдавайте в интернат" – вот так нам говорят. Никто не хочет ни идти навстречу, ни войти в ситуацию, ни понять, – рассказывает Анна.
По ее словам, после мобилизации мужа ей однажды позвонили сотрудники социальной службы, чтобы узнать, какого из двух детей можно лишить льгот.
– Не положено, чтобы два льготника [были оформлены] на один дом, – объясняет Анна. – Вот единственная причина, по которой они мне позвонили.
Источником дохода Емельяновых, помимо довольствия мужа, остается пенсия ребенка по инвалидности и пособие по уходу – 32 тысячи рублей в общей сложности.
– Мы не жалуемся на проблемы с деньгами: он и когда уходил, нас без денег не оставил, позаботился, зная, что я не работаю и дома дети. Я знаю, что многие говорят о том, что наши мужья много получают, но вот что-то своих, которые дома сидят, никто добровольно в зону "СВО" не отправляет. Никто не знает, сколько они там тратят. Вообще не в деньгах вопрос: у меня муж дома хорошо зарабатывал. Я бы сама любые деньги отдала, чтобы его вернули, – говорит Анна.
Одна упаковка препарата для лечения Миши может стоить до семи тысяч рублей, иногда с его льготными поставками случаются перебои и лекарство приходится покупать самим. Также 9-летнему ребенку нужно раз в три месяца проходить УЗИ: лучше всего это делать, по словам Анны, в платных клиниках, так как это быстрее и менее болезненно для ребенка.
Помимо ухода за детьми Анне сейчас одной приходится носить в дом дрова, уголь, воду и следить за печным отоплением дома.
– Котел собирались менять, так как были проблемы с ним, но не успели, потому что мужа забрали. Недавно был случай, когда он задымил: если бы это случилось вечером, я бы этого не увидела, мы бы с детьми просто задохнулись. Бывало, что неделю нет воды, потому что случился прорыв на линии. Вот вы представляете: неделю вообще без какой-либо воды? Когда включили воду, были морозы – у нас прорвало трубу под домом. Надо либо кого-то просить, либо нанимать. Это деревня, без мужчины здесь вообще никак, за время отсутствия Дениса я похудела на 12 килограммов, – говорит Анна.
9-летний Миша, по ее словам, также тяжело переживает разрыв с папой.
– Он просто не понимает, почему папы дома нет, жутко по нему скучает, потому что мы живем в своем мирке, очень близко с отцом. Папа – это всё. Если честно, я очень сильно боюсь, что у нас обострится основное заболевание, потому что психоэмоциональное состояние у ребенка очень страдает.
– Как вы объяснили сыну, почему папы нет дома?
– Когда он еще не уехал, он разговаривал с ним, что едет на военные сборы. Мы живем в деревне, и не все люди тактичные, очень многие просто спрашивают у ребенка в лоб: "А где твой папа? А че, папа на войне?" Поэтому мы сели всей семьей, поговорили. Ему все-таки девять лет, он понимает, но, честно, переживает.
Ребенок очень домашний, такой папин-папин мальчик: он спать раньше не ложился, пока папа не пожелает спокойной ночи, пока не придет и не почитает книжку. Нам очень сложно было первое время. Он не мог уснуть, говорит: "Папочка должен мне позвонить, чтобы я спать лег". Нам удается созвониться с мужем примерно раз в три-четыре дня, когда Денис выезжает в Луганск, – говорит Анна.
В интернете она нашла телеграм-чат "Мы рядом!". В конце октября его создали родители детей-инвалидов, инвалидов с детства и многодетные. К концу декабря группа насчитывает больше 2,7 тысячи человек.
– Вместе все равно проще, когда знаешь, что ты не одна. Можно спросить совета, кто-то подскажет, какое заявление и куда написать. Меня уже отовсюду по кругу и по квадрату [послали], думаю, может, чего-то сообща добьемся, – рассуждает Анна.
– Почему вы решили открыто говорить о своей проблеме?
– От безысходности. Нам уже бояться, по-моему, нечего. Нас уже кинули везде и все. А чего мне бояться? На меня направят опеку? Я непьющая, чистоплотная, у меня все аккуратно. Дети ухожены, одеты, обуты. В плане закона у меня все в порядке. Из каждого утюга кричат: "Мы поможем, мы семьи не оставим". Лично мне ни разу никто ничем не помог. Даже не в этом дело – я сама справлюсь, обидно, что наши власти даже не вникают в то, что мы им пишем. Им все равно.
