У него было четыре имени и фамилии, он служил в армии США, был членом масонской ложи, но при этом возил начальников шахт в кузбасском Прокопьевске. Кем на самом деле являлся репрессированный водитель Валентин Арнольд, которого обвинили в покушении на убийство председателя Совета народных комиссаров СССР Вячеслава Молотова?
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм
15 сентября 1934 года с проверкой в Прокопьевск приехал Вячеслав Молотов. Возить главу советского правительства поручили заведующему гаража рудоуправления Арнольду, так как шофер горкома ВКП(б) "не проверен" и допустить его к машине нельзя. А Валентин в январе 1934 года уже возил Серго Орджоникидзе.
По дороге на шахту автомобиль, в котором ехал Молотов, попал правыми колесами в придорожную канаву, водитель затормозил. Пострадавших не было. Арнольду за допущенную в поездке халатность Прокопьевский горком партии объявил выговор. Хотя по тем временам такое взыскание было незначительным, Арнольд написал письмо Молотову с жалобой на местных аппаратчиков. Молотов обратился в крайком партии с письмом о необходимости пересмотреть персональное дело Арнольда, указывая, что он не заслуживает выговора. 27 февраля 1935 года это взыскание с него было снято.
"Их экспертиза составит неотемлемую часть общей оценки сталинских судебных преступлений"
Спустя полтора месяца после этого инцидента, 1 декабря 1934 года, в Ленинграде убили руководителя местной парторганизации и секретаря ЦК ВКП(б) Сергея Кирова. Через несколько часов после этого было официально объявлено, что Киров стал жертвой заговорщиков – врагов народа. Вскоре арестовали лидеров левой оппозиции Льва Каменева и Григория Зиновьева. Им предъявили обвинение в организации "московского центра", а затем началась подготовка открытого судебного процесса.
В июле 1936 года по всей стране членам бюро обкомов, горкомов и райкомов рассылается закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 г. "О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока", в котором утверждалось, что троцкисты и зиновьевцы, разочаровавшись в попытках победить в открытой борьбе, создали тайный блок и встали на путь террористической деятельности.
С 19 по 24 августа 1936 года проходил так называемый "Первый московский процесс" (официальное название – процесс "Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра"). На скамье подсудимых – 16 видных большевиков, в прошлом имеющих отношение к левому крылу ВКП(б). Все были признаны виновными, приговорены к высшей мере наказания и расстреляны на следующий день.
Сенсацией того суда был перечень якобы намеченных "центром" жертв террористических актов. В нем, помимо Сталина, значились четверо из 10 членов Политбюро и двое кандидатов: Ворошилов, Каганович, Орджоникидзе, Жданов, Косиор, Постышев. Молотова в том списке не было. В то время он был в опале. Советские газеты на какое-то время даже перестали публиковать о нем информацию.
Советский "невозвращенец", разведчик-нелегал, генерал ОГПУ–НКВД Александр Орлов в своей книге "Тайная история сталинских преступлений" писал, что указание вычеркнуть имя Молотова из материалов будущего процесса было воспринято следователями как событие чрезвычайной важности: "В НКВД шли упорные слухи, что Сталина рассердили попытки Молотова отговорить его устраивать позорное судилище над старыми большевиками, и руководство НКВД со дня на день ожидало распоряжения на арест Молотова".
– И письмо ЦК ВКП(б) о террористической деятельности троцкистов, и "суд шестнадцати", в регионах приняли как прямой приказ к действию. В Новосибирске еще 17 апреля 1936 г. был арестован видный троцкист Николай Муралов, занимавший пост начальника отдела снабжения в тресте Кузбассстрой. Его заставили подписать нужные показания. Но в дело вмешался начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю Василий Каруцкий, который обвинил своих сотрудников в фальсификации доказательств. Каруцкий занимал должность начальника в течение года, занимая позицию полного отрицания возможности существования каких-либо контрреволюционных организаций в Сибири.
