"Надеюсь, что на Сибирь не будут падать бомбы". Философ Михаил Юданин о перспективах деколонизации России

В середине апреля завершилось обучение на первом потоке первого в России академического онлайн-курса по постколониальным исследованиям и деколонизации. В первом потоке приняли участие более 40 человек. Преподавателями и лекторами выступили не только сами авторы, но и активисты антиколониальных движений из Бурятии, Калмыкии, Удэге, Чечни, историк Сергій Громенко и культуролог Оксана Литвиненко из Украины, польский диссидент Петр Мицнер, искусствовед Константин Акинша, американский литературовед Эва Томпсон, а также эксперты по деколонизации России Александр Эткинд и Сергей Абашин. Записи более 20 лекций курса выложены в свободный доступ на YouTubе.

Один из авторов курса философ Михаил Юданин родился и вырос в Новосибирске, после окончания школы переехал в Израиль, сейчас живет в США. PhD (University of Georgia). Преподавал в ряде американских университетов. Сибирь.Реалии поговорили с ним о перспективах деколонизации России.

Гопник с монтировкой

В основе доктрины постколониализма лежит противопоставление угнетаемых стран и угнетателей и идея, что эту взаимную нездоровую зависимость (а еще знаменитый философ Ханна Арендт писала, что колониализм пагубно влияет не только на колонии, но и на метрополии) нужно преодолевать.

В своем самом безобидном виде колонии появились еще в Древней Греции, откуда по берегам Средиземного и Черного морей расселялись колонизаторы в поисках значительного количества сельскохозяйственных земель. В самой Греции с этим был дефицит. В Новое время страны Европы, воспользовавшись военным преимуществом, сформировали фактически новый тип колониализма, при котором люди из метрополии не переселяются в колонии, а организуют там колониальную администрацию и доминируют в колониях силой. С тех пор и вплоть до середины XX века колониализм как система распространился почти по всему миру – правда, были и яркие исключения от Японии до Таиланда и Эфиопии, которые становились колониями на незначительный промежуток времени.

– Михаил, основная претензия постколониализма – к несправедливости режима эксплуатации метрополиями своих приобретенных территорий. А разве это не объективно, что сильный побеждает слабого в конкуренции? Как в эволюции, как в бизнесе – ничего личного, как говорится.

– Если рассуждать в таких аналогиях, то колонизация – это не когда два бизнесмена конкурируют на рынке, а когда гопник встречает бизнесмена в подъезде, нападает на него с монтировкой и отбирает все деньги. Колонизация – это, прежде всего, использование преимущества силы. Но, больше того, на каком-то этапе колонизаторы начинают верить, что у них получилось поработить ту или иную страну в силу собственных исключительных качеств. Так появляется миф об иерархии мира и допущение, что вполне естественной является ситуация, когда те, у кого есть ружье, должны доминировать над теми, у кого есть лук и стрелы.

– Но нельзя ли объяснить все то же самое экономикой или архетипами человеческого сознания? Для чего изобретать сложную систему терминов вроде "постколониализма", "деколониализма" и многих других?

– Конечно, можно любой лес разбить на деревья и сказать, что никакого леса нет. В случае с колониализмом можно рассматривать его разные составляющие порознь. Но как совокупное явление колониализм действительно многое объясняет. Например, почему колониальная экономика идет рука об руку с расизмом.

Вот, скажем, на каком основании можно заставить Узбекистан выращивать исключительно хлопок, а не другие культуры? Эта идея присутствовала еще в Российской империи, но тогда она не была реализована за отсутствием необходимых административных рычагов давления на экономику. Зато Советский Союз воплотил эту идею в жизнь в "лучшем виде". В Москве решили, что в Узбекистане нужно выращивать хлопок, что им там лучше знать, что нужно этим людям, поэтому они будут это делать. В Москве никто не думал о разрушительных экологических последствиях, игнорировали экономические последствия. И естественно, там полагали, что узбеки просто не способны создать и поддерживать текстильное производство, поэтому хлопок мы будем вывозить в Беларусь. Словом, колониализм делает легитимным признание своего конкурента второсортным.

