Ожидаемый многими доклад Верховного комиссара ООН по правам человека Мишель Бачелет о ситуации в китайской провинции Синьцзян будет опубликован в августе. Об этом офис Бачелет сообщил "Голосу Америки". Верховный комиссар ООН побывала в Китае еще в мае, и после ее визита в СМИ появилась информация о том, что китайская сторона оказывает давление на Бачелет, дабы доклад об увиденным ею не был опубликован.
Поездка верховного комиссара ООН в Китай была связана, в частности, с многочисленными сообщениями о том, что сотни тысяч этнических мусульман Китая находятся в т. н. "лагерях перевоспитания" в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, которые фактически являются не чем иным, как концентрационными лагерями для инакомыслящих.
Многие страны мира и международные правохзащитные организации постоянно выражают крайнюю озабоченность правами этнических меньшинств в Китае, однако же, несмотря на многочисленные доказательства похищений людей, насильственной ассимиляции, пыток, использования рабского труда и стерилизации женщин, жестокие преследования уйгурского населения продолжаются.
Джухия Ильхам – уйгурская правозащитница, дочь известного во многих странах мира пекинского экономиста и писателя Ильхама Тохти, автор статей о межкультурных отношениях между уйгурами, ханьцами и другими этническими группами.
Джухии было 18 лет, когда в начале 2014 года она вместе с отцом должна была сесть в самолет, отправляющийся в США. Но китайские власти сняли Ильхама Тохти с рейса, а затем арестовали его. Несколько месяцев спустя он был осужден на пожизненное лишение свободы по обвинению в сепаратизме. Все свои международные награды: премию имени Вацлава Гавела и премию имени Сахарова Ильхам Тохти получил, находясь в заключении.
Корреспондент Сибирь.Реалии поговорил с Джухией Ильхам, живущей сейчас в США.
– Что вы знаете о своем отце на данный момент?
– Почти ничего. С 2017 года о нем нет никаких новостей, после того как родственникам запретили его посещать. Мы не знаем, где он, что с ним. Перевели его в другую тюрьму, в лагерь или на фабрику? Мой отец был арестован в январе 2014 года и осужден в сентябре того же года. Моей семье разрешили навещать его раз в три месяца, хотя, согласно законам Китая, политзаключенные имеют право на встречи с родными каждый месяц. Но даже этого права нас лишили в 2017 году. В последний раз, когда родственники его видели, он потерял около 20 килограммов. У него выпали почти все волосы. Глаза ввалились. Он выглядел усталым и измученным. Я знаю от людей, которые сидели в той же тюрьме, что моего отца содержали в одиночной камере, где установлен телевизор, который круглые сутки транслирует китайские пропагандистские передачи. Даже когда отец спит, телевизор всё равно включён на полную громкость.
– Ильхам Тохти был осужден китайским судом как "сепаратист". Что это значит? Он добивался создания независимого уйгурского государства?
– С 1990-х годов мой отец выступал за равные права для нашего народа. Ведь уйгуров всегда дискриминировали, независимо от уровня образования. Если вы уйгур, на работу вас вряд ли возьмут. Другое дело, если вы ханец, это титульная нация Китая. Также мой отец боролся за создание адекватной инфраструктуры в Синьцзян-Уйгурском регионе. Там и сейчас очень мало асфальтированных дорог, чаще всего грунтовые. На машине невозможно проехать. Людям приходится ездить на ослах, чтобы добраться до нужного места, например, в другой город, чтобы попасть к врачу.
Кроме того, мой отец обращался к китайским властям с требованием не забирать все ресурсы Синьцзян-Уйгурского региона. "Это огромная территория, одна шестая часть плодородных земель Китая, – писал он. – И это несправедливо, забирать природный газ, золото, уран, нефть, а взамен не давать ничего. Не строить больниц и школ, не прокладывать дорог". Понимаете, в Китае "центр" отнимает ресурсы уйгуров и отдает их в другие регионы страны. Рабочих мест нет. Больницы – для ханьцев. Школы – для ханьцев. В борьбе с этой несправедливостью и заключается "преступление" моего отца.
– Ваше детство прошло в Синьцзяне?
– К сожалению, я выросла не на родине. Мой уйгурский не очень хорош, потому что я выучила его, живя в Америке. А родилась и выросла я в Пекине, где провела более 18 лет. Во время летних каникул я приезжала к бабушке, в уйгурский город Артуш, где родился мой отец. Но в основном жила в Пекине.