В то же время при нем было возбуждено несколько уголовных дел за фальсификацию в отношении сотрудников НКВД. Такой подход Каруцкого наверху много кого не устраивал, и его быстро убрали, отправив в Москву, но с понижением. В июле 1936 года его место занимает старший майор ГБ Владимир Курский, который входил в ближайшее окружение Николая Ежова. Курский потребовал в кратчайшие сроки раскрыть крупную организацию троцкистов, во главе которой бы стоял Муралов. Его прошлое идеально вписывалось в образ "врага народа" и террориста: в свое время он участвовал в освобождении политзаключённых из Бутырской тюрьмы и протестных акциях. То есть лучше кандидата на эту роль найти было сложно, – комментирует кемеровский историк Дмитрий Нестеренко (имя изменено в целях безопасности собеседника Сибирь.Реалии).
Вскоре последовали громкие задержания – арестовали начальника строительства Новосибирского завода горного оборудования Михаила Богуславского, управляющего крупнейшим в стране Анжеро-Судженским угольным рудником Алексея Шестова, начальника Локомотивстроя Вильгельма Карлсберга, начальника Красноярской железной дороги Ария Мирского, главного инженера треста "Кузбассуголь" Михаила Строилова.
Особенно много арестов было на кемеровском Комбинатстрое. Там арестовали не только управляющего Якова Дробниса, но и всех его близких и даже шапочных знакомых. Следователи готовились к показательному суду регионального значения, но в этот момент в Кемерове на шахте "Центральная" произошла трагедия. В результате взрыва метана погибли 10 человек, еще 14 рабочих получили тяжелые ранения.
– Авария на шахте "Центральная" изменила направление следствия, появился новый сценарий судебного процесса. Из-за разгильдяйства, халатности, нарушения норм безопасности ради выполнения плана практически повсеместно происходили несчастные случаи. На шахтах Кузбасса в результате взрывов метана, а также из-за некачественных материалов (например, для укрепления в забоях использовали прогнивший лес) в 1935 году погибло 167 рабочих, на следующий год – еще 162 человека. На томской железной дороге из-за неисправности пути ежедневно происходило до 10 крушений поездов. И так было абсолютно на любом промышленном объекте. И вот эти несчастные случаи теперь решили предъявить как примеры террористической деятельности, – рассказывает Дмитрий Нестеренко.
Девять человек – инженерно-технические работники угольной промышленности – обвинялись в том, что участвовали в контрреволюционной организации, которая занималась подрывной и диверсионной работой и была связана с разведывательными службами Германии. В том числе они якобы специально подстроили взрыв метана в забое. Всех приговорили к смертной казни, но троих в последствии помиловали и дали 10 лет тюрьмы.
Приговор вызвал возмущение за рубежом. Например, второй секретарь французской национальной федерации горняков Клебер Леге написал 25 февраля 1937 года: "Я шахтер, превосходно знающий все трудности работы в шахтах, где я проработал больше 30 лет; из них я 12 лет был делегатом по безопасности рабочих в одной из наиболее отравленных газами шахт Франции.
Технически невозможно держать шахту в состоянии постоянной готовности к взрыву путем накопления взрывчатого газа. Их экспертиза о "вредительстве" на шахтах, на железных дорогах и в промышленности составит неотемлемую часть общей оценки сталинских судебных преступлений".
"Кемеровский процесс позволил его организаторам решить три важные политические задачи: во первых, судебной процедурой он подтвердил распространяемый Сталиным миф о существовании в стране широко разветвленной тайной троцкистской организации, которая пытается вести вербовочную работу среди рядовых граждан; во-вторых, он впервые представил общественному мнению образ троцкистов как людей, состоящих на службе враждебных иностранных разведок и действующих против национальных интересов; в-третьих, из уст самих обвиняемых общество получило конкретные "доказательства" того, что троцкисты из идейного течения окончательно превратились в террористическую организацию, способную даже на то, чтобы убивать рабочих и подрывать техническую мощь страны, – пишет в книге "Сталинский террор в Сибири. 1928–1941" историк Сергей Папков. – Совокупный морально-политический и психологический результат, полученный от Кемеровского процесса, создавал необходимую почву для начала широкой операции против "врагов партии" на всех участках общественной жизни".
В Москве же в конце 1936 года шла подготовка ко второму показательному процессу. Дробнис, Шестов, Строилов как раз стали фигурантами этого нового дела. К ним добавили Богуславского и Муралова.
