"Худшим за последние годы экономическим спадом" назвало ситуацию в экономике Китая одно из крупнейших и влиятельных деловых изданий США The Wall Street Journal. Централизация власти, предпринятая Си Цзиньпином, задерживает реакцию на происходящее, считают авторы публикации. А президент США Джо Байден, отвечая в воскресенье на вопросы журналистов в столице Вьетнама Ханое, где он был с визитом, заявил, что Китай едва ли сейчас вторгнется на Тайвань – именно из-за собственных экономических проблем.
- Почему китайцы копят, а не потребляют и чем это губительно для экономики?
- Как борьба с коррупцией ударила по "экономическому чуду" КНР
- Повлияет ли кризис в Китае на российскую экономику?
- "Отчаявшиеся". Так называет себя китайская молодежь
"Я не думаю, что это заставит Китай вторгнуться на Тайвань, на самом деле, наоборот, он, вероятно, не имеет тех же возможностей, что и раньше", – сказал Байден, отвечая на вопрос о том, может ли Пекин быть более агрессивным по отношению к Тайваню из-за своих экономических проблем.
Рост экономики Китая резко замедлился после активного развития, длившегося более 40 лет. Эксперты связывают это, в частности, с высокой закредитованностью, ухудшением отношений со странами Запада, централизацией власти, закручиванием гаек в стране.
Предшествующий экономический бум обеспечивался активными инвестициями властей КНР в строительную отрасль, а также низкой себестоимостью китайской продукции. Однако теперь эта экономическая модель исчерпала себя: миллионы построенных квартир пустуют, множество объектов инфраструктуры не используются, рынок недвижимости, один из основных драйверов китайской экономики, переживает жесточайший кризис, а стоимость рабочей силы на единицу продукции стремительно растет.
Последнее обстоятельство непременно влечет за собой уход крупных компаний в страны с более дешевой рабочей силой. Опрос Reuters, проведенный 4–11 сентября среди 76 аналитиков, работающих как в Китае, так и за его пределами, показал ухудшение прогноза экономического роста КНР по сравнению с предыдущим прогнозом.
Второму из крупнейших застройщиков Китая – компании Country Garden – удалось избежать дефолта, выплатив на днях 22,5 миллиона долларов по облигациям в течение льготного периода, который заканчивался 6 сентября. Однако говорить о прохождении кризиса ликвидности пока преждевременно, предупреждают эксперты: Country Garden продолжает оставаться одной из самых обремененных долгами компаний по недвижимости в мире. Ее суммарные непогашенные обязательства оцениваются в 1,36 триллиона юаней, или 187 миллиардов долларов. В течение ближайшего полугода Country Garden предстоит выплатить по облигациям в общей сложности восемь миллиардов долларов.
А акции еще одного крупного и самого закредитованного китайского застройщика – компании Evergrande обвалились в конце августа почти на 90% в первый день торгов после 17-месячного перерыва. Накануне возобновления торгов компания отчиталась о долге, существенно превышающем стоимость ее активов. Дефицит средств ставит под угрозу завершение строек девелопером, отмечают аналитики Bloomberg.
Почему китайцы копят, а не потребляют?
– Китайская экономика росла очень быстро последние 30 лет, и это было вначале связано с ростом промышленного производства, ориентированного на экспорт, – говорит профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Олег Ицхоки. – Китай в 2005 году стал членом Всемирной торговой организации, и следующие десять лет рост был основан именно на экспорте промышленных товаров. Но вследствие мирового финансового кризиса (2008 год) экспортная ориентация китайской экономики существенно снизилась. То есть на пике это было 10 процентов ВВП – превышение экспорта над импортом, сейчас порядка 3–4 процентов, и это довольно давно перестало быть локомотивом экономического роста. В течение последних 15 лет обсуждается, что Китаю надо переходить на внутренний рынок, черпать рост теми темпами, которыми он рос 30 лет, за счет внешнего рынка уже невозможно.
– А почему эта возможность развития за счет внешнего рынка рано или поздно исчерпывается, почему этот фактор экономического роста перестает работать в определенный момент?
– Был избыток рабочей силы, которая абсорбировалась в промышленное производство, Китай превратился из сельскохозяйственной экономики в более современную промышленную, городскую экономику, эта трансформация происходила последние 30 лет. Относительно дешевая рабочая сила использовалась для производства на внешний рынок. Ты как бы просто копируешь технологии за границей и за счет низких зарплат находишь новые ниши на производстве разных товаров.