– СССР в доктрине постколониализма – тоже империя?

– Да, и Россия, и СССР – это совершенно типичные, неуникальные империи. И в это людям в самой России обычно очень сложно поверить. Поэтому они начинают придумывать самые разные аргументы в пользу уникальности. Например, что Россия – это сухопутная империя, а западные империи все были морскими. Однако Испания с удовольствием бы покорила соседнюю Францию, она пыталась эта сделать, просто ничего не получилось. А у России получилось [захватить соседние территории]. Не получилось бы – они бы поплыли покорять заморские народы. Как, например, переплыли через Берингов пролив и покорили Аляску. Классический колониальный проект, с массовыми убийствами местного населения, безжалостной эксплуатацией и прочим.

– Михаил, что бы вы могли сказать в ответ на тезис о том, что Россия не угнетала покоренные народы, а развивала их?

— Это банально неверно. Геноцид был спутником российского колониализма, начиная с Сибири. Хабаров, в честь которого назван город и где стоит ему огромный памятник, был просто энтузиастом геноцида. А был еще и культурный геноцид, не только физический. Например, уничтожение оригинального бурятского алфавита, на котором до русской колонизации были написаны сотни текстов, включая философские. Этот алфавит просто выбросили на свалку истории и заменили на кириллицу. В результате первому же поколению, которое изучало бурятский язык на кириллице в школе, очень легко продать идею, что до русских буряты были безграмотными. Потому что эти странные старинные закорючки все равно никто не может прочесть. 1 сентября 1971 года в Бурятии дети пришли в школу, а там преподавание уже на русском. И первоклассникам, многие из которых на русском не говорили, пришлось его на ходу изучать. И статус языка, его роль в жизни людей мгновенно изменились.

– На это вам возразят: а как же политика коренизации? В СССР фактически были сконструированы национальные элиты будущих независимых республик. Строились разные национальные театры, библиотеки и прочее. Разве это угнетение?

– Реальная "коренизация" была довольно ситуативной политикой советского правительства для привлечения на свою сторону национальных элит. Здесь нужно вспомнить, что, помимо прочего, Гражданская война в России была войной за возвращение колоний, которые в 1917–1918 годах отделились от России (от Бурятии до Финляндии, от Украины до Центральной Азии). Чтобы как-то привлечь на свою сторону национальную интеллигенцию, Москва предложила идею, что СССР будет союзом государств. Им сказали: вам запрещали говорить на украинском языке, а мы вам разрешим. И это привлекло на их сторону много людей. А потом все это довольно быстро уничтожили. В той же Украине еще в конце 1920-х годов деятелей украинского возрождения стали арестовывать, а потом очень многих расстреляли. На этом ренессанс украинской культуры в СССР закончился. К концу СССР в Украине школ с преподаванием на русском языке было больше, чем с преподаванием на украинском. А один из последних секретарей ЦК Компартии Украины Владимир Щербицкий говорил, что украинский национализм – один из главных врагов Украины. И принципиально разговаривал на русском языке, давая понять, каков стандарт. Это ответ на вопрос о реальной глубине "коренизации".

Двойное угнетение

Согласно доктрине постколониализма, после осознания своего колониального статуса в угнетаемой стране должен наступить новый этап – деколонизация, то есть преодоление колониального режима. При этом деколонизацию должна сопровождать деколониальность – такой тип мышления, в котором нет иерархии, и население бывших колоний ощущает себя на равных с населением метрополии (так называемая "деколонизация в головах"). И вот это – самое сложное, потому что одно дело – провести границы и зачитать в парламенте декларацию о независимости, а другое дело – убедить население, что жить в Алжире или Кыргызстане ничуть не зазорнее, чем в Париже или Москве.

Если этого не произойдет, то наступит неоколониализм – это такое состояние, когда бывшая колония формально независимая, а на деле – отправляет все ресурсы в бывшую метрополию и имеет сомнительный режим, который поддерживается вооруженными силами все той же метрополии (как в Центральноафриканской республике, где добывали алмазы и уран для Франции и где пожизненный президент-людоед Бокасса объявил себя императором и на деньги французских налогоплательщиков провел пышную церемонию коронации, разорившую страну).