"Убивает краденным динамитом детей"
"Для придания делу солидности и оснастки его конкретными фактами преступной деятельности были использованы отдельные случаи неполадок и аварий в промышленности и на железнодорожном транспорте, которые преднамеренно квалифицировались как вредительство и диверсионные акты, якобы совершенные обвиняемыми.
Об искусственном создании дела говорит и тот факт, что лишь к самому началу судебного процесса был определен состав обвиняемых.
Все варианты обвинительного заключения посылались лично Сталину и не раз переделывались по его указаниям", – рассказывает в своей книге "История сыска в России" историк Петр Кошель.
Вышедшее 29 сентября 1936 года постановление Политбюро ЦК ВКП(б) предлагало рассматривать троцкистов как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей. Поэтому большинству обвиняемых добавили и эти статьи.
"Этот Шестов, кстати сказать, является bonne a tout faire (мастер на все руки – С.Р.) Вышинского. Одной его "активности" хватило бы на несколько десятков подсудимых. Шестов встречается с Седовым, перевозит письма в СССР, расшифровывает их; организует "покушение" на Молотова; убивает при помощи грузовика инженера Бояришнева; взрывает шахты в Прокопьевске; убивает краденным динамитом детей; ворует деньги в банке; вербует сторонников исключительно методами шантажа; для разнообразия он также занимается шпионажем и пр., и пр", – писали в "Бюллетене оппозиции" (большевиков-ленинцев), который издавался в Европе под редакцией Льва Троцкого.
Для масштабности работы организации в деле не хватало покушений на членов партии. Вот тогда-то и вспомнили инцидент с машиной Молотова, угодившей правыми колесами в канаву два года назад.
"Мы неожиданно узнали, что троцкисты устроили покушение на Молотова, – писали в "Бюллетене оппозиции" (большевиков-ленинцев). – Наконец-то и Молотов удостоился великой чести: получил свое покушение. Он был, как известно, обойден на процессе Зиновьева. В списках вождей, на которых "террористы" якобы готовили покушения, Молотов не значился. "Бюллетень", отметив в свое время это странное обстоятельство, высказал предположение: уж не готовил ли Сталин издалека проработку Молотова, не включая его в вышеупомянутый список? Теперь Молотов реабилитирован: его тоже хотели убить троцкисты.
История этого "покушения" такова. Проживавший в Москве Пятаков поручил убийство Молотова, находящегося также в Москве, Шестову, живущему в Сибири. На тот случай, видите ли, если Молотов случайно туда приедет. Несколько сложно, но допустим. Шестов поручает организацию убийства некоему Черепухину (Петр Черепухин был управляющим Прокопьевским рудоуправлением треста "Кузбассуголь" – С.Р.), имя которого неоднократно упоминается на процессе, но которого почему-то нет на скамье подсудимых.
Убийство должен был совершить подсудимый Арнольд. Он вооружается не револьвером, а... автомобилем. Шофер Арнольд должен опрокинуть автомобиль с Молотовым в пропасть и погибнуть со своей жертвой. Способ, не лишенный романтики, но надо признать, что проще было бы действовать при помощи револьвера. Недаром "из-за недостаточной скорости машина перевернулась, но катастрофа не удалась". Это не мешает прокурору заявить, что "только высокая бдительность чекистов помешала осуществлению этого покушения". То есть как так? Либо недостаток скорости, либо бдительность…"Дело" происходило в 1934 году. Между тем на Московском процессе в августе 1936 года о покушении на Молотова, как мы указывали, ничего не сообщалось. "Бдительное" ГПУ, помешавшее осуществлению этого покушения в 1934 году, ничего не знало о нем в августе 1936 года! Не подлежит, следовательно, сомнению, что "покушение" на Молотова принадлежит к числу новейших изобретений, уже после процесса Зиновьева".