Но по мере того, как страна становилась богаче, во-первых, зарплаты стали расти, и уже рабочая сила в Китае перестала быть такой дешевой, а во-вторых, Китай просто стал главным торговым партнером для всех остальных стран, и уже дальше некуда расти, потому что экспорт уже был намного больше, чем импорт. В Китае уже не настолько низкие зарплаты по сравнению, скажем, с Вьетнамом или Индией, другими странами Юго-Восточной Азии. То есть уже такого преимущества для экспортного роста нет. Дальше необходимо, чтобы люди начали потреблять внутри экономики. И это большая проблема: у китайцев очень высокий уровень сбережений, и они по разным причинам фактически отказывались становиться обществом, построенным на внутреннем потреблении. Это во многом связано с огромной неопределенностью для людей в Китае – нет защиты. Пенсии не защищают, отсутствуют пособия по безработице, потере работы из-за здоровья. И из-за этого людям приходится копить самим на будущее, поэтому они потребляют меньше, чем в развитых экономиках. Это общество, которое построено на том, чтобы много работать при не очень высоких зарплатах и не очень высоких уровнях потребления. Людям приходится сберегать на будущее, потому что они не могут положиться на государственные институты.
– Но раньше же они потребляли. Рынок жилья и развивался потому, что люди покупали в ипотеку квартиры, строились, правда, не всегда достраивались, новые дома...
– Это происходило последние десять лет, но это не совсем общество потребления, просто сберегать стали в виде покупки жилья. И в этом смысле большая часть экономики сместилась в строительство, и локомотивом ВВП вместо экспорта стало строительство, были огромные государственные проекты по строительству дорог, железных дорог, аэропортов, всей инфраструктуры, и это колоссальная часть ВВП китайского – инвестиции в строительство. Последние десять лет доля сектора строительства в китайской экономике была 30 процентов. Это примерно в полтора-два раза больше, чем в развитых странах. И долгосрочно поддерживать такую долю строительства в ВВП нереально, ну, просто уже все построили, что только было возможно.
– И даже больше, чем нужно, скорее всего…
– Существенно больше, совершено верно. И вот из-за этого речь идет сейчас о банкротстве многих девелоперских компаний, государство должно им помогать. Вот был рост, построенный на экспорте, который закончился примерно в 2010 году, а с тех пор был рост, построенный на строительстве, который заканчивается сейчас. А дальше нужно придумывать просто новую модель роста. Она не может быть больше построена ни на экспорте, ни на строительстве, это уже то, что исчерпало себя, просто нет ресурса для такого роста.
И то, что мы сейчас наблюдаем, – это не просто замедление экономики, а перестройка ее структуры. И фактически, если не появится новый локомотив роста на следующие десять лет, то, скорее всего, это не просто замедление роста, а вполне возможно, будет падение экономики. То есть, если пропадет десять процентов ВВП, которые уходили на строительство, они просто исчезнут.
– Возможно повторение ситуации 2008 года? Как в Америке, где началось с банкротства застройщиков, что потом повлекло за собой банковский кризис.
– Ну, Америка в этом смысле страна, которая отличается от большинства других. Они позволяют компаниям банкротиться, это часть рыночной экономики. Альтернативный пример этому – это то, что произошло с японской экономикой, которая была перегрета в 80-е – в начале 90-х, они никогда не позволяли компаниям и банкам обанкротиться. И вот с 90-х годов в японской экономике происходит стагнация, в частности, связанная с тем, что государство десятилетиями поддерживает неэффективные компании, часть которых должна была обанкротиться. Поэтому выбор так устроен, и действительно, скорее всего, надо предполагать, что Китай будет пытаться избежать таких крупных или громких банкротств. Скорее всего, будут помогать этим компаниям, но это как бы рецепт для долгосрочной стагнации.
Рискуют не только крупные компании, которые проще спасать в некотором смысле. Может произойти кризис задолженности у населения, если существенная часть людей не сможет выплачивать кредиты. Это другой тип кризиса, с которым сложнее бороться, если будет действительно волна банкротств по ипотекам.
– Китайские власти возлагали еще большие надежды на проект "Один пояс – один путь". Надежды себя не оправдали?
– Это фактически Государственный инвестиционный банк Китая, который давал кредиты развивающимся странам. В первую очередь в Азии, в Латинской Америке, в Африке – во многом на инвестиционные проекты, которые исполнялись китайскими же компаниями. То есть вот этот избыток производственной, строительной мощности Китай пытался использовать за счет инвестиционных программ по всему миру.
Но сейчас мы подходим к ситуации, когда могут начаться первые потенциальные дефолты по этим инвестиционным кредитам в разных странах. Сделать из этого прибыльный бизнес, на котором будет построено следующее десятилетие роста, судя по всему, не получилось.
Как борьба с коррупцией ударила по экономике
– В сети ходит скрин с перечнем заголовков текстов известных мировых изданий, таких как The Economist, Forbes, NYT, посвященных китайской экономике и опубликованных с 1990-го по 2017-й. Заголовки вполне апокалиптичные. Если кризис был прогнозируем, по вашим оценкам, насколько хорошо китайские власти к нему подготовились и насколько адекватно они действуют сейчас?
– Вы совершенно правильно говорите, что каждые десять лет Китаю предсказывают, что он не сможет расти, в 90-е думали, что затормозится рост, 2000-е, в 2010-е. Сейчас четвертая волна предсказаний о том, что рост в Китае закончится. Китаю удавалось каждый раз удивлять экономистов и продолжать расти. Это то, что называется китайское экономическое чудо, потому что, чтобы страна росла 30 лет подряд такими темпами, как Китай, это в разряд чуда входит.
