Регулярная торговая навигация из Европы в Сибирь была открыта благодаря двум норвежцам: знаменитому путешественнику Фритьофу Нансену и бизнесмену Йонасу Лиду. Летом 1913 года они триумфально объехали Сибирь, от устья Енисея до Владивостока. В результате Нансен написал книгу, ставшую бестселлером, влюбился в Россию, а позднее помогал голодающим Поволжья и русским эмигрантам. Йонас Лид стал миллионером, процветал, пока его не разорила революция, и тоже написал книгу – Sibirisk Eventyr ("Сибирское приключение", в русском переводе "Сибирь – странная ностальгия").
"Риск" и "Сибирь" – ключевые слова в биографии норвежца Йонаса Лида. В 1914 году, уже будучи знаменитым торговцем, проложившим путь из Европы в устье Енисея, он становится подданным русского царя и автоматически теряет норвежское гражданство. В 1918-м, после безуспешной попытки спасти царскую семью из Тобольска, у него уже "колчаковский" паспорт, который спустя несколько месяцев в Лондоне он легко меняет на советский – чтобы вернуться в СССР, встретиться с Лениным, выдержать допрос Дзержинского, вновь заняться коммерцией и жить больше 12 лет в разъездах между сибирскими реками, Нью-Йорком, Берлином, Осло и комнатой московской коммуналки.
Незнакомцы в поезде
1910 год. Поезд Гамбург – Париж, в котором едет Йонас Лид, сотрудник компании "Счетные машины Барроуза". Ему 29 лет, с карьерой все в порядке. Он отлично говорит на французском, английском, немецком и победоносно ведет бизнес в Европе. Табуляторы и арифмометры расходятся, как зонтики в дождливый день.
Его случайный попутчик – обаятельный англичанин, по виду настоящий джентльмен. Его зовут Джерри. И он не производит впечатление человека, который работает день и ночь. По крайней мере бокал с "Шабли" в его руках кажется уместней арифмометра.
– Я еду домой из России, – говорит он. – Вы не знаете русский? Я думал, раз вы знаете столько языков, то должны знать и этот. Очень жаль, Россия – это будущее. Безграничные возможности. Особенно Сибирь.
Пушнина, кожи, лес, рыба, зерно, асбест, графит. Все это трудно доставлять в Европу, перевозки дороги и долги. Но есть короткий путь – по воде, через устье Енисея и Карское море. Вот, смотрите!
И Джерри передает Лиду книгу "Жизнь и путешествия Джозефа Виггинса". Это рассказ о (почти удачной) попытке в 1874 году пройти через льды из Норвегии к Енисею на маленьком пароходике "Диана".
– Мне кажется, вы энергичный человек, это должно вас заинтересовать! Я знаю, как профинансировать подобную затею.
Они обмениваются визитками.
На следующий день Лид "проглатывает" книгу и с удивлением обнаруживает, что теперь просто не может думать ни о чем другом, кроме плавания во льдах к берегам России. Через две недели он увольняется из компании и едет к Джерри в Лондон. Предприятие начинается.
Человек-кит
Джерри, конечно, бизнесмен, но в первую очередь он джентльмен, а значит, денег у него нет. Основные финансы – у компаньонов торговой компании "Джерри и Том", их нужно убедить в пользе нового проекта. Это – забота Лида, который должен отправиться в Сибирь и собрать информацию.
Цены на товары. Таможенные тарифы. Фрахт пароходов по Енисею. Все это он должен узнать – и представить в виде безупречных красноречивых цифр.
Кроме того, надо найти корабли и капитанов, которые проберутся через ледяные поля к устью Енисея, чтобы забрать товар. Но тут проблемы нет.
Кто лучше всех плавает среди льдов?
Разумеется, норвежцы.
Исследователи вроде Нансена. Авантюристы, торговцы, искатели новых земель. И конечно, китобои.
Один из самых знаменитых – командор Кристенсен, величайший организатор китобойных промыслов, "человек-кит", как его иногда называют за спиной. И правда, он похож на диковинную рыбу. Когда открывает рот, кожа на обветренном лице стягивается, глаза превращаются в щелочки.
"В этом что-то есть, – говорит он грубо. – Теперь я хочу узнать все об этом. Вы хотите бороться с паковыми льдами?"
Правда, на Джерри Кристенсен смотрит с нескрываемой иронией, но Лид чувствует, что дело сделано. Китобой готов вложиться в дело, обеспечить подбор кораблей и команды.
Теперь – Россия.
Золотая лихорадка и белая горячка
В начале мая 1910 года Джерри и Лид уже гуляют по Петербургу. Город ошеломляет. Он не похож ни на один европейский: "Поток языков, лиц и фигур русских, стиль, атмосфера – все свидетельствовало о необычайном величии этой страны", – пишет позднее Лид.
"Да, это место для меня!" – внезапно говорит он сам себе, еще не вполне понимая почему.
Он сразу начинает учить русский, но даже при его фантастической способности к языкам дело идет медленно. Ну и пусть! Те, кто им нужен, как правило неплохо говорят по-французски и по-английски. Чиновники, придворные, бизнесмены. К тому же Лид прекрасно умеет ладить с новыми людьми – сказывается коммивояжёрский опыт, да и Джерри со своим обаянием настоящего джентльмена от него не отстает.
Но тут все делается медленно.
Русские бизнесмены не против начать торговлю через Енисей, особенно если дело пахнет серьезной прибылью. Чиновники не против. Но чтобы о чем-то конкретно договориться, надо ехать в Сибирь.