– Я не понимаю, почему такое отношение к семьям с детьми-инвалидами. Ведь таких, как мой муж, единицы остаются в семьях. В основном, когда папа узнает, что ребенок больной, он уходит из семьи. Что там говорить: даже со здоровыми детьми из семей уходят. А мы живем своим маленьким миром, никого не трогаем, ничего не получаем, сами себе радуемся – и вот такое отношение со стороны государства. Я думаю, что пора уже отпускать наших мужей, которых забрали несмотря на то, что у них такие дети в семье.
В начале января исполнится три месяца, как Денис Емельянов находится в зоне боевых действий.
– Сказали, что находятся до конца "СВО", – говорит Анна. – У нас жены, у которых дети-инвалиды, пытались активно через СМИ, местную прессу [привлечь внимание], им говорили: вы ротик маленько закройте, либо мы на вас опеку направим, либо, как говорили мужу в части, плохо сделаем. Я так понимаю, когда мы огласке предаем свою ситуацию, в первую очередь по голове получают наши власти: города, района и так далее. А им это зачем? Для них это лишняя головная боль, надо как-то интересоваться, что-то с нами делать, а это никому не надо. Если бы сейчас нам пришла повестка, честно скажу – мы бы никуда не пошли по ней, зная, что творится такое беззаконие и беспредел.
Участники группы "Мы рядом!" добиваются внесения поправок в закон "О мобилизационной подготовке": пишут обращения депутатам Госдумы, президенту России Владимиру Путину, Минобороны и прочим органам власти.
Сейчас в Госдуме на рассмотрении находятся как минимум три законопроекта о предоставлении отсрочек по мобилизации – для отцов троих детей (в том числе если жена беременна третьим), для имеющих на иждивении ребенка-инвалида, для единственного ребенка пожилого родителя.
4 октября Генштаб РФ выпустил директиву об освобождении от мобилизации отцов с тремя детьми до 16 лет и имеющих на иждивении ребенка-инвалида с паллиативным статусом.
Однако не все военкоматы следуют рекомендациям Генштаба, отмечают в группе “Мы рядом”, и отправляют мобилизованных, подпадающих под отсрочку, в зону боевых действий. Во Всероссийской организации родителей детей-инвалидов (ВОРДИ) также признают, что, несмотря на документ Генштаба, "никакие проблемы" семей, где есть дети с инвалидностью, не решились. И ни один из законопроектов об отсрочках для мобилизованных не был рассмотрен Госдумой даже в первом чтении.
"Мы думали, что папу, мужа вернем до Нового года"
В 2005 году Анастасия работала медсестрой на ледовом катке в Омске. Там и встретилась с Михаилом.
– Это было просто знакомство, – вспоминает Анастасия. – Летом мы уже начали встречаться, общаться. У мамы дача была, мы туда ездили, поливали. Мне было интересно с ним. Потом Михаил решил познакомить меня с его родителями. Они переживали очень сильно, что я городская, а они в селе живут. Я спокойная, простая – вошла в семью.
3 августа 2007 года, в день города Омска, они поженились – Анастасия уже была беременна. В январе 2008-го родился Александр. Ребенку диагностировали врожденную атриовентрикулярную блокаду третьей степени – это заболевание, при котором возможна внезапная остановка сердечной деятельности.
– Когда я была беременна, у него сердце билось, как у взрослого человека, а должно было быть больше 100 ударов в минуту, – говорит Анастасия.
– Как Михаил отреагировал на заболевание сына?
– Он сильно хотел сына. Вы бы видели, как он нянчился: "Ты что, я постоянно рядом". Он никогда нигде не бросал меня одну, мы все время вместе. Человек меня любит безумно, и я его люблю безумно.
После рождения сына Анастасия не вышла из декретного отпуска, а занялась уходом за ребенком по инвалидности. Михаил работал газосварщиком на Омском заводе металлоконструкций.
30 сентября 2022 года Михаилу пришла повестка.
– Когда муж получил повестку, я разговаривала по телефону с прокурором Нововаршавского района, – вспоминает Анастасия. – Он мне: "Вы не представляете, какие деньги ваш муж будет получать". Я говорю: "Да не в деньгах дело, как вы не можете понять, весь семейный быт лежит на мужчине. Он всегда рядом".
7 октября Михаила отправили в 242-й учебный центр ВДВ в омском поселке Светлый (войсковая часть 64818), а 19 ноября – в Луганскую область.
