5 августа в Новосибирске в Институте теоретической и прикладной механики (ИТПМ) СО РАН прошли обыски. Был допрошен, а следом арестован директор учреждения Александр Шиплюк. По словам источника в институте, арест проведен в рамках уголовного дела о государственной измене.
Сотрудники института и родные ученого считают, что обыски и арест связаны с уголовным делом главного научного сотрудника Института 75-летнего Анатолия Маслова, которого в июне поместили в московское СИЗО "Лефортово" по обвинению в государственной измене.
Ранее коллеги объявили о сборе подписей в поддержку Анатолия Маслова.
"В настоящее время преследование ученых, занимающихся авиационной наукой, носит в стране системный характер. Это уже приводит к небывалому оттоку научной молодежи из данного направления, а также снижению мотивации выполнения научных исследований", – пишут ученые. Действительно, за последний год в СИЗО по той же статье заключили минимум еще двоих ученых, Валерия Голубкина и Анатолия Губанова, чьи работы, как и у Шиплюка и Маслова, были посвящены авиатехнике на гиперзвуковых режимах.
"Системное преследование"
Александр Николаевич Шиплюк, член-корреспондент Российской академии наук, доктор физико-математических наук и, как сообщается на сайте института, крупный специалист в области высокоскоростной аэрогазодинамики и экспериментальных методов исследования газовых потоков. Он обучался специальности "аэрогидродинамика" на самолетостроительном факультете Новосибирского электротехнического института (теперь НГТУ), а после 32(!) года – с 1990-го и по настоящее время – проработал в Институте теоретической и прикладной механики имени С.А.Христиановича Сибирского отделения РАН, от стажера-исследователя до директора института (избран на должность в 2015 году).
Основным научным направлением исследований Шиплюка указано изучение волновых процессов, вызывающих переход ламинарного течения в турбулентное, и способов управления этими процессами при гиперзвуковых скоростях полета, c экспериментальной аэротермодинамикой гиперзвуковых летательных аппаратов с прямоточными воздушно-реактивными двигателями.
Шиплюк экспериментально открыл и обосновал новый метод стабилизации гиперзвуковых пограничных слоев с помощью покрытий с пористой микроструктурой, поглощающих ультразвук. За свои работы в области аэродинамики получил премию, а в последнее время он руководил лабораторией "Гиперзвуковых технологий", где прицельно исследовал фундаментальные и прикладные проблемы гиперзвукового полета.
Сын Александра Шиплюка Михаил отказался от подробных комментариев, сославшись на совет адвоката воздержаться от интервью до выяснения деталей обвинения. Хотя детали обвинения по 275-й, признаются родные Голубкина и Кудрявцева, им толком неизвестны спустя почти год с ареста.
"Отцу важно доказать, что он не изменник"
Именно на кафедре аэрогидродинамики Новосибирского государственного технического университета (НГТУ) работал заместителем и новосибирский ученый Анатолий Маслов. Его задержали месяцем ранее – утром 28 июня. И тоже по подозрению в госизмене. Советский районный суд Новосибирска постановил отправить 75-летнего профессора под стражу в СИЗО Москвы "Лефортово". 7 августа ученому исполнится 76 лет, свой день рождения он встретит в камере изолятора.
По сведениям Сибирь.Реалии, расследованием дела Маслова занимаются сотрудники ФСБ. Во время задержания, по словам сына ученого, доктора физико-математических наук Николая Маслова, ему стало плохо.
– Он позвонил мне 28 июня в 8:30 утра. Использовал право на телефонный звонок. Сказал, что в 7 утра его задержали, но о причинах задержания говорить не имеет права. [Из дома в Академгородке] его увезли на допрос. Там ему стало плохо, позвали врача, он пришел в себя, – рассказывает сын Анатолия Маслова Николай. – У него были некоторые неоконченные дела, и он хотел, чтобы я их завершил. Затем позвонил адвокат по назначению, он хотел передать личные вещи. Мы договорились, что встретимся у Советского районного суда, незадолго до того, как привезли отца. Адвокат сказал, что его обвиняют по 275-й статье [УК о госизмене] и что в качестве меры пресечения должно быть выбрано содержание в СИЗО "Лефортово".