Через неделю Джерри возвращается в Лондон, а Лид нанимает литовца-переводчика и отправляется в Красноярск.
Это город, где по-французски не говорит почти никто. В Красноярске нет автомобилей, водопровода, электричества. Зато в нем есть Енисей, пятая по протяженности река в мире.
Лид стоит на ее берегу, над кристально-чистой водой, и чувствует почти головокружение. Это та жизнь, о которой он, оказывается, мечтал. Та перспектива, которая пьянит. И дело не в деньгах.
Хотя Красноярск, по которому недавно прошлась "золотая лихорадка", буквально набит деньгами и увеселительными заведениями. Главное из них – гостиница "Новая Россия", которую держит некто Макаров:
"Ресторанные полки украшали изысканные бутылки европейских спиртных напитков и ликеров, не говоря уже о шампанском. Здесь не было никакого пуританизма, никаких условностей, кроме приглашения женщин со сцены за свой столик. Веселые девушки ели и пили за наш довольно щедрый счет, и нельзя сказать, чтобы они отличались аскетизмом в своих привычках или страдали от мысли о возможности располнеть. Макаров был хорошим хозяином за одним исключением — он, к несчастью, периодически страдал от белой горячки. Когда с ним случался припадок, он становился опасен – размахивал полными бутылками бенедиктина и шампанского и бросался ими в окружающих. Но все его любили, и никто никогда не звал полицию, просто посетители и девушки прятались под столами".
Одним словом, атмосфера способствует налаживанию деловых и дружеских связей. К тому же сам Лид производит на Макарова удивительное впечатление:
"По какой-то причине он не захотел пробить мою норвежскую голову. Увидев меня в дверях, он остановился и впал в меланхолию. Припадок прошел. Я как будто вылечил его на время".
"Орел" на Енисее
Товары, образцы которых Лид каждый день отправляет по почте в Англию, производят среди компаньонов Джерри фурор. Здесь ведь не только меха высочайшего качества, но и тонны мамонтовой кости, и, например, длинные волосы из гривы сибирского лося, из которых делают кисти для миниатюрной живописи. Все это – по самым умеренным ценам. Даже перевезенные по железной дороге, образцы приносят прибыль. А если возить товар по Енисею и морем?
Но тут – загвоздка. Договоренность с государственной речной флотилией вроде есть, а вроде ее и нет. Чиновники тянут время, купцы приветливо поят чаем, но смотрят с подозрением, как на конкурента. Даже такое, казалось бы, простое дело, как поездка вниз по Енисею, до устья, оказалось сложной задачей – будто бы на пароходы нет билетов. "Сибиряки не хотели, чтобы я посмотрел их реку. Пришел иностранец и хочет все заполучить для себя".
Но к середине лета Йонос Лид уже худо-бедно говорит по-русски и пьет водку не хуже сибирских купцов. Теперь в Красноярске его зовут не иначе как Ионой Ивановичем, у него заводится все больше приятелей. К тому же купцы смекают, что за этим симпатичным иностранцем стоят серьезные деньги. И упускать их тоже не хочется. Наконец, ему удается договориться – и на пароходе "Орел", который как раз подходит для доставки товаров к устью, он отправляется из Енисейска вниз по реке.
Дудинка, Гольчиха… Две недели медленного плавания – и они уже у моря. За время пути он уже ударил "по рукам" с капитаном, уговорился о регулярных перевозках. Потом – почти месяц обратного пути, против течения, и снова Красноярск – где, к его удивлению, в гостинице "Новая Россия" он обнаруживает Джерри и его компаньона Валентина Вебстера, владельца чайных плантаций на Цейлоне, которые приехали из Лондона и с нетерпением ждут его.
Когда он входит в отель, они сидят за столиком в ресторане и пьют утренний кофе. От обильных пиров и долгой жизни в пароходной каюте Лид располнел на десять килограммов, отрастил окладистую бороду, да к тому же теперь говорит по-русски довольно бегло. Он мало чем отличается от купцов-сибиряков, и англичане не сразу могут его узнать. Но они привезли прекрасную новость: Сибирская компания основана, капитал есть! Можно начинать перевозки.
Первый автомобиль за Полярным кругом
Всю зиму Лид вместе с Джерри работают в конторе на Хай-Стрит в Лондоне, договариваются о рынках сбыта товаров, собирают средства акционеров, делают расчёты, строят планы. А в это же время Вебстер совершенно по-пиратски тайно готовит свою экспедицию, намереваясь оставить Джерри и Лида в дураках. Конечно, о Сибири он ничего не знает, но денег у него полно, энергии хоть отбавляй. И он начинает решительно действовать, на свой страх и риск.
Он покупает старое китобойное судно "Нимрод" и набивает его трюмы и каюты самыми немыслимыми вещами, которые собирается обменивать на пушнину у сибирских аборигенов. Какие-то стеклянные бусы, электрические фонарики и прочая ерунда, до которой, как ему кажется, "дремучие" сибирские обитатели будут падки – как любые туземцы. А поскольку, говорят, никаких властей там, в Сибири, нет, можно взять еще один ходовой товар, который наверняка будет иметь у русских спрос – оружие! Десятки ящиков с винтовками и патронами. Ссыльные революционеры точно купят.
Вебстер так убежден в успехе своего предприятия, что намерен отпраздновать во время экспедиции "медовый месяц" со своей невестой, которую поведет под венец прямо перед началом плавания. А потом, когда разгрузят корабль в устье Енисея, и набьют его трюмы пушниной – можно совершить романтическую прогулку в Красноярск на новеньком автомобиле! Машина тоже погружена на борт, и к ней взят огромный запас бензина, чтобы без проблем доехать до цели.