– В Пекине у вас не было возможности учить уйгурский язык?
– Дома родители говорили по-уйгурски, но я училась в школе-интернате, где проводила всю неделю. Только в субботу я приезжала домой, а уже в воскресенье вечером мне снова нужно было возвращаться в школу. Поэтому в детстве у меня был кризис идентичности. В школе, да и вообще везде, окружающие меня люди (кроме моих родителей) были ханьцы. Я всегда чувствовала себя недостаточно уйгуркой и недостаточно китаянкой. У меня не было среды, где люди учили бы меня уйгурской культуре, у меня не было сообщества. Все в моей жизни, начиная от учителей, друзей, одноклассников, заканчивая разносчиком газет и молока, все, кого я видела каждый день, были ханьцы. Я часто задавалась вопросом: кто я? К какому народу принадлежу? Дома я проводила всего один день в неделю, и только там я могла приблизиться к своей культуре. Я не чувствовала, что принадлежу к китайскому сообществу, потому что я выгляжу иначе, несмотря на то что говорю на идеальном китайском. У меня вообще нет акцента, я говорю точно так же, как они. Но только потому, что я выгляжу иначе, люди относятся ко мне по-другому.
Представьте, что все ученики в вашей школе – азиаты, и среди них – один голубоглазый блондин. Все будут смотреть на него. То же самое было и со мной. Меня называли "синьцзянка”. Но я сама не чувствовала себя таковой, потому что выросла не в Синьцзяне и не говорила на уйгурском языке. Я всегда чувствовала себя как бы посередине, как будто застрявшей между мирами. Всякий раз, возвращаясь в родной город, я ловила на себе косые взгляды из-за моей одежды. Я одевалась очень по-пекински, знаете, юбка, короткие рукава. Родственники называли меня "пекинская девочка". Получается, что я не была своей ни в Синьцзяне, ни в Пекине.
– Как воспринимают уйгуров в Китае?
– По мнению многих китайцев, жители Синьцзяна чаще всего – воры. Это очень распространённый стереотип. Когда я училась в средней школе, у кого-то пропал кошелек. Учитель, стоя перед классом, сказал: "Тот, кто украл кошелёк, должен его вернуть". Все повернулись и посмотрели на меня. Хотя в те времена мой отец был не только профессором, но и бизнесменом, так что в финансовом плане наша семья жила неплохо. У меня не было никакой необходимости красть чей-то кошелек. Но поскольку в представлениях большинства уйгуры – это отсталые, безработные, малообеспеченные, необразованные люди, то все подумали, что наверняка это Джухия взяла чужой кошелёк. Если хотят сказать о нас что-то хорошее, то говорят, что уйгуры хорошо поют и танцуют. Я действительно умею петь и танцевать, потому что училась танцам с четырех лет. Но китайцы все равно говорили: "Ты так здорово танцуешь, потому что ты уйгурка". Не потому что я много занималась, нет, просто такой родилась. По их мнению, уйгуры от природы склонны танцевать и петь. Так же как китайцы – прирожденные математики и мастера кунг-фу (смеётся). Люди часто мыслят стереотипами, когда речь заходит о других народах.
– Получается, что уйгуры в Китае не могут стать гражданами "первого сорта", даже если получают хорошее образование и свободно говорят по-китайски?
– Такие, как я, "привилегированные" уйгуры, получившие китайское образование, расплачиваются тем, что теряют связь с родным языком. Что вы выберете: свой народ или личное будущее? У вас есть только два варианта, среднего пути нет. И мой отец выступал за то, чтобы открыть людям больше возможностей для образования, чтобы они могли свободно выбирать. Преследование уйгурского народа началось очень давно, и дискриминация началась очень давно, но ситуация критически обострилась после беспорядков 5 июля 2009 года.
– Джухия, чем вы занимаетесь в США?
– В первую очередь, я – координатор проекта по принудительному труду в Консорциуме по правам трудящихся. Мы собираем данные о нарушениях прав трудящихся по всему миру. Моя сфера деятельности – Китай. Результат нашей работы – недавно принятый в США “Закон о предотвращении принудительного труда уйгуров”, который запрещает ввозить в США товары, произведенные в провинции Синьцзян-Уйгурский автономный округ. Мы опрашиваем беженцев, и тех, кто выжил в лагерях, также мы опрашиваем членов семей нынешних заключенных. Мы собираем доказательства и ведем переговоры с брендами и компаниями, например, мы обращаемся к таким международным брендам, как Zara, Adidas, Target, Walmart, Nike, Urban Outfitters. Мы пытаемся заставить их принять на себя обязательства, которые не допускают соучастия западных компаний и брендов в принудительном труде.