После этого привезли отца, мы видели издалека, с тридцати метров, как его увели из машины в здание суда. Он даже нас не заметил. Выглядел он подавленным, но как-то держался.
– Вас как слушателя на это заседание не пустили?
– Да, заседание было закрытое. Что там было – неизвестно. Позже адвокат вышел и сказал, что его отправляют в Москву буквально через пару часов.
– Вам давали связаться с отцом уже в "Лефортово"?
– Мы пишем письма. Он рассказывает, как там живет: у него одиночная камера, читает книги.
У него есть разные хронические болезни – кардиологические, связанные с обменом веществ – ему их там лечили. В середине июля мы наконец-то добились, чтобы ему давали его лекарства, для этого нужно было собрать с врачей все справки и передать их главврачу "Лефортово". С тех он вроде получает их.
– Ваш отец говорил о давлении на него в СИЗО?
– Я не могу сказать, что он писал об оказываемом давлении. Но попав в эту систему, не чувствуя за собой вины и не сделав ничего предосудительного, он начинает пессимистично относиться к своим перспективам. Моральный дух у него от этих бесед не в лучшем состоянии. Он считает, что он не виноват и ничего плохого не делал, но, тем не менее, все это облекается в такие слова, что сам начинаешь сомневаться [в своей невиновности].
– У Анатолия Александровича есть своя защита?
– Да, адвокаты вступили в дело только на десятый день, не без труда. Они ничего не говорят, так как давали подписку о неразглашении. Периодически говорят, что встречались с ним, могут передать наши слова. Мы передаем справки, характеристики, которые им нужны. У них есть опыт в этом направлении [дел о госизмене].
– У вас или у коллег Анатолия Александровича есть предположение, что могло стать поводом к уголовному делу?
– Если это 275-я статья, то, скорее всего, это связано с какой-то его международной активностью.
Он занимался фундаментальными исследованиями: изучал ламинарно-турбулентный переход в гиперзвуковых пограничных слоях. Понятно, что к этому делу при должной фантазии могут возникнуть любые вопросы. Можем спекулировать, какая из его работ [заинтересовала следствие].
В основном это были фундаментальные работы, которые публиковались в открытой печати или были получены в рамках контрактов или исследований, в том числе международных. Некоторые были под эгидой нашего правительства, фондов, которые поощряли сотрудничество.
Соответственно, все это публиковалось в зарубежных журналах. До февраля этого года от ученых требовалось публиковаться в таких журналах как можно активнее, за этим пристально следили. У людей, которые плохо публикуются, падал научный рейтинг.
– Как жена Анатолия Александровича, ваша мама переживает это дело?
– Достаточно тяжело, здоровье пошатнулось. Приходится очень много внимания ей уделять. Были пара угрожающих моментов для жизни, но вроде обошлось.
– Она находилась рядом с мужем, когда за ним пришли? Рассказывала, как проходил обыск?
– Да, обыск был, но не очень, скажем, активный. Забрали что-то из бумаг дома, подробностей особенных там нет.
– Как лично вы справляетесь с этой ситуацией?
– Последний месяц у меня достаточно напряженный. Приходится разбираться с массой вопросов, которые возникли в связи [с делом].
Лично у меня возникает вопрос, чем мне вообще заниматься дальше, потому что я тоже ученый, оптик. У меня основные направления: оптические методы в аэродинамике и лазерная спектроскопия. Отец занимался аэродинамикой, Колкер – лазерной спектроскопией.
– Такие настроения теперь у многих в научном сообществе Академгородка?
– Я могу говорить только за себя. Понятно же, что люди этому всю жизнь отдают, и как-то бросать или отказываться от чего-то достаточно сложно.
– Коллеги Анатолия Александровича организовали коллективное письмо в его поддержку. Но при этом они почти не комментируют происходящее публично и, как кажется, находятся в некой растерянности.
– Да, есть такой момент. Как говорят, происходит переоценка ценностей. Непонятно, куда дальше двигаться и как относиться ко всему, что тебя окружает. В Институте его поддерживают, достаточно много людей подписали письмо в его поддержку.