В середине лета, как только "Нимрод" отходит от пристани, все начинает идти не по плану. Во-первых, неповоротливое и валкое судно сразу попадает в шторм, и новоиспеченную миссис Вебстер трое суток подряд тошнит. Ее приходится высадить в ближайшем норвежском порту. И это, безусловно, для девушки большая удача!
Ледовая обстановка складывается неблагоприятно, на пути Вебстера – ледяные поля и мели. Но он не теряет решимости. Больше месяца, который трудно было бы назвать "медовым", его лоцман и капитан (большие профессионалы своего дела) борются со стихией – и наконец 2 сентября "Нимрод" бросает якорь в дельте Енисея, у рыбацкого поселка на мысе "Сопочный".
Вебстер, который полагает себя первооткрывателем этого места, сходит на землю перед ошеломленными рыбаками, как призрак из иного мира, и царапает на клочке бумаги телеграмму британскому консулу. "Приезжайте как можно скорее к устью реки. Не беспокойтесь по поводу обратного транспорта, у меня есть автомобиль и более чем достаточно бензина". Конечно, после ледового плавания автомобиль уже мало похож на средство передвижения, у него сорваны крылья и почти не осталось кабины. Но сам он есть, и это факт.
– Отнесите телеграмму на почту! – говорит Вебстер ошеломленным аборигенам. Один из них соглашается – и навсегда исчезает, поскольку до ближайшего телеграфа 1600 километров. Тем не менее коммерсанту везет (хотя удача сомнительна): через неделю в устье случайно заходит пароход русской государственной компании, и, немного поторговавшись, на него удается погрузить все товары, чтобы отвезти вверх по Енисею, в село Монастырское. Где их уже с нескрываемым удивлением и интересом ждут полицейские и таможенники из Красноярска. Особенно их интересуют винтовки и патроны. (Через год в Монастырское привезут отбывать ссылку Иосифа Джугашвили – его бы оружие, возможно, тоже заинтересовало. Но слуги закона прячут ящики под замок.)
В первый же день по прибытии Вебстер оказывается под арестом, и только теперь ему удается связаться с английским консулом в Красноярске, который приезжает с выпученными глазами. Разражается международный скандал. В лондонских газетах пишут, что "невозможное царское правительство вновь показало свои отвратительные когти". Дело обсуждается в парламенте, ведутся переговоры с Императором.
В конце концов Вебстера, который все это время с комфортом сидит под домашним арестом, приговаривают к гигантскому штрафу и отпускают на все четыре стороны. Товары конфискуют.
Джерри, разумеется, в бешенстве. Он думает, что глупая выходка Вебстера может подорвать доверие к их предприятию и поставить на нем крест. Но Лид, который снова проводит лето в Красноярске, уверен в обратном. Он уже организовал в Сибири выставки английских товаров, которые пользуются огромным спросом. Он договорился о приезде таможенников на следующий год в устье Енисея. Он зафрахтовал "Орел" для доставки груза – и сам готов на нем плыть вниз по реке, чтобы все держать под контролем. Они должны попробовать, у них все получится!
Дьявол в мелочах
Итак, 1912 год. Все идет по плану. В Норвегии Джерри (которому, правда, так и не удалось найти общий язык с "человеком-китом" Кристенсеном) находит подходящего капитана – вполне заслуженного и знаменитого, к тому же настоящего джентльмена. Зафрахтован большой пароход "Тулла", на него погружены товары, образцы которых Лид уже разрекламировал в Сибири. Сам он всю весну буквально "летает" между Лондоном и Красноярском, стараясь не упустить ни одной мелочи.
В Минусинске построен специальный склад, на котором уже собраны товары для отправки в Англию. В июле их грузят на две баржи, которые ведет вверх по Енисею "Орел" со знакомым капитаном. На его борту, кроме Лида – таможенники и другие представители власти, готовые принять груз. Одновременно "Тулла" выходит в море и идет, обходя ледяные поля, к устью Енисея, где назначена встреча.
Все учтено. Все рассчитано.
Но дьявол – в мелочах.
Лид на "Орле" приходит в устье точно вовремя и ждет. Неделю, две. Никаких признаков "Туллы". Беспроводной телеграф на корабле есть, но станции вдоль побережья еще не построены, и что происходит никому не известно.
Дни проходят за днями, уже кончается сентябрь, но "Туллы" все нет. Баржи разгружены и поставлены на якорь. Чтобы как-то развлечься, а заодно поискать следы "Туллы", Лид вместе с командой и капитаном "Орла" отправляется дальше вниз по дельте Енисея, в деревню Галчиха.
"Там собирались играть самоедскую свадьбу и одновременно крестины ребенка. Священник и его служки плыли с нами. Жена капитана должна была стать крестной, а я – крестным. Было забавно, что пара туземцев играет свадьбу и тут же крестит своего ребенка. Однако это, должно быть, было неправильно, так как позднее у меня возникли неприятности со Священным синодом, когда я описал это событие.
Большинство русских и самоеды напились так, что не стояли на ногах, а у меня самого торчала из кармана бутылка виски, когда я обносил ребенка вокруг алтаря. Во время венчания жених-охотник, наряженный в красивый вышитый костюм из оленьей шкуры, не мог стоять на ногах без поддержки. Духовенство совершенно потеряло пристойный вид, особенно пономарь, который издавал такие звуки, как труба архангела Гавриила, и никто не мог остановить его, хотя священник отчаянно жестикулировал, пытаясь заставить его замолчать.