В деле деколонизации на постсоветском пространстве, кроме мировых проблем, есть и своя специфика – часто совершенно искусственные границы, заложившие мину замедленного действия под отношения новых независимых государств, национальные республики внутри России, где за редким исключением русские – это большинство населения, и главное – та самая деколонизация в головах, в которую при 87% голосовавших за Путина (и при 100% на сотнях участков по всей стране) не очень то верится. Особенно на фоне совершенно колониальной по своему характеру войны в Украине, где цели восстановления империи Россия при молчаливой поддержке своего населения не очень-то и скрывает.

– На постосоветском пространстве на фоне распада СССР прошла реальная деколонизация?

– Нет, к сожалению, не прошла. Конечно, есть Польша и Финляндия, страны Балтии, где вряд ли доминирует колониальное мышление. Но есть и множество бывших советских республик, которые все еще живут в экономической, а главное – ментальной зависимости от России. Наконец, главное место, где деколонизация не прошла – это сама Российская Федерация. Достаточно привести пример Чечни, которую возвращали в лоно метрополии огнем и мечом, а затем насадили колониальный режим коллаборационистов, который издевается над чеченцами.

– В России, кажется, нужно еще разобраться, кого друг от друга отделять и деколонизировать. Нижний Новгород или, скажем, Новосибирск – это колонии или нет?

– В России был и остается четкий колониальный центр – это Москва. А далее можно дискутировать. Например, мне трудно увидеть Рязань или Нижний Новгород как колонии России. При этом мне трудно увидеть Якутию или Чечню, Бурятию или Новосибирск как метрополию. Но об этом нужно спрашивать у жителей Рязани и Нижнего Новгорода. Один из ярких признаков колониализма – это когда мы в Москве или в Лондоне сидим и решаем, колонии они или нет, ничего не спрашивая у населения этих мест.

– На каком основании Якутию можно считать колонией, а ту же Рязань – нет, если население и там и там очевидно испытывает одни и те же трудности во взаимоотношениях с Москвой?

– Хотя бы на том основании, что в любой империи для подчиненных народов существует двойное угнетение. Да, рабочего в Англии угнетали, но рабочий в Бомбее подвергался угнетению вдвойне. Он не мог просто встать и переехать в Англию, не мог общаться с начальством на родном языке, не мог получить место для своих детей в школе и так далее. То же и с угнетенными народами в Российской империи и СССР. Мы в рамках нашего курса специально устроили раздел "Ничего о нас без нас", чтобы все смогли услышать голос угнетенного, прямую речь. И опыт жизни в СССР и России бурятов или удэге, например, наглядно демонстрирует эту разницу. Один из ярчайших и самых трагических примеров разницы в угнетении русских и других народов – это, конечно, Голодомор. Неурожай, как известно, был в разных районах СССР, но только в Украине и Казахстане власти спровоцировали массовый голод путем тотального изъятия зерна у крестьян.

Согласитесь, что никто не будет испытывать ядерное оружие в Тверской области, верно? Его будут испытывать в Казахстане и на Новой Земле. Так же как Франция испытывала его в Алжире и в Полинезии, а не на Лазурном берегу. Это ответ на вопрос, где колония, а где метрополия.

– А есть ли гарантии, что на смену "режиму Кремля" в той же Бурятии или Якутии не придет какой-то местный "туркменбаши", который переименует названия месяцев в честь себя и установит новый культ личности?

– Конечно, Туркменистан – это яркий пример, но в той же Центральной Азии есть и Казахстан, где, конечно, не идеал западной демократии, но и далеко не "туркменбаши". А есть и пример Монголии, которая является замечательным демократическим государством, где государство на законодательном уровне перераспределяет часть денег от добычи природных ресурсов (прежде всего, угля) между гражданами страны. Это и не "туркменбаши", и далеко не современная Россия. Однако главное – и я не устаю это повторять – спрашивать о том, как жить Туркмении и Казахстану, нужно у жителей Туркмении и Казахстана. Им решать. Понять это – главный шаг в сторону деколонизации сознания.