Основная просьба – изменить меру пресечения на время разбирательства, потому что ему 75 лет, есть хронические заболевания, жена – инвалид третьей группы. И вряд ли они могут куда-нибудь сбежать в таком состоянии. Мне кажется, отцу важно [доказать], что он не изменник и чтобы это знали, поэтому он не будет пытаться скрыться.
Если говорить про то же [коллективное] письмо, многие боятся подписывать.
Я разговаривал с коллегой, и были размышления, а не пойти ли в другое место, где будут платить в несколько раз больше. Ответ был: "Как же я пойду, здесь у меня наука, установка, которой я посвятил много лет жизни". Сложно принимать такие решения. Все эти события сильно заставляют задуматься.
Молодым ученым найти приложение в какой-то коммерческой области не составляет большого труда, – считает Маслов-младший.
Через несколько дней после ареста Маслова коллеги физика написали открытое письмо в администрацию президента, сообщив Владимиру Путину о том, что "преследование ученых, занимающихся авиационной наукой, носит в стране системный характер". Ученые подтвердили, что по теме проблем турбулентности и сопротивляемости летательных аппаратов Маслов сотрудничал с зарубежными коллегами – с американским "Боингом", с компаниями из КНР и Германии – исключительно по указанию правительства. Под обращением уже подписались 437 человек.
Авторы письма отмечают, что "шокированы арестом Анатолия Александровича Маслова", а еще больше удивлены обвинением, потому что он "всю жизнь посвятил развитию института и отечественной авиационной науки". Ученые признаются, что неожиданный арест такого выдающегося ученого негативно сказывается на моральном состоянии всего научного сообщества не только их института, но и страны.
"За последние годы преследованию подверглись ученые из МФТИ, МАИ, ЦАГИ, ЦНИИмаш, – перечисляют они. – К сожалению, приходится признать, что в настоящее время преследование ученых, занимающихся авиационной наукой, носит в стране системный характер. Это уже приводит к небывалому оттоку научной молодежи из данного направления, а также снижению мотивации выполнения научных исследований". Коллеги Маслова также обратили внимание руководства страны на то, что "сохранение подобной тенденции не может не способствовать снижению качества научных исследований и разработок, так необходимых для импортозамещения в авиационной отрасли".
– Анатолий Маслов около 30 лет руководил лабораторией, преподавал в НГУ и в НГТУ, известен как ученый в России и в мире. Под его руководством защищено 8 докторских и 11 кандидатских диссертаций, он награжден различными премиями. Он долго работал заместителем директора нашего института, сейчас он главный научный сотрудник. Для коллектива ИТПМ это огромный шок. Мы его все знаем как порядочного человека и блестящего исследователя. Никто не верит, что он может быть виноват в том, что ему инкриминируют, – заявил его коллега, замдиректора по научной работе института Евгений Бондарь.
"История повторяется"
Родные Дмитрия Колкера, арестованного ФСБ также по обвинению в госизмене и погибшего спустя три дня, говорят, что с ужасом наблюдают за растущим числом уголовных дел против ученых.
– То, что сейчас происходит, – ужасно! Я не верю, что Шиплюк злонамеренно выдал какую-то тайну. Ученые в нашей стране сейчас очень уязвимы, и если подобная тенденция сохранится, никто не захочет заниматься наукой, – говорит дочь погибшего ученого Алина Миронова. – Мы с братом поначалу еще пытались добиться справедливости. Но если честно, на данный момент особых продвижений нет. Мы сейчас пытаемся восстановить силы и пережить трагедию, которая произошла с нашей семьей. Нужно как-то жить дальше.
Суд в Новосибирске арестовал Колкера 30 июня. Советский районный суд арестовал его, несмотря на рак поджелудочной железы в 4-й стадии – Колкер в это время лежал в больнице и питался через вену, так как есть самостоятельно уже не мог. После ареста его доставили в "Лефортово" в Москву. Через два дня стало известно, что он умер. Медицинскую справку для ареста ученого составил врач новосибирской областной больницы Александр Романенко. Защита считает, что сотрудники ФСБ попросили случайного врача составить такую справку. В материалах дела были документы о состоянии здоровья Колкера от его лечащих врачей, но в постановлении судья их проигнорировала.