Апофеоз наступил, когда венец упал с головы жениха и покатился по неровному полу примитивной церкви. Духовенство и миряне ползали за ним на коленях, что выглядело как достойное завершение жуткой попойки. Я никогда в жизни не вел себя так отвратительно. А потом купец Прокопчук устроил свадебный пир, от описания которого я воздержусь..."
Наутро похмельный Лид (он же Иона Иванович) тщетно всматривается в туманный горизонт, навалившийся на холодное море. Но "Туллы" не видно и здесь.
– А хотите посмотреть на мамонта? – спрашивает его вдруг купец Кучеренко, который приплыл на свадьбу на своем пароходе. – Только что появился из льда, еще собаки не тронули. Здесь недалеко, на сопке! Правда, местные говорят, что они приносят несчастье…
"Признаюсь, я испытал жуткое ощущение, запустив руку в красивую шерсть, свисавшую с головы мамонта огромными космами, хотя в то время я мог испугаться разве что самого черта, – вспоминает позднее Лид. – Но принес ли этот мамонт несчастье? Трудный вопрос".
Скорее все-таки да. "Тулла" так и не приходит.
Приближаются первые морозы, и "Орел" разворачивается в обратный путь в сторону Енисейска. Лишь там выясняется, что произошло самое глупое из того, что вообще могло произойти. Оказывается, капитан "Туллы" испугался льда.
Как так?
Да очень просто. Заслуженный "морской волк", которого нанял Джерри, десятилетиями плавал через Атлантику, но ни разу не проходил через ледяные поля. Заявив, что ему "не нравится этот лед", он встал на якорь, еще не дойдя до Карского пролива, да так и стоял там до конца сентября, после чего лег на обратный курс.
Удача явно не на стороне Сибирской компании. Но можно ли управлять удачей?
Черт его знает…
Лид считает, что можно, и знает отличный способ.
Фритьоф Нансен. Все, что связано с его именем, оборачивается удачей.
Полярный исследователь, мировая знаменитость. После путешествия на "Фраме" в поисках Северного полюса он едва ли не самый известный человек на планете. Что, если пригласить его в плавание к устью Енисея?
С ним корабль наверняка дойдет до цели. Ни один капитан не повернет назад, если на борту Нансен. Но, главное, какая реклама всему предприятию, какой шум в прессе! Ведь за каждым шагом Нансена следит весь мир.
Идея кажется безумной, но Лид прекрасно знает, что безумные идеи – самые надежные. Надо только чтобы Нансен согласился.
Он едет в Петербург и начинает переговоры о приглашении Нансена в Сибирь. Министрам и придворным идея нравится, Николай II ее полностью одобряет. Нансена готовы принять наилучшим образом, не жалея денег, и даже устроить ему большую поездку по Сибири до Дальнего Востока.
Но есть, как говорится, нюанс.
Все знают, что у великого путешественника непростой характер. А вдруг приглашение будет отвергнуто? Тогда скандала не миновать. Русское правительство должно быть уверенно в согласии Нансена. Однако и к Нансену нужно идти с убедительным предложением, чтобы не спустил визитера с лестницы. Все-таки знаменитость!
В конце концов Лид понимает, что действовать нужно решительно. Он берет ворох географических карт, фотографии и документы и едет прямо на виллу Нансена в норвежском Люсакере.
Маленький скромный дом с небольшой гостиной. Лид ждет внизу несколько минут – и наконец быстро, как мальчишка, перепрыгивая через две ступени, с верхнего этажа к нему спускается 53-летний Нансен. Да, он в отличной форме!
Разговор продолжается несколько часов. Знаменитый исследователь внимательно изучает карты и документы, и Лид замечает, что, кажется, в его глазах загорается огонек.
Чиновники в России могут вздохнуть с облегчением.
"Черт его знает! – говорит Нансен. – Неплохая, вообще-то, мысль!"
Сигнальная труба
Теперь получается, что Лид – главный человек в Сибирской компании. Джерри и другие английские компаньоны, разочарованные провалом "Туллы", почти вышли из бизнеса. Зато в предприятии участвует много русских и норвежских бизнесменов, так что денег становится все больше. Лид покупает новое судно "Коррект" – комфортабельный и крепкий пароход в четыре раза больше "Туллы", снабженный специальной "противоледовой" обшивкой. На нем есть несколько удобных кают, в которых располагаются Лид и секретарь русской миссии в Норвегии Иосиф Лорис-Мельников, вызвавшийся сопровождать Нансена. Самому полярному исследователю уступает каюту капитан. В середине августа 1913 года все приготовления закончены – и судно выходит в море.
Плавание проходит непросто, на пути постоянно возникают непреодолимые ледяные поля. Приходится их обходить или ждать перемены ветра, когда льды отнесет в сторону. И, хотя на корабле есть прекрасный лоцман, много лет плававший в этих широтах, опыт Нансена оказывается полезным, подчас спасительным.
Однажды "Коррект" встает на якорь рядом с высокой глыбой льда, но Нансен, выйдя на палубу, напоминает, что у тающего айсберга может сместиться центр тяжести – и он в любую минуту способен перевернуться, подмяв под себя пароход. Напоминание своевременное: едва корабль отходит на несколько сотен метров, как глыба неожиданно приходит в движение и обрушивается в воду.