– А что делать в таком случае русским, которых большинство в целом ряде регионов? В том же Северном Казахстане была одна метрополия – Москва, а стала другая – Астана с обязательным изучением казахского языка и памятниками Абаю вместо памятников Пушкину. Чем одно лучше другого?

– Здесь нужно вспомнить, что Северный Казахстан – это вообще-то исторические земли казахов, где был Средний жуз, который Россия колонизировала. Казахстан сегодня – это независимая страна. Так почему же русскоязычных жителей Северного Казахстана унижает то, что они должны учить казахский язык? При этом казах, который живет в Российской Федерации, понимает, что он должен изучать русский, чтобы учиться в школе или устроиться на работу.

Империя и Сибирь

Если колониализм в Сибири – это типичный колониализм, то и антиколониальное движение нужно интерпретировать как типичное. Сибирское областничество – движение региональных интеллектуалов, которые с позиций деколониализма боролись, правда, не за отделение, а за распространение общих имперских правил на Сибирь, – действительно довольно типичное явление для своего времени. Как когда-то британские колонисты в США и Австралии разрабатывали идею собственного пути на разных континентах, так и в Сибири областники рассуждали об особой "сибирской идентичности". В конце 1917 года в Сибири даже провозгласили независимую республику, однако уже первое "Временное Сибирское правительство" заявило, что они никакие не сепаратисты, а верные сыны империи, которые до ее восстановления будут заниматься управлением в одном из регионов.

– Как вы объясняете, почему Сибирь во время революции не пошла по пути Украины или Финляндии и не стала добиваться полноценной независимости?

– Думаю, что дело в разных контекстах. В той же Бухаре прошло совсем немного времени с русского завоевания и была сильна историческая память о независимости. В Украине было куда более мощное, чем в Сибири, национальное движение, уходящее корнями в несколько сотен лет борьбы и теоретических разработок. В Сибири, напротив, был Колчак, который скептически относился к областничеству. Разные ситуации, разные регионы, разные люди.

– Сейчас, на ваш взгляд, еще остались какие-то основания для независимости Сибири? Скажем, по нашим исследованиям, у жителей Сибири сейчас нет никаких предпосылок для конструирования локальной идентичности.

– Наличие независимых от центра исторических нарративов не является обязательным условием для самостоятельности государства. Скажем, в Канаде независимость была обретена безо всяких особенных исторических нарративов, и там все еще в школе изучают историю Британии и Франции. Другое дело, что на каком-то этапе интересы Канады перестали совпадать с интересами Британии. Еще в 1914 году Канада была верным британским доминионом, который отправлял своих солдат на войну в Европу. А уже к концу ХХ века, когда началась война в Персидском заливе, Канада отказалась отправлять своих солдат в Ирак, заявив, что ей это совершенно не интересно. Это довольно быстрый по историческим меркам прогресс.

– А откуда у населения должна взяться идея, что их интересы и интересы метрополии не совпадают? Какая здесь отправная точка?

– Есть много разных вариантов. Например, есть вариант, когда проводятся референдумы, и люди начинают задумываться над этим вопросом – так было во многих французских колониях. Есть вариант Индии, где национальная интеллигенция фактически занималась пропагандой независимости и просвещением населения. Есть вариант, когда страна сама отказывается от колоний – так было в Португалии, где военные взбунтовались, отказавшись воевать в далеких, не известных им странах. Наконец, есть вариант Украины, когда деколонизация – это результат попытки имперского реванша. Многие на востоке Украины действительно долгое время думали, что они "почти Россия". Но когда российские бомбы стали сыпаться на Чернигов и Харьков, то к людям пришло очень болезненное понимание, что с Россией нужно расстаться.

– Но на Сибирь ведь не будут падать бомбы.

– Я очень на это надеюсь. Но, знаете, я помню, как в 1990 году я сидел у первого в Москве "Макдоналдса" и читал недавно появившуюся статью Фукуямы "Конец истории?". Читал и радовался: "холодная война" закончилась, империи разваливаются, сейчас все будет хорошо. Если бы мне кто-то в тот момент сказал, что Россия будет воевать с Украиной, я посчитал бы этого человека сумасшедшим конспирологом. И тем не менее настало 24 февраля 2022 года. Поэтому, к огромному сожалению, я бы не отметал самых сумасшедших вариантов. В современной России всякое может случиться.