По словам его сына Максима, причиной задержания стали лекции китайским студентам, которые ученый читал в 2018 году.
Адвокат Колкеров Александр Федулов признается, что перспективы добиться в этом вопросе справедливости настолько туманны, что он даже не берется оценить шансы.
– Апелляционную жалобу об отмене ареста Дмитрия Колкера областной суд Новосибирска отклонил, а прокурор настаивает, что в материалах нет документов, которые бы подтверждали заболевание Колкера. Хотя документы о том, что у Колкера четвертая стадия рака поджелудочной железы, были представлены еще в суде в первой инстанции. При этом суд второй инстанции затребовал документы о его смерти, и в них сказано об онкологическом заболевании. Наличие этих данных уже не позволяло заключать его под арест. Суд должен был избрать ему другую меру пресечения, – говорит адвокат Федулов.
Основным местом работы Дмитрия Колкера был НГУ, кроме того, он работал в НГТУ и по совместительству – в Институте лазерной физики СО РАН. Его коллеги и близкие считают, что Дмитрий Колкер был честным человеком и не мог навредить стране, намеренно выдав гостайну.
Коллеги, знакомые с процедурой публикаций, отмечают, что он и не имел такой возможности, так как все публикации проходят проверку на гостайну.
– Комиссия, которая решает, что может быть представлено за рубежом, состоит из работников института. Экспертная комиссия, которая была у Колкера, есть и в нашем институте. Есть экспертный совет, который заседает раз в неделю. Там представляют материалы, которые могут быть опубликованы, например, на конференциях. Они их рассматривают и решают, есть ли там секретные сведения. Если они ошибаются – находится другой эксперт, который говорит, что заключение этой комиссии неправильное, – то уже производятся действия следственными органами, – поясняет ученый одного из институтов СО РАН на условиях анонимности. – Как я понимаю, экспертиза, которая проходит в институте, получается первичной. Разумеется, никто [из ученых] и не пытается публиковать [запрещенные сведения], потому что нельзя. Там практически не бывает такого, что комиссия рассмотрела и отказала в публикации.
Дела других
Валерия Голубкина, физика-теоретика, профессора кафедры теоретической и прикладной аэрогидромеханики МФТИ, доктора технических наук из Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) и одного из самых известных специалистов в области гиперзвука, в госизмене обвинили в 2021 году. Основание – участие в международном проекте, говорит его дочь Людмила Голубкина.
Официально фабула этого дела традиционно не раскрывается из-за секретности, но спустя год адвокатам удалось понять, что госизмену следователи усмотрели в том, что Голубкин принимал участие в официальном международном проекте по контракту, заключенному между ЦАГИ и европейским институтом, в ходе которого по указанию своего начальства отправлял отчеты о выполненной работе.
– Сам отец не занимался сбором информации для этих отчетов, а лишь помогал оформлять их. Защита считает, что его вины в передаче отчетов нет, поскольку он действовал, выполняя распоряжение своего непосредственного руководителя, – говорит Людмила Голубкина. – Он присоединился к работе над проектом в 2018 году, его начальник Губанов попросил помочь с редактурой и оформлением отчетов о работах, которые сотрудники ЦАГИ были обязаны выполнить по контракту. Ни с одним секретным документом отца при этом не знакомили, у него и допуск был по 3-й форме, что не позволяет иметь дело с документами, помеченными грифом "Совершенно секретно" и "Особой важности". Вину он, конечно же, не признает. Из СИЗО пишет следующее: "В моих действиях не было никакого состава преступления, поскольку данный проект, как и все его результаты, с самого начала были открытыми и предназначенными для общего использования партнерами по проекту".
Как и упомянутые выше Шиплюк и Маслов, Голубкин занимался проблематикой гиперзвуковых технологий – в научной электронной библиотеке Elibrary значится 119 публикаций с его участием.