За покушение на Молотова Арнольд попал в список обвиняемых Второго Московского процесса. Вместе с ними в него включили первого заместителя народного комиссара тяжёлой промышленности СССР Георгия Пятакова (его жена Людмила Дитятева была активной участницей троцкистской оппозиции); журналиста газеты "Правда" и политического деятеля Карла Радека когда-то активного сторонника Троцкого, который в 1930 году заявил о "идейном и организационном разрыве с троцкизмом"; первого заместителя начальника Центрального управления шоссейных дорог и автомобильного транспорта при СНК СССР Леонида Серебрякова; первого заместителя наркома лесной промышленности СССР Григория Сокольникова; начальника Главного управления химической промышленности Наркомата тяжёлой промышленности СССР Станислава Ратайчака; заместителя начальника Свердловской железной дороги Иосифа Турока; заместителя главного инженера Главхимпрома Наркомата тяжёлой промышленности Гавриила Пушина; заместителя начальника Центра управления движением НКПС Ивана Князева; экономиста производственно–технического отдела Главхимпрома Наркомата тяжёлой промышленности СССР Ивана Граше; заместителя наркома путей сообщения СССР Якова Лившица.
Всего было 17 обвиняемых. Им вменяли вредительскую и диверсионную деятельность в химической, угольной промышленности и на железнодорожном транспорте. Среди преступлений, которые фигурировали в деле – создание вредных и опасных для жизни рабочих условий труда, порча железнодорожного пути и подвижного состава, а также организация взрывов, крушений и другий диверсий.
Кроме того, Ратайчак, Пушин, Граше, Шестов, Стройлов, Лившиц, Князев и Турок якобы занимались еще шпионажем в пользу Германии и Японии.
– Это был политический спектакль, но актерский состав периодически менялся и согласовывался самим Сталиным. Естественно, ни о какой доказательной базе речи не было. Зарубежные журналисты, которые освещали Второй Московский процесс, обращали внимание, что обвиняемые признавались во всем, при этом говорили исключительно штампами из советской печати, периодически их показания противоречили друг другу, но все это пропускалось мимо ушей, они даже не пытались защищаться. Уже в 1960-е прокуроры, которые участвовали в том процессе, признавались, что допрос на суде был формальный, – комментирует Дмитрий Нестеренко.
"Я разочарован и продолжать жизнь здесь, в Сибири, я не могу"
Арнольду следователь предложил роль на выбор: "Мы располагаем достаточным материалом, чтобы обвинить вас в шпионаже, но сейчас мы тебя обвиняем как участника террористической организации и других показаний не требуем, выбирай, кем хочешь быть, или шпионом или террористом".
Арнольд выбрал второй вариант. На суде он рассказывал фантастическую историю своей жизни. Родившись в Санкт-Петербурге в 1894 году в семье Ефимовой и Ивановой, в школе он носил фамилию крестного Васильев, а к 25 годам он успел поработать в различных странах Европы (Швеция, Норвегия, Великобритания и прочие), Аргентине, Японии, США. У него были документы как минимум на 4 имени и фамилии: в разное время он был Валентином Васильевым, Карлом Раском, Аймо Кюльпененом, Валентином Арнольдом.
Работал на мебельной фабрике, ходил на различных судах в качестве юнги и других рабочих, участвовал в Первой мировой войне, попал в США, где был завербован в американскую армию. В 1921 году начала действовать автономная индустриальная колония "Кузбасс" – сообщество идейных иностранных рабочих и инженеров, которым советское правительство передало в управление Кемеровский рудник, строящийся химзавод и 10 тыс. га земельных угодий.
В американской прессе об этом много писали: "Требуются первопроходцы для Сибири!.. Для промышленного строительства… для поддержки русской революции и для демонстрации миру того, что могут сделать свободные трудящиеся, когда их таланту не препятствует система прибыли и когда они сами являются собственниками и единственными владельцами продуктов своего труда" (цитируется по книге Иваняна Э. А. "Энциклопедия российско-американских отношений. XVIII–XX века)".
В 1923 году бывший американский солдат Валентин Арнольд отправился на родину. Вот как он рассказывал об этом на суде генеральному прокурору Вышинскому:
Вышинский: Сколько лет вы пробыли в армии?
Арнольд: С 1920 по 1923 год. Дальше я поехал в Лос-Анжелес, в Калифорнию. Потом познакомился там с русскими товарищами, которые состояли в обществе технической помощи Советской России, в котором я принял участие, и решил поехать в Россию.
Вышинский: Решили, значит, тоже оказывать техническую помощь Советской России?
Арнольд: Да.