В другой раз, ожидая, когда между льдинами появится полоса воды, Лид и один из его спутников отправляются поохотиться на тюленей. У них есть небольшая лодка, и они не слишком опасаются подвижек во льдах. Выйдя на огромной льдине, к которой причалил "Коррект" (она выглядит абсолютно неподвижной), охотники отправляются ее обследовать. Опускается густой туман, в котором особенно удобно подкрадываться к тюленям. Увлеченные поисками дичи, они не сразу замечают, что уже не видят корабля на прежнем месте. Не понимая, как такое может произойти, Лид на краю льдины бросает в воду лот. Веревка уходит отвесно вниз. Вода неподвижна. Но вдруг, на глубине в несколько метров, лот резко относит в сторону. Подводное течение! Вероятно, оно уже давно уносит льдину в открытое море.
Они садятся в лодку, но в густом тумане абсолютно непонятно, в какую сторону грести. Стреляют из ружей, но ответных выстрелов не слышно. Через несколько часов патроны кончаются, они начинают замерзать, и спутник Лида, старый моряк, считает, что все кончено. "Ну, теперь остается только передать домой привет!" Однако Лид не сдается. Они остервенело гребут в тумане, который, кажется, глушит все звуки, пытаясь наудачу выбраться к кораблю.
Внезапно в белой тишине они слышат что-то необычное. Звук, который издает какой-то духовой инструмент. Это сигнальная труба, и дует в нее, разумеется, Нансен. Он уже давно беспокоился о пропавших товарищах, просил капитана дать гудок – но котлы корабля погашены, давление пара слишком слабое. И тогда Нансен, перерыв весь трюм, нашел эту старую сигнальную трубу, которая спасает им жизнь.
"Многие из тех, кто время от времени пропадает в Ледовитом океане, пропали именно таким образом", – говорит он, когда Лид и его спутник поднимаются на борт.
Я стал русским без особых хлопот
27 августа, через три с половиной недели после старта экспедиции, "Коррект" благополучно прибывает в устье Енисея, куда в тот же день приходит и речной конвой. Идеальный расчёт! На следующий день начинается перегрузка товаров с барж на корабль. Она должна занять больше двух недель, но вскоре из Енисейска подходит небольшой пароход, который принимает на борт Нансена и его спутников.
Дальнейшее их путешествие превращается в бесконечный триумф. На каждой пристани по пути в Красноярск Лида и Нансена встречают сотни и тысячи жителей. Фотографии норвежцев украшают первые страницы русских и английских газет. Вся европейская пресса пишет об открытии морского пути через Карское море, и акции "Сибирской компании" стремительно растут. Еще не добравшись до Красноярска, Лид становится миллионером.
Что касается Нансена, то он просто-напросто ошеломлен тем приемом, который ему оказывают сибиряки. В Красноярске он выступает с лекциями о северных морях, на которые собираются тысячи слушателей, в его честь организуют роскошные званые обеды, а потом для него подают специальный поезд с застекленным вагоном, на котором он с Лорис-Мельниковым отправляется в путешествие по Транссибу.
Повсюду в Сибири Нансена встречают как дорогого гостя, а рабочие даже обещают назвать одну из строящихся железнодорожных станций в его честь (хотя начальство сделать этого не позволяет, порыв вполне характерный). Все это позднее будет описано в книге Нансена "Через Сибирь". За несколько месяцев он буквально влюбляется в Россию, и можно не сомневаться, что именно эта поездка сыграла огромную роль во всем, что он сделает позднее: от создания "нансеновских паспортов" для русских иммигрантов до организации помощи голодающему Поволжью в начале 20-х годов…
Ну а Лид, хотя ему тоже приходится теперь читать лекции о Карском морском пути во всех городах Европы, почти целиком занят бизнесом. Среди приоритетных товаров – лес, поэтому он скупает в Сибири земли и строит на них лесопилки. Организует пароходную компанию на Енисее. Занимается полезными ископаемыми. "Практически между делом, во время одного ни к чему не обязывающего разговора, я купил три золотых прииска ", – вспоминает он позднее. Его слава на родине столь велика, что вскоре его назначают консулом Норвегии в Красноярске. Но и в Петербурге Лид – знаменитость: чтобы обсудить перспективы развития Сибири, его принимает сам император, с которым у них происходит долгий разговор.
Но есть одна проблема. По российским законам пароходными компаниями в стране не могут управлять иностранцы. Конечно, можно нанять своего представителя, но Лид любит все делать сам – и к тому же твердо решил связать свою жизнь с Россией. Поэтому он принимает русское гражданство.
"Я стал русским без особых хлопот. Девятого апреля 1914 года я рассказал Великому князю Александру Михайловичу о том, что я не смогу заниматься русским пароходным бизнесом, если не поменяю гражданства. "А, очень интересно!" – сказал он. Буквально тут же он повернулся к своему секретарю и приказал ему позвонить министру иностранных дел Маклакову. Не может ли министр приехать сюда? Немедленно? Да, это было бы замечательно. Моментально огромный автомобиль Маклакова прибыл к дворцу Великого князя на Мойку. "Господин Лид желает стать русским подданным. Можете ли вы устроить ему это – ускорить это? Благодарю!"
Через пару месяцев Лид уже дает присягу русскому царю. Вместе с ним в тот же день присягают шведский миллионер и нефтяной магнат Эммануэль Нобель, племянник основателя известной премии. Теперь они оба – граждане России, и русский бизнес находится в надежных руках.