Коллега Голубкина по институту – Анатолий Губанов, также совмещавший преподавание в МФТИ с научной работой в ЦАГИ, был арестован в декабре 2020 года. Оба ученых занимаются темами, связанными с авиатехникой на сверхзвуковых и гиперзвуковых режимах, но связаны ли между собой их уголовные дела, до сих пор неясно.
Как пишут РИА Новости со ссылкой на информированный источник, следствие обвиняет Губанова в передаче одной из европейских стран секретных сведений в рамках международного проекта по разработке гиперзвукового гражданского самолета HEXAFLY-INT (High-Speed Experimental Fly Vehicles).
– О проекте HEXAFLY-INT (High-speed Experimental Fly Vehicles) есть подробнейшая информация на сайте ЦАГИ. Этот международный проект, согласованный на российском уровне со всеми необходимыми ведомствами, в том числе и с Минпромторгом, был начат в 2014 году и длился четыре года. Проект предполагал создание гражданского самолета на водородном топливе. Этот самолет должен был преодолевать расстояния в разы быстрее, чем обычно. Например, между Токио и Брюсселем – за два часа. В исследованиях, кроме ЦАГИ, принимали участие и другие российские научные институты, а также европейские и австралийские. Однако именно он стал основой уголовного дела! – поясняет дочь Голубкина.
Несколько лет назад Валерий Голубкин перенес онкологическое заболевание, у него был рак 3-й стадии, однако суды отказывают в смене меры пресечения и по-прежнему оставляют его в СИЗО.
– Шанс на выздоровление был ниже 50%, однако операция прошла успешно. Затем химиотерапия почти год. Кроме того, в СИЗО он перенес вирусный конъюнктивит, один глаз плохо видит. Теперь суд проходит каждые 2–3 месяца, и каждый раз отказывают в выборе меры пресечения, не связанной с содержанием под стражей. Мы, родственники, естественно, все как на иголках, потому что сегодня ремиссия, а завтра обострение, и что тогда? Мы хотим отца живым еще увидеть. Но системе до этого дела нет, – говорит Голубкина. Родные учёного выложили петицию с требованием освободить 69-летнего физика - на сегодня её подписали уже свыше 126 тысяч человек.
Семье обвиненного в госизмене ученого Виктора Кудрявцева его невиновность в суде приходится доказывать уже посмертно.
– Смерть обвиняемого обычно – это повод для прекращения дела. Но родственники с таким поворотом не согласны и хотят довести дело до суда, – поясняет адвокат Иван Павлов, признанный Минюстом России иноагентом.
Сотрудник ЦНИИмаша Кудрявцев был арестован в июле 2018 года. По версии следствия, он отправлял секретные данные в Фон-Кармановский институт гидродинамики (Бельгия), являющийся научно-исследовательским центром НАТО, с которым ЦНИИмаш реализовывал совместный проект.
Следствие использовало письмо из почты Кудрявцева о грин-карте в качестве одного из оснований для его заключения в СИЗО. Защита назвала это сообщение обыкновенным спамом.
В сентябре 2019 года 78-летний Кудрявцев был отпущен из СИЗО под подписку о невыезде, в апреле 2021 года исследователь скончался.
– ФСБ облегчают себе задачу – они выбирают самое слабое звено, самую легкодоступную "добычу". Пожилые ученые – продукт еще советской системы. Они верят системе, в ее справедливость и не могут ничего сделать против нее, а следствие это использует. Ну, и плюс общеполитическая ситуация способствует росту обвинений в госизмене, – заключает правозащитник Павлов.
Серию преследований новосибирских ученых он называет "очередным звеном в цепочке дел о госизмене в отношении ученых".
– Ничего нового, старый тренд. Раньше были в ЦАГИ: зацепились за одного человека, поломали его, заставили заключить сделку, а это значит, что надо дать показания на кого-то еще. С НИИМаш такая же история была. Теперь в Новосибирске. Технология, отработанная еще в довоенные годы.
– Инициативу проявляют на местном уровне или это все идет из Москвы?
– ФСБ – достаточно централизованная структура, отдельное государство. Это не МВД, где есть региональные истории. У них это всегда дело федерального масштаба. Несмотря на то, что все происходит в Новосибирске, расследование будет в Москве, в центральном аппарате.