Вышинский: Как же вы ее оказывали?
Арнольд: Я приехал в Кемерово.
Вышинский: А вы не были членом масонской ложи?
Арнольд: Был.
Вышинский: Как вы попали в масонскую ложу?
Арнольд: А это когда я был в Америке, я подал заявление и поступил в масонскую ложу.
Вышинский: Почему в масонскую ложу, а не в какую-нибудь другую?
Арнольд: Пробивался в высшие слои общества. (Общий смех в зале.)
Вышинский: Вы попали в общество технической помощи Советской России, уже будучи масоном? Не помогла ли вам масонская ложа проникнуть в это общество?
Арнольд: Нет.
Вышинский: А когда вы поступили в это общество, вы сказала, что вы масон?
Арнольд: Нет, я держал это в секрете.
Вышинский: Вы вступили в ВКП(б), когда прибыли из Америки?
Арнольд: Я вступил в партию в 1923 году.
Вышинский: И в это время вы оставались масоном?
Арнольд: Да, но я никому об этом не говорил.
Как только предприятия начали работать стабильно, советское руководство договор с АИК расторгло, фактически создав все условия, чтобы иностранцы бежали из СССР. Тогда Валентин Арнольд написал письмо Сталину:
"Имея техническое образование по авто-технике, а также обширное знакомство с авиационным мотором, в то время когда здесь, в СССР, ощущается недостаток квалифицированной силы, меня вновь оторвали от производства и назначили по распоряжению Правления Треста – работать при правлении в качестве уполномоченного по складам и экспедиции, или убирайся и бери расчет. Такие выходки я встречал уже не первый раз и раньше хотел уехать, но партийные органы не давали мне разрешения на выезд. В настоящее время я решил обратиться в центральные органы и выяснить и решить вопрос, касающийся нас, колонистов, – в последний раз. Моему терпению настал конец, и после всего пережитого, что я не описываю, т. к. это слишком длинная история, но я принял следующие меры: в одно и то же время посылаю письмо также Американскому консульству, в котором я прошу разрешения на въезд в С. Ш. Америки для моего семейства, т. к. я женился здесь и имею сына, которому около 2-х лет.
Я американский подданный и приехал в СССР лишь только потому, что я сам рабочий и работаю своим трудом с 11 лет, сочувствую и предан рабочему классу. Работая в Америке, я зарабатывал по 60–65 долларов в неделю, но, несмотря на это, я все-таки приехал в первую пролетарскую страну, но не для того, чтоб зарабатывать больше денег, а лишь только потому, что я люблю и симпатизирую пролетарской стране, но в настоящее время, видя все ненормальности, которые проявлены в сторону иностранных рабочих, я разочарован, и продолжать жизнь здесь, в Сибири, я не могу, а поэтому прошу Вашего содействия в следующем: дайте мне возможность работать там, где я могу работать, то, что я люблю работать, и не заставлять меня работать против своего желания, т. к. от такой работы пользы мало".
Высший совет народного хозяйства СССР с сопроводительной запиской: "Препровождая заявление тов. Арнольд В., Орграспред ЦК просит подработать вопрос о возможности использования тов-ща на производстве по специальности и о принятых мерах сообщить в ЦК. Не позднее 20/X". С тех пор Арнольд работал исключительно руководителем гаражей и автохозяйств.
Из допроса Арнольда на суде:
Вышинский: Когда вы с троцкистами сошлись?
Арнольд: В 1932 году.
Вышинский: С кем именно?
Арнольд: Когда я работал в Прокопьевске, управляющим был Шестов. Здесь я первый раз сошелся с троцкистами. …Первый террористический акт был в 1934 году, в начале года, вернее сказать, весной. Против Орджоникидзе. Заключался он в том, что мне конкретно Черепухин сообщил, что "завтра приезжает Орджоникидзе. Смотри, ты должен будешь выполнить террористический акт, не считаясь ни с чем"….На следующий день я подал машину, потому что я, как начальник гаража, как член партии, был вне всякого подозрения. Подал машину к поезду. В нее сели Орджоникидзе, Эйхе и Рухимович. Я повез их на немецкую колонию, а оттуда они просили меня поехать на Тырган, а когда мы въехали на гору, то меня попросили остановиться на горе, чтобы досмотреть на весь Прокопьевск. Потом остановились у комплексной шахты № 7–8–9. Черепухин меня предупредил, что там все готово: "там увидишь препятствие, и на этом препятствии совершишь аварию". И вот, когда я спускался с горы, я развил довольно большую скорость, километров 70–80 в час, и, примерно, за полтора километра увидел препятствие. Я сразу быстро подумал, что это как раз то место, где я должен сделать аварию. Не зная, какое это место, я не знал, что со мной случится… Поэтому я уменьшил скорость, быстро остановился, а потом свернул на мост налево, а должен был ехать прямо. Не смог этого сделать.