Вы сочувствуете страданиям уйгурского народа, хотите добиться закрытия концентрационных лагерей? Остановить геноцид? Очень хорошо! Но как это можно сделать практически? Ответ заключается в том, что мы можем изменить свою стратегию потребления. Мы все тратим деньги. Это означает, что мы можем влиять на то, что мы не контролируем. Например, у нас нет контроля над китайским правительством, которое собирается поместить в лагеря еще миллион человек. Но у нас есть контроль над нашими кошельками. Поэтому мы можем ударить китайцев там, где им будет больно.
Китайское правительство больше всего заботится об экономике. Если они хотят нажиться на уйгурском народе, то мы в ответ добиваемся принятия закона о запрете импорта из этой провинции. 84% хлопка в Китае производится в уйгурском регионе, а это 22% мирового производства хлопка. 45% мирового производства поликремния, который является ключевым материалом для создания солнечных панелей, производится в Уйгурском регионе. И ПВХ (поливинилхлорид), из которого вы строите полы и стены ваших домов. Откуда эти материалы? Из Уйгурского региона. Когда все эти товары будут заблокированы на границе, это повлияет, хотя бы частично, на китайскую экономику. Просто посмотрите на данные. В прошлом году объем производства хлопка упал на 41%.
Наверное, это звучит скучно, но на самом деле я говорю о важных вещах. В последнее время многие люди вышли на свободу. Ещё недавно уйгурам не выдавали паспорта. А теперь они (китайские власти. – СР) потихоньку разрешают уйгурским студентам ездить на учебу за границу. Так что ситуация улучшается, в том числе, благодаря международному бойкоту китайских товаров, произведенных в Синьцзян-Уйгурском районе.
– Вы получаете угрозы от тех, кто не одобряет вашей диссидентской, с точки зрения китайского правительства, деятельности?
– На самом деле я не встречала китайцев, которые хотели бы наброситься на меня лично. В интернете многие пишут гадости, но в реальной жизни таких людей мне видеть не приходилось. Большинство китайских студентов, которых я знаю по Университету Индианы, говорят: "Нам очень жаль, что наше правительство так поступает (с уйгурами. – СР)". Они даже извиняются передо мной. Лично я ни разу не встречала китайца, который бы сказал: "Да, мое правительство сделало всё правильно". Но в интернете всегда находятся люди, которые нападают на меня, типа: "Да, мы убиваем всех мусульман бла-бла-бла". Может быть, им платит китайское правительство за то, что они нас терроризируют таким способом. А может быть, это вовсе не люди, а интернет-боты.
Кстати, многие молодые китайцы, живущие в США, даже не подозревают о том, что в их родной стране происходят ужасные вещи. Их не волнует политика, их ничего не волнует, кроме денег, которые они получают от своих родителей из Китая и тратят здесь. С другой стороны, у меня есть несколько знакомых китайских диссидентов, приехавших сюда давно, после бойни на Тяньаньмэнь в 1989 году. В то время они были студентами, а после того, как против них бросили танки, навсегда покинули Китай, и с тех пор они выступают против китайского правительства. Они поддерживают уйгуров и жителей Гонконга, они поддерживают тибетцев и другие сообщества внутри Китая, которые испытывают репрессии авторитарной власти.
– Надеетесь ли вы на то, что эта власть когда-нибудь станет менее авторитарной и ваш отец выйдет на свободу?
– Надежда всегда есть. Но пока это звучит нереалистично. От своих родственников в Китае я узнала, что отцу даже не разрешают вести личную переписку. Если я отправлю отцу письмо, он его не получит. Но также я знаю, что он хранит в камере мою фотографию. Это право власти ему оставили, - заявила в интервью корреспонденту сайта Сибирь.Реалии уйгуркский правозищитниц и общественный деятель Джухия Ильхам.
По данным неправительственной правозащитной организации Human Rights Watch, за жителями Уйгур-Синузяньской автономной области ведется постоянная слежка с помощью сотен тысяч камер с распознаванием лиц и GPS-трекеров. Контроль осуществляется также с помощью сбора ДНК, отпечатков пальцев, биометрии радужной оболочки глаза и данных о группе крови.