– Это связано с тем, что кто-то набивает себе "палки"?
– Именно так это и надо расценивать. Ученые верой и правдой прослужили этому режиму, и поэтому их легко развести, сломать волю к сопротивлению.
Они никакие не госизменники, не шпионы. Их просто ломают и заставляют брать на себя то, чем они не являются. Просто их работу выдают за шпионаж. Как в деле [журналиста Ивана] Сафронова выдают за шпионаж журналистскую деятельность. Вот академическая деятельность тоже очень хорошо ложится под штампы, которые содержатся в 275-й статье.
Ученый обладает какой-то чувствительной информацией. Уровень чувствительности зависит от времени. Сейчас ее рамки раздвинуты в связи с войной – сейчас все чувствительно для государства.
Второй элемент, помимо информации, это какие-то международные контакты. Если ученый участвовал в таком проекте или читал лекцию где-то, то тут уже дело техники доказать, что он шпион. Любая информация, которой он поделился с иностранной аудиторией, сейчас может быть расценена как государственная тайна.
– Почему после того, как эксперты на предмет гостайны говорят, что материал ученого "чистый", спустя время он оказывается "грязным"?
– Если все чисто, то как "палку" срубить? Сейчас все международные контакты приостановлены, поэтому чекистам приходится копаться в старом, пересматривать отношение к своему ранее высказанному мнению. Это практически в каждом деле.
В деле Кудрявцева было, что целая комиссия говорила, что секретов нет и дело можно направлять иностранным партнерам. Кудрявцев направляет и получает спустя шесть лет уголовное дело.
Голубкин – то же самое. Получил команду от руководства на отправку, отправил – сел в "Лефортово".
– А почему всех обвиняемых отправляют в "Лефортово"?
– Это изолятор, негласно подведомственный ФСБ. Не надо никуда вывозить, можно доставить в кабинет к следователю в управление ФСБ по коридору прямо из камеры.
Самый строгий изолятор по условиям содержания. Люди, которые сидят там, никого, кроме сокамерника, следователя и адвоката, не видят. Они никогда не видят, какие еще заключенные содержатся в этом изоляторе. Там все очень жестко.
Сначала в первые две недели сажают в одиночную камеру – "карантин". За человеком наблюдают, он никого не видит, тем самым ломают. Если ты адвокат по соглашению, то попробуй еще туда войди.
– Другая черта в этих уголовных делах – это то, что достаточно пожилых людей, иногда с серьезными хроническими заболеваниями, отправляют в СИЗО. Почему такая жестокость?
– Традиция такая. Делами прежде всего занимаются опера, следователи здесь вообще ни о чем, "оформители". Делами о госизмене занимаются элитные подразделения. Для них это просто пик карьеры, если за свою службу они смогут разоблачить каких-то государственных изменников.
Каждое дело у них разрабатывается и доводится до определенного конца, но конец – это не приговор, а "день реализации", когда они проводят задержание, веерные обыски и арест. Человек оказывается тепленький в изоляторе, а опера идут в ресторан и прокалывают дырки в погонах.
Колкера задержали, потому что они понимали, что если ему дадут умереть, то праздник будет испорчен. Поэтому ему умереть на свободе не дали. Каждый, кто был вовлечен в эту работу, получает награду. И они тем самым считают, что обеспечивают государственную безопасность.
– Есть ли вообще лимит подобных дел по госизмене в год? Какие есть перспективы?
– Он постоянно растет. Они в этом плане бюрократы: каждое дело стараются прорабатывать, собирают всякие бумажки. Им плевать на госбезопасность – они идут ко "дню реализации".
Отмашку для "дня реализации" дает какой-нибудь генерал после того, как пухлая папка будет удовлетворять его взгляд. И они собирают всё, вплоть до карточки из поликлиники, кто и с кем общался, проверяется почта, прослушиваются телефоны.
Когда материал есть, неважно, участвовал ли [обвиняемый] в период слежки в каких-то встречах, где обсуждались секреты, отправлял ли документы, на это уже никто не обращает внимания. Они думают о вовремя проделанных дырках в погонах, – говорит Павлов.