– Вы думаете, они в учебке чем-то занимались? Нет: копали окопы, бегали с ружьями без всего, как будто бы игра, войнушка, – говорит Анастасия. До отправки в Украину она успела несколько раз встретиться с мужем.
Военный комиссар Нововаршавского района посоветовал Анастасии написать в районную администрацию заявление и приложить все документы, которые могут гарантировать отсрочку для мужа.
– Я приложила в электронном виде все документы: паспорт мужа, ребенка (ему уже 14 лет), его диагноз, свою трудовую книжку. Отказ прислали 25 октября бумажной почтой, еще и имя мужа перепутали с сыном, – рассказывает Анастасия.
После отъезда папы у 14-летнего Саши ухудшился сон: ему снятся кошмары, по ночам он кричит, рассказывает Анастасия.
– Сын очень сильно переживает, постоянно говорит: "Когда папа придет, когда папа будет дома? Его же должны отпустить, я же на инвалидности". У меня уже стресс. Недавно муж был в Луганске, ему удалось по ватсапу сделать видеозвонок, мы пообщались. Связь была очень плохая, он говорит, что раз на 15-й дозвонился. Естественно, я начинаю сразу плакать, он меня успокаивает.
За два месяца Анастасия обратилась за помощью в общей сложности к 70 депутатам и губернатору. 12 декабря пришел очередной отказ в отсрочке.
– Мы думали, что папу, мужа вернем до Нового года, но получилось, что нет, – говорит Анастасия. – Вообще, это очень страшно. Вот никому не пожелаешь. Я следила за событиями. Читаю публикации: "привезли мобилизованного", "убит мобилизованный", кто-то умер, кто-то погиб. Очень много везут с Омской области. Вот это страшно.
"Принесете справку о своей смерти – вернем мужа"
Евгения и Александр из Асбеста (Свердловская область) знакомы друг с другом около 25 лет. В 2004 году накануне свадьбы у них родился сын. Когда ребенку исполнился год, врачи поставили диагноз – тяжелая форма детского церебрального паралича.
– Он сам не сидит, не ходит, нужен постоянный уход, нужно постоянно заниматься, иначе мышцы атрофируются, – рассказывает Сибирь.Реалии Евгения. – Муж полностью ухаживал за ребенком, занимался с ним, купал. В 2018 году, когда сын стал постарше и я уже не справлялась, он уволился [с промышленного производства] и оформил на себя уход за ребенком, а я устроилась на работу продавцом.
25 сентября, когда Евгения проводила выходной дома, а муж уехал по делам, к ней в квартиру постучались сотрудники военкомата с повесткой.
– Я, конечно, сразу же заревела, испугалась, меня затрясло. Позвонила супругу, он приехал – вручили. Еще извинились: "Простите, пожалуйста, мы просто разносим повестки". Мы испугались: когда объявили мобилизацию, сказали, что неявка будет дезертирством, а это до 10 лет тюрьмы – не дай бог, еще уголовное дело заведут. Из-за этого мы пошли в военкомат, – вспоминает Евгения.
29 сентября Александр пришел в военкомат с документами об инвалидности ребенка, но их, по словам его жены, даже не посмотрели. Александру отказали в отсрочке.
– Супруг с кем-то общался, ему говорили: придешь, у тебя проверят документы, что ребенок с инвалидностью, и все, не возьмут. И вот что получается: документы не проверили, никто нас не слышит, – говорит Евгения.
В тот же день Александра отправили в военный городок в Екатеринбурге, потом – в Ростовскую область, на полигон в Миллерово. В учебной части он также рассказал о сыне-инвалиде, на что ему ответили: "Ты вообще здесь не должен быть". Тем не менее 12 октября Александра отправили в Украину.
В это время Евгения обратилась за отсрочкой в областную призывную комиссию, но через две недели ей ответили отказом. Аналогичный отказ поступил и от военной прокуратуры.
– Я чуть ли не на коленях стояла: "Посмотрите, пожалуйста, документы". Военком даже не взял. Говорят: "Вы есть. Вот принесете справку о своей смерти – вернем мужа". Или: "Ну, наймите сиделку". – "На что я должна вам нанять сиделку?" – "Вы же получаете 195 тысяч". А я их получила? Нет, не получила, – говорит Евгения.
"Ребенок зовет родителей, ничего не кушает"
Наталии было семнадцать, когда она в 2010 году познакомилась с 22-летним Дмитрием в компании общих друзей. Через полтора года они поженились.