Надежные люди
Лето 1914 года застает Лида на немецких верфях, где он принимает пароходы, построенные для России. Новости следуют одна за другой, война выглядит неизбежной. Но когда? Уже 30 июля, на кораблях почти все готово, но еще не установлена часть оборудования, да и погода в море штормовая. Однако вечером Лид решается, и отдает приказ немецким капитанам поднять якоря и идти в Осло.
Один за другим четыре парохода покидают рейд. Наутро приходят сообщения об объявлении войны и запрете покидать порт. Но – поздно. К счастью, на пароходах еще не смонтированы радиостанции, и о начале войны их немецкие экипажи узнают лишь в нейтральной Норвегии, где суда передаются русским.
За эти решительные действия Лид получает благодарность русского правительства и новые преференции для бизнеса. Война не слишком мешает торговле, и каждый год через Карское море проходят десятки судов. Разве что ассортимент товаров, идущих в Европу из Сибири, немного меняется – теперь это, например, бязь для обшивки аэропланов.
Разумеется, возникают и новые риски. Немецкие подводные лодки у берегов Норвегии чувствуют себя как дома – и охотно пускают на дно торговые корабли. Два транспорта, принадлежащие Сибирской компании, торпедированы. Но груз застрахован, и убытки оборачиваются для Лида прибылью.
Большую часть времени он проводит в Красноярске, куда вести из Петербурга приходят с некоторым запозданием. И важность этих вестей по дороге в Сибирь как-то выветривается. Февральскую революцию в 1917 году купцы и промышленники встречают без особых эмоций. Кажется, бизнесу она не мешает.
Другое дело – Октябрьская революция…
Когда происходит большевистский переворот, Лид как раз находится в Петербурге, куда он приехал, чтобы обсудить ряд деловых вопросов с Временным правительством. Поскольку американцы становятся для Сибирской компании важными партнерами, он хочет пригласить в плавание по Карскому морю экс-президента США Теодора Рузвельта. Дело уже почти решенное, Рузвельт пакует чемоданы. Но тут, в Петербурге, начинается какая-то ерунда!
Лид уже привык к перестрелкам и пулеметным очередям на Невском проспекте, он быстро научился скрываться от шальных пуль в подворотнях. Однако в октябре 17 года в столице становится совсем "жарко". Лид становится свидетелем штурма Зимнего дворца, а вечером ужинает у князя Урусова и его жены-француженки, обсуждая события за бокалом шампанского в отеле "Европа". В дверь номера стучатся пьяные матросы, собираясь провести обыск (в кого-то из их товарищей стреляли из окон отеля). У князя, разумеется, есть револьвер. Но очаровательная француженка обнимает солдат и уговаривает их уйти, повторяя: "Вы же видите, мы вполне надежные люди!" Уступая ее чарам, матросы смущенно откланиваются.
Месяц за месяцем норвежский бизнесмен живет в атмосфере кровавой фантасмагории, пытаясь понять, что теперь будет с его бизнесом. Ответ может дать только верховная власть. И он находит способ пробраться в Смольный, где, как консул Норвегии и личный друг Нансена, добивается встречи с Троцким и Лениным. Впрочем, вождя революции его "коммерческие" вопросы абсолютно не интересуют, а Троцкий (который на протяжении всего разговора с Лидом держит руку в кармане, где у него спрятан револьвер) заявляет вполне определенно: "Пока можете работать. Но, конечно, скоро мы все это у вас отберем".
Ничего утешительного.
Хотя, может, большевики – это ненадолго? Многие ведь считают, что они продержатся всего несколько месяцев, максимум до весны.
И Лид решает, что лучше провести эти месяцы в Лондоне, где у него тоже полно неотложных дел.
Три паспорта в год
Полгода спустя, летом 1918 года, большевики по-прежнему у власти, а Николай II сидит под арестом в Тобольске. Лида, который прекрасно помнит что давал присягу российскому императору, захватывает новая авантюрная идея: отправить в устье Оби быстрое моторное судно и спасти царя и его семью, увезя их из Сибири. Он делится своим планом с Фрэнсисом Баркером, директором оружейной фирмы "Виккерс", тот сводит его с Великим князем Михаилом. Однако никто не хочет всерьез участвовать в этом отчаянном предприятии, и в конце концов Лид понимает, что дальше разговоров дело не пойдет. Возможно, разговоры доходят до большевиков, и царскую семью спешно перевозят в Екатеринбург.
"Я не имел никаких политических пристрастий. Я был норвежцем, и революция не означала для меня конец. Даже план спасения царя не являлся политическим. Меня вдохновил Карский морской путь, а также, признаюсь, чувство благодарности к императорскому дому за симпатию и помощь в основании моего сибирского предприятия", – писал Лид в своей книге.
Его поездка в Сибирь к Колчаку, которую он совершает летом 1918 года, тоже не политическое предприятие. Просто он пытается понять, не удастся ли воскресить свой бизнес с новым властителем Сибири.
Ехать к Колчаку нужно "вокруг всего земного шара", через Америку. Сперва – Владивосток, где Лид сдает свой "имперский" паспорт и меняет его на "колчаковский". Далее – Омск, штаб-квартира адмирала, в которой Лида принимают весьма радушно. "Можете собирать экспедицию, а мы позаботимся обо всех товарах. Нам очень нужны иностранные поставки". Особенно Колчак заинтересован в пошиве и доставке из Англии 50 тысяч комплектов новой формы для сибирской жандармерии. "Какая патетика!" – грустно думает про себя Лид, но кивает с полным одобрением. И заключает контракт.