– Хорошо, предположим, что договориться не удалось, метрополия продолжает тиранить колонию, и народ в Сибири созрел для деколонизации. Как вы себе представляете возможные сценарии?

– Конечно, если у власти в Москве будут находиться люди, которые готовы бомбить Омск, Томск и Новосибирск только для того, чтобы Сибирь не отделилась, то это будет непросто, если вообще возможно. Идеальный вариант – это когда созрело и в Сибири, и в Москве. Опять же – какой интерес у уроженца Рязани или Твери ударять по Сибири ядерным оружием? Для этого его нужно долго убеждать, что Сибирь – это враг, что там бандеровцы и нацисты.

– Памятник и могила областника Потанина в университетской роще Томского университета – чем не аргумент?

– Да, но для начала всем нужно будет рассказать, кто такой Потанин и почему он – враг русского народа. Это по меньшей мере небыстрый, хотя и возможный процесс.

– А внутри Сибири – вы и правда верите, что условной "Енисейской республике" и Бурятии удастся мирно и бескровно договориться о границах?

– Я не просто в это верю, есть масса исторических примеров, которые это подтверждают. Совершенно бескровно договорились о границах Чехия и Словакия. В Европе, на континенте, где были самые кровавые войны в истории, договорились о границах. Германия не имеет никаких вопросов о границе с Францией или Польшей. Нет никаких вопросов о границе между США и Канадой – двумя бывшими британскими колониями, и так далее.

– Разве это не примеры, где как раз очень много воевали ради того, чтобы установить границы?

– Я привожу эти примеры чтобы показать, что даже там, где были кровавые войны, о границе удавалось договориться. А между современными красноярцами и бурятами я что-то никаких кровавых войн не припомню – так почему они должны обязательно последовать примеру Азербайджана и Армении, а не Литвы и Латвии? Какие могут быть колоссальные противоречия между Енисейской республикой и Бурятией, которые станут препятствием для разграничения огромного региона?

Кроме того, я не понимаю, почему эта потенциальная граница должна обязательно быть непроницаемым кордоном. Граница в современном мире – это линия, где меняется флаг.

Если вы сегодня переезжаете границу Польши и Германии, то вы это заметите только по навигатору и дорожным указателям. Хотя еще недавно отношения между Польшей и Германией были такие, что не пожелаешь никому.

– Получается, что вы оптимист в этом вопросе.

– Был такой израильский писатель палестинского происхождения Эмиль Хабиби, который придумал термин "пессоптимист". Это человек, который по натуре своей оптимист, но из которого окружающая действительность сделала пессимиста. Я по натуре оптимист, но понимаю, что есть масса причин для пессимизма. Мой главный аргумент в пользу оптимизма: нет никакого рока истории, мир создают люди. Если у людей есть достаточный запас доброй воли, то все получится. А если над ними довлеют жуткие имперские предрассудки, которые навязывает телевизор, – конечно, ничего хорошего не выйдет. Но мы вольны вытащить себя за волосы из болота предрассудков, на то нам и дана свобода, – считает Михаил Юданин.

Редакция Сибирь.Реалии считает, что вопросы деколонизации особенно важны для жителей современной России, поэтому мы планируем продолжить дискуссию, чтобы представить разные точки зрения на проблему.

Что почитать по теме:

1. Эдвард Саид. "Ориентализм". Pantheon Books. 1978

2. Франц Фанон. Les damnes de la terre ("Проклятые земли"). RSL. Минск. 2012

3. Франц Фанон. Peau noire, masques blancs ("Черные кожи, белые маски")

4. Хоми К. Бхабха. "Местонахождение культуры". Журнал исследований восточноевропейского пограничья "Перекрестки". Минск. 2005

5. Дипеш Чакрабарти. "Провинциализируя Европу". Garage.М.2021

6. В.Тихонов. "Деколонизация" истории народов СССР в советской историографии (1920–1930)