ФОТО Андрей Вышинский на суде
Вышинский: Не смогли, не решились? Это наше счастье. Второй случай?
Арнольд: Ко мне утром приезжает в контору Черепухин и говорит: "Сегодня будет Молотов. Смотри, опять не прозевай"…Я подал машину к экспедиции. Место, в каком я должен был сделать аварию, я знаю хорошо: это – около подъема из шахты № 3. Там имеется закругление, на этом закруглении имеется не ров, как назвал Шестов, а то, что мы называем откосом – край дороги, который имеет 8–10 метров глубины, падение примерно до 90°. Когда я подал машину к поезду, в машину сели Молотов, секретарь райкома партии Курганов и председатель краевого исполнительного комитета Грядинский… Мне сказали, чтобы я ехал на рабочий поселок по Комсомольской улице. Я поехал. Когда я стал только выезжать с проселочной дороги на шоссейную, внезапно навстречу мне летит машина. Тут думать мне было некогда, я должен был совершить террористический акт. Смотрю, вторая машина летит мне навстречу. Я тогда понял, что Черепухин, значит, мне не поверил – послал вторую машину. Я думать долго не успел. Но я испугался. Я успел повернуть в сторону, в ров" (из стенограммы Процесса антисоветского троцкистского центра, вечернее заседание 266 января 1937 года).
– Сложно сказать, что из озвученного правда, а что было придумано, чтобы произвести впечатление на общественность. Нужно же показать, каких преступников удалось разоблачить НКВД. Однозначно, что про покушение на Молотова – это был самооговор. Вопрос только – были ли выбиты эти показания пытками или это было очередное задание Арнольда. В документах КГБ 1956 года упоминалось, что Арнольд состоял на связи у начальника Прокопьевского отдела НКВД Ивана Овчинникова. Нужно принимать во внимание и то, что с мая 1926 по декабрь 1927 года управляющим делами Автономной индустриальной колонии "Кузбасс" был нелегал Яков Голос, легенда советской внешней разведки. В Кузбасс его направил сам Сталин. И он явно по работе общался с Арнольдом. Еще одна деталь: оба, согласно озвученным биографиям, жили в Калифорнии, оба состояли в Коммунистической партии США. И еще один интересный факт: у большинства подсудимых "Второго московского процесса" не было защитников, а у Арнольда – был (адвокаты также были у Князева и Пушина. – Прим. СР), – комментирует Дмитрий Нестеренко.
"Процесс по делу проходил под личным руководством и контролем Сталина"
Согласно справке КПК при ЦК КПСС от 1989 года, состав обвиняемых Второго Московского процесса определился лишь к самому началу судебного процесса. Существовало три варианта обвинительного заключения. В первом суду предавалось 16 человек, в том числе Семен Членов, главный юрисконсульт при наркоме внешней торговли СССР. Но отсутствовали заместитель наркома путей сообщения СССР Яков Лившиц и заместитель начальника Свердловской железной дороги Иосиф Турок, которым в итоге пришлось сесть на скамью подсудимых. Лившиц появился во втором обвинительном заключении, Турок – лишь в третьем, окончательном, где почему-то не нашлось места для Членова.
В личном архиве Вышинского обнаружены записи, сделанные им в ходе беседы со Сталиным в связи с подготовкой ко Второму Московскому процессу. Записи показывают, что, касаясь порядка допроса обвиняемых Турока и Князева, Сталин указывал: "Не давать говорить много о крушениях. Цыкнуть. Сколько устроили крушений, не давать много болтать". Сохранилась также схема обвинительной речи Вышинского, в которую лично Сталиным внесены исправления и дополнения, содержащие политические установки и оценки. Например, после "преступной антисоветской" (деятельности) он вписывает существенный довесок: "шпионско-диверсионной и террористической", добавляя также "подрыв военной мощи СССР".