Он возвращается в Англию и начинает подготовку перевозок. К лету 1919 года уже подписан договор о фрахте 15 судов, они должны выйти в море с началом навигации – однако дела на фронте у Колчака складываются не лучшим образом, и адмиралу становится не до торговли. Большевики побеждают, и еще одно предприятие Лида кончается полной катастрофой.
Но – черт побери! – он готов иметь дело даже с большевиками, лишь бы продолжать свой сибирский бизнес. Хотя просто так возвращаться из Лондона в советскую Россию слишком опасно. Нужно иметь надежную защиту.
И Лид ее быстро находит.
Его "защитники" – полномочные представители РСФСР в Лондоне Леонид Красин и Максим Литвинов, с которыми его знакомят друзья-бизнесмены. Советские полпреды стараются изо всех сил, чтобы Англия признала большевистскую Россию. Им важно склонить на свою сторону английский парламент и крупный бизнес. И вот один из лордов прямо говорит Литвинову, указывая на Лида: "Постарайтесь, чтобы этот человек попал в Россию. Это очень важно, так как мы хотим услышать, что он как предприниматель скажет, когда вернется туда".
Это не просто рекомендация. Это почти охранная грамота.
Через неделю Лиду выдают новенький советский паспорт. И он едет в Петроград.
Дзержинский в шкафу
Зима 1920 года. Холод, разруха. Лид с трудом добирается до бывшей столицы империи. Его принимает в Смольном министр иностранных дел Чичерин. Вежливо выслушивает про Сибирь и Енисей, про пароходство и северные моря, но вскоре переводит разговор на другую тему. Никого сейчас не интересует Карский морской путь, а если и интересует – норвежцам там делать нечего.
От него ждут совсем иного: торговли с Европой и Америкой. Он снова мельком видит Ленина и Троцкого, но понимает, что и с ними разговаривать не о чем. Даже риски для ведения бизнеса так не оценишь. Чтобы понять, как обстоят дела, надо буквально спуститься в советский ад. К тому же нужно разобраться в одном важном деле. Мак-Ферсон, один из известнейших шотландцев в Петербурге, предприниматель и финансист, был недавно убит чекистами, и его смерть, разумеется, препятствует возобновлению деловых отношений с Европой.
"Мне хотелось встретиться с гораздо более опасной личностью, а именно – с Феликсом Дзержинским, полномочным террористом, кровожадным шефом тайной полиции, называемой в то время ЧК", – вспоминает Лид. Для этого он отправляется в Москву, и вскоре его приглашают на Лубянку.
"Секретарь Дзержинского провел меня в его кабинет. Я сел на стул у стола, заваленного документами, я был совсем один и мог бы удовлетворить свое любопытство, заглянув в некоторые из них, если бы я не был осторожен. Было страшно сидеть в личном кабинете великого инквизитора, и я сидел как каменный, не шевельнув и пальцем. Напротив меня находился огромный гардероб, занимавший почти всю стену, и пока я сидел и смотрел на него, там внутри что-то зашевелилось. Кровь застыла у меня в жилах, когда массивная дверь вдруг открылась и вошел Дзержинский. Он не прятался в шкафу, за ним была дверь. Он всегда входил или выходил через этот гардероб. Похоже, ему сообщили, что я его жду. "Итак, вы пришли нас навестить, – сказал он своим мягким мелодичным голосом. – Хорошо, я покажу вам наше помещение. Вы хотите видеть тюрьмы? Следуйте за мной!"
И Дзержинский, как Вергилий, устраивает Лиду экскурсию по всем кругам внутренней Лубянской тюрьмы. Вероятно, мало кто до него (да и после) удостаивался такой чести. Они проходят мимо переполненных камер, спускаясь все глубже в подвалы. Всюду Дзержинский спрашивает заключенных, есть ли у них жалобы – и победоносно смотрит на Лида, услышав, что жалоб нет. На самом нижнем ярусе, в подвале, Лид видит почти мистическую картину: в камере неподвижно сидят две старухи в легких шелковых пелеринах. Они похожи на призраков – и сами смотрят на Дзержинского, как на пришельца с того света. Кто они? Этого Лиду никто не говорит.
Наконец они возвращаются в кабинет Дзержинского, и тот, усевшись на стул, обращается к Лиду с тем же вопросом, который только что задавал заключенным: "Жалобы есть?"
"Россия должна возобновить экспорт, – осторожно говорит Лид. – Но у вас дурная репутация. Слишком много убийств, и это плохо для деловой жизни. Например, мой друг Геллибранд хотел бы совершить небольшую сделку с лесом, если бы ЧК не убила одного из его лучших друзей, господина Артура Мак-Ферсона".
Дзержинский морщится. "Мак-Ферсон? Не помню. Наверняка ЧК ничего плохого с ним не сделала. Это какая-то ошибка, так и передайте своим друзьям".
Аудиенция окончена, но на следующий день Лида снова вызывают на Лубянку. Он почти уверен, что вернуться оттуда не удастся, однако его снова приглашают в кабинет Дзержинского. Тот традиционно выходит из шкафа, и теперь, видимо, в него вставлена совсем другая пластинка. Вежливая и мелодичная.
"Я предпринял расследование. Ваш друг Мак-Ферсон умер естественной смертью в одной из больниц, где мы оказали ему лучший уход, за что он перед смертью выразил свою признательность. Расскажите, пожалуйста, об этом в Лондоне".
Лид понимает, что большевики хотят не только убивать, но и торговать. Но чего они хотят больше? Это открытый вопрос.