Но, с другой стороны, ВВП на душу населения в Китае меньше, чем в развитых странах, по-прежнему в три-четыре раза, то есть еще много десятилетий ему нужно расти, чтобы этот разрыв сократить. В крупных китайских городах уровни дохода уже высокие, 50–60 процентов от развитых стран, но пока еще не произошел полный транзит всего населения в городской образ жизни и не выросли доходы в отсталых сельскохозяйственных частях страны. А там по-прежнему большая часть населения еще находится.
И дальше встает вопрос: за счет чего расти сейчас, какой будет дальнейшая структура роста, какие сектора? Может быть, это технологический сектор? Сможет ли в Китае, особенно в условиях текущей относительной международной изоляции, технологический сектор стать источником роста? Это большой вопрос. Раньше это была открытая отрасль, где китайские компании успешно копировали то, что делалось в Америке, и имплементировали это на огромном китайском рынке. У них очень крупные технологические компании, Alibaba, Tencent, они придумывали совершенно новые услуги, чего в Америке даже не было, потому что финансовый сектор по-другому работал.
Эти компании достигли огромного успеха на внутреннем рынке, стали практически там монополистами в широком спектре услуг для населения. Но это происходило больше за счет обмена технологиями с Западом. Сейчас его станет меньше. Часть чипов, которые необходимы для развития искусственного интеллекта, теперь не продают Китаю, и вопрос в том, сможет ли он сам создать производство этих чипов. Огромное количество разных ограничений появилось после того, как Трамп стал президентом и начал эту политику.
– Я помню это. В частности, тезисы о том, как пресечь промышленный шпионаж.
– Политика, которую продолжил Байден после Трампа, – это всевозможные ограничения для китайского технологического сектора. Это и ответ на то, как Китай агрессивно заимствовал технологии, воровал патенты и так далее, но это и такая антиконкурентная политика, чтобы замедлить рост геополитического соперника, главного конкурента. В Америке приняли два больших финансовых пакета, которые стимулируют развитие этой отрасли за счет государственных субсидий. Это что-то, чего не было много десятилетий – чтобы в США использовали то, что называется "индастриал полиси", именно она построена на конкуренции с Китаем.
Вот это один фактор – то, что с Китаем перестали делиться технологиями, а второй – что Китай экспортировал многие технологии типа 5G и все, что связано с инфраструктурой, но сейчас многие западные страны перестали столь активно покупать их у Китая. Из-за того, что, вполне возможно, будет новая "холодная война", они не хотят полагаться так на хайтек-технологии, которые куплены в этой стране.
– То есть попадать в такую зависимость, которая может обернуться потом проблемами из-за ухудшения политических отношений.
– Да, совершенно верно. Это то, что, в принципе, замедляет рост технологического сектора в Китае. Возможно, Китай будет много инвестировать в собственное производство чипов. Но вообще эта отрасль требует кооперации между огромным количеством стран, ни одна страна сама по себе пока не может производить самые высокотехнологичные чипы. Это и США, и Германия, и Нидерланды, и Англия, и Тайвань – все эти пять стран являются незаменимыми в цепочке производства, а у Китая таких технологий, для самых совершенных компьютерных и телефонных чипов, пока нет.
Еще один фактор замедления – это то, что китайская экономика была построена на коррупции. В некотором смысле она помогала экономическому росту все предыдущие десятилетия. Это такая связь государства с частными компаниями, где локальные политические лидеры были хорошо стимулированы, чтобы у них был локальный рост, но при этом было сращивание государства и бизнеса, довольно много коррупционных схем. Си Цзиньпин, консолидировав власть, параллельно использовал антикоррупционную риторику и действительно проводил какую-то выборочную борьбу с коррупцией. Он фактически убрал конструкцию, на которой был построен китайский экономический рост, она на локальном уровне стимулировала заинтересованность в нем чиновников. Сейчас, кажется, этот интерес у них пропадает.
Си Цзиньпин впервые за 40 лет в Китае полностью консолидировал власть, деконструировав построенную Ден Сяопином систему, которая обеспечивала экономический рост последние 40 лет. Чиновники на локальном уровне понимают, что от них требуется лояльность, стабильность, а экономический рост перестал быть приоритетом. И это большое изменение, которое произошло за последние 5–7 лет.
Повлияет ли кризис в Китае на российскую экономику?
– Насколько важен политический фактор в экономических перспективах Китая? Ухудшение отношений с Западом, закручивание гаек. Опасения китайского руководства в целом и Си Цзиньпина перед усилением частного сектора, такое централизованное идеологизированное госуправление – насколько это может быть действительно серьезным фактором экономического замедления?
– То, о чем вы сказали, касается крупных фирм, которые раньше не трогали. Им позволяли быстро расти, там появились такие относительно бизнес-независимые олигархи. И вот последние пять лет их стали прижимать, ограничивать в том, что они могут делать. Я тут на ходу не вспомню все случаи, но Alibaba – классический пример (основатель Alibaba Джек