– Он мне понравился сразу. Как оказалось, я ему понравилась тоже. Мы люди разные, но, в принципе, наверное, в этом и есть смысл, что противоположности сходятся. Поженились, родился сын. Я еще училась на очном отделении, ездила в Москву. Муж нас все это время обеспечивал, все было хорошо, – рассказывает Наталия.
По ее словам, сначала беременность шла хорошо, однако в конце срока врачи сказали, что плод обвит пуповиной, из-за чего кислород плохо поступает в головной мозг. В три года сыну Наталии и Дмитрия поставили диагноз – детский аутизм с задержкой психоречевого развития.
– Мы и сами видели, что ребенок немного не такой, как все. Нам говорили: "Попейте глицин, чай с витаминами". Все вылилось в то, что ребенку исполнилось пять лет, а он не разговаривал. Плюс у нас еще умственная отсталость, сниженный интеллект, – объясняет мама. – Сыну сейчас 9 лет. Ребенок сам себя полностью обслуживать не может. Дмитрий всегда сам возил сына в коррекционную школу, по логопедам и массажистам. Помимо того что ребенок не может разговаривать и себя полностью обслуживать, он еще довольно-таки агрессивный, не любит находиться в обществе людей, – говорит Наталья.
В сентябре 2022 года они отметили десятилетие совместной жизни. А 26 сентября Дмитрию вручили повестку о призыве в отделе кадров на работе.
– Сказали на следующий же день явиться с вещами. 27-го его отправили сначала в Серпухов, потом в Тверь. Сейчас он находится в Брянской области, я так поняла, что он там и останется. Они находятся на границе с Украиной, то есть с Черниговской и Сумской областями, – рассказывает Наталия. – Я встретила [новость о мобилизации] истерично. У меня и мама плакала, и свекровь, а он был спокоен, у него даже мысли не было скрываться или не явиться, он принял все как есть: "Надо так надо".
Когда Дмитрия мобилизовали, семья не успела официально оформить инвалидность на ребенка. У Наталии на руках была только справка о том, что документы находятся на рассмотрении в МСЭ.
– В военкомате в устной форме посоветовали все, какие есть, документы отвезти мужу, чтобы он их приложил и написал рапорт. Ответ на него до сих пор в письменном виде не поступил, – говорит Наталья.
31 ноября, после оформления справки об инвалидности ребенка, она обратилась в управление по делам президента РФ, к губернатору Московской области Андрею Воробьеву, депутатам Госдумы, в том числе спикеру Вячеслава Володину, но все ее обращения перенаправлялись в администрацию Истры или в местный военкомат.
– По кругу одно и то же. Оттуда мне приходят, грубо говоря, такие ответы: вам неоднократно давались разъяснения, что вы не подпадаете, у вас нет паллиативного статуса, но паллиативный статус – это ребенок-овощ. На этом все и застопорилось. Никаких больше ответов мне пока не было, – объясняет Наталия.
После мобилизации мужа она стала оставлять сына в коррекционной школе-интернате на "пятидневку". Из-за строгого графика и большой занятости на работе в госучреждении (Сибирь.Реалии не указывает название по просьбе собеседницы) Наталия не может уделять ребенку внимания столько, сколько ему необходимо.
– Каждый вечер у меня разрывается сердце, когда мне рассказывают воспитатели и учителя, что ребенок плачет по несколько раз в день, зовет родителей, ничего не кушает, дерется со всеми, – говорит Наталия. – Верните мне мужа. Я переживаю за эмоционально-психическое состояние ребенка, которое с каждой неделей становится хуже. Нам не нужны эти обещанные баснословные деньги за военную службу. Муж работал машинистом экскаватора, получал достаточно прилично. Нам всего хватало. Сыну нужны оба родителя.
По данным ООН на начало декабря, с начала вторжения погибли не менее 6702 и были ранены не менее 10 479 мирных жителей, реальные потери, как предполагается многими наблюдателями и экспертами, гораздо выше.
Нападение на Украину, обстрелы украинских городов и объектов инфраструктуры спровоцировали гуманитарный, миграционный и энергетический кризис. 2 марта, спустя неделю после начала вторжения, Генассамблея ООН приняла резолюцию "Агрессия против Украины" с требованием к России немедленно вывести войска с территории Украины. За проголосовала 141 страна, против – 5, воздержались 35 стран.