"В нарушение установленного законом порядка 28 января 1937 года, то есть за два дня до завершения судебного процесса, председателем военной коллегии Верховного Суда СССР Ульрихом на имя Ежова в ЦК ВКП(б) был представлен вариант приговора по данному делу. Этот текст отличается от приговора, вынесенного в суде, лишь тем, что для всех подсудимых в нем предусматривалась высшая мера наказания – расстрел (в итоге суд четверых приговорил к тюрьме. – Прим. СР). Все это показывает, что предварительное следствие, подготовка к суду и сам судебный процесс по делу так называемого "Параллельного антисоветского троцкистского центра" проходили под личным руководством и контролем Сталина, его доверенных лиц. Для политической расправы с неугодными людьми Сталину было недостаточно простой фальсификации обвинений. Важно было, чтобы в эти обвинения безоговорочно поверили советский народ и мировая общественность. Этой цели и служили открытые процессы, на которых обвиняемые должны были признаться в самых чудовищных преступлениях против партии и страны", – пишет в своей книге "История сыска в России" историк Петр Кошель.
В итоге 13 человек, приговоренных к смертной казни, были расстреляны.
Радека, Сокольникова и Арнольда приговорили к 10 годам, а Строилова – к 8 годам тюремного заключения. Уже находясь в тюрьме, Арнольд утверждал, что процесс был аполитической комедией, никакого участия в подготовке покушения против Молотова он не принимал и вообще все это дело – мыльный пузырь: "После моего ареста в Анжерке 6.XI 1936 года во время следствия в Новосибирске следователем мне было заявлено: "Нам известно, что вы из себя представляете, и мы располагаем достаточным материалом, чтобы обвинить вас в шпионаже, но сейчас мы тебя обвиняем как участника террористической организации и других показаний не требуем, выбирай, кем хочешь быть: или шпионом, или террористом?" На поставленный передо мной вопрос я ответил, что являюсь участником террористической организации и обязуюсь давать показания".
Те, кто избежал смертной казни, ненадолго пережили остальных. В мае 1939 года Радек и Сокольников по приказу наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии и его заместителя Богдана Кобулова были убиты в Верхнеуральском политизоляторе Челябинской области.
Строилов и Арнольд были расстреляны в сентябре 1941 года в числе группы других заключенных Орловской тюрьмы по заочному приговору. За месяц до того, как Орел взяли немцы, пришел приказ о ликвидации 170 заключенных. В Книге памяти жертв политических репрессий на Орловщине есть и Валентин Арнольд. По данным историков, этих заключенных заводили в особую комнату тюрьмы, где затыкали рот кляпом. А перед расстрелом спецкоманда выкопала в Медведевском лесу деревья с корнями. После казни деревья посадили назад. В течение месяца сотрудники тюрьмы неоднократно под видом грибников ходили на место расстрела для проверки "состояния места захоронения".
"Сталинский план заключался в том, чтобы начавшееся расследование обстоятельств гибели секретаря Ленинградского обкома направить на доказательство существования широкой подпольной террористической организации зиновьевцев, готовившей покушения на руководителей страны. Устраняя одну за другой группы троцкистов и тех, кто имел с ними какие-либо связи, Сталин и его сторонники приближались к главной политической цели – уничтожению вожаков оппозиции через процедуру позорных и унизительных саморазоблачений и раскаяний на показательных процессах", – пишет в своей книге "Сталинский террор в Сибири. 1928–1941" Сергей Папков.
На XXII съезде КПСС в октябре 1961 года Николай Шверник приводил инцидент с машиной как пример "крайнего цинизма Молотова": "Этот эпизод впоследствии послужил основанием версии о "покушении" на жизнь Молотова, и группа ни в чем не повинных людей была за это осуждена. Кому, как не Молотову, было известно, что на самом деле никакого покушения не было, но он не сказал ни слова в защиту невинных людей".
Мы не разглашаем имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