С Россией надо проститься навсегда
Через год Ленин, вроде бы, решает этот вопрос в пользу торговли. Начинается НЭП.
Стремительно возникают новые предприятия, в том числе международные, и Лид снова наполняется коммерческим оптимизмом. Все эти годы он остается "советским гражданином с миссией в Европе". Ему даже удается выезжать в Лондон и Копенгаген, где он по мере сил содействует подписанию торговых соглашений.
Наконец и сам он затевает крупный бизнес, намереваясь торговать лесом, хотя живет совсем не "по-нэпмановски": все его жилье – небольшая комната в одной из московских коммуналок. Единственная роскошь, на которую он время от времени тратит деньги – коллекционирование живописи начала XIX столетия. У него неплохой вкус, но главный критерий при покупке картин довольно неожиданный: они должны иметь размеры не больше 30 на 40 сантиметров, чтобы умещаться в саквояжи дипломатической почты, с которыми их удается отправлять в Норвегию.
Увы, после смерти Ленина, место у руля советского государства занимает Сталин, который резко разворачивает свой "корабль" и берет курс на Архипелаг ГУЛАГ. Нэпманы оказываются за бортом новой жизни, и Лид вместе с ними.
Вдобавок к удушению бизнеса возникает ещё одна проблема: СССР закрывается на выезд. Советскому гражданину невозможно просто так, без разрешения властей, покинуть страну. А Лид – советский гражданин. Да не простой, а – очень подозрительный с точки зрения ГПУ.
За его домом установлена слежка. Каждый день он ожидает стука в дверь и "воронка" у подъезда. Но пока что его не трогают, он еще нужен. Потому что Советскому Союзу необходим алюминий.
Из алюминия делают самолеты, но своего производства в СССР пока нет. Металл приходится закупать в Америке, на фирмах, с хозяевами которых Лид поддерживает дружеские связи и помогает вести переговоры. В 1927 году американцы планируют построить завод по переработке бокситов для производства "крылатого металла" в Советском Союзе, и здесь Лид тоже оказывается полезен.
Зарубежные партнеры назначают его представителем концерна в СССР. Сталин требует, чтобы в стране было срочно налажено производство цельнометаллических аэропланов, и НКВД предпочитает не трогать таких специалистов, как Лид. "Меня спас алюминий" – так называется одна из последних глав его книги о жизни в России.
Но в 1931 году становится ясно, что алюминий слишком легок, чтобы оставаться для Лида защитой. Снова у дома слежка, потом арест на улице и допрос на Лубянке. Ему намекают, что против него есть обвинения по поводу "контрреволюционной деятельности в Сибири". Проще говоря, начинается шантаж. Лид просит разрешить ему выезд за границу, но в выдаче загранпаспорта раз за разом отказывают. Тогда он тайно обращается к норвежскому консулу, и просит восстановить свое прежнее гражданство.
К счастью, в Норвегии Йонас Лид, знаменитый бизнесмен, путешественник и личный друг Нансена, не последний человек. Просьбу удовлетворяют за считаные недели. Норвежский паспорт, присланный в Москву, Лид пока что оставляет у консула – на случай внезапного обыска. Он должен сперва разработать план, как наверняка выехать из страны.
Но, похоже, что советским спецслужбам все его тайны известны. От Лида решают избавиться без международного скандала. Неожиданно его вызывают в паспортный стол, где начальник размахивает готовым советским загранпаспортом перед его лицом:
"Вы получите это, если пожелаете. Но не сможете вернуться обратно – посмотрите внизу страницы. Разрешение на обратный въезд зачеркнуто".
Выбирать не приходится – с Россией надо проститься навсегда.
Странная ностальгия
В мае 1931 года Лид возвращается в Норвегию и вскоре поселяется на земле своих предков, в Румсдале. Он выкупает небольшой отцовский хутор Сольснесе, который был продан за долги, и начинает заниматься сельским хозяйством с той же бескорыстной страстью, с какой всю предыдущую жизнь занимался бизнесом, чтобы "провести большую часть своей будущей жизни в полном счастье и спокойствии".
Он так и остается холостяком, прямых наследников у него нет. Но, похоже, спокойная сельская жизнь после "экватора" биографии и правда обладает целительными свойствами. Йонас Лид доживает до 88 лет, и покидает этот мир лишь в 1969 году. Все имущество переходит к племяннику, Вильгельму Вилькенсону, который многие годы бережно хранит уникальное собрание русской живописи: работы русских акварелистов Гау и Клюндера, картины кисти Маковского, гравюры Карделли и Робинсона и многое другое. Коллекция Лида до сих пор толком не изучена специалистами, хотя в ней есть настоящие загадки, среди которых – предполагаемый портрет Лермонтова и один из неизвестных ранее портретов Крылова.
Но главное наследие Лида – книга "Сибирь – странная ностальгия", написанная во время Второй мировой войны в Лондоне (Норвегия была оккупирована фашистами, и Лид попросил убежища у друзей, а после войны вновь вернулся в Сольснесе). Одна из немногих автобиографий, выдержавших сотни переизданий на десятках языков. Секрет ее успеха прост: главный герой в ней не автор, а Сибирь.
Правда, у читателей этой книги неминуемо возникает один вопрос.
Был ли Йонас Лид шпионом? Советским, норвежским, английским, американским?
"Черт его знает", как сказал бы его друг Фритьоф Нансен. Если и был, то очень хорошим, потому что ответа на этот вопрос до сих пор не знает никто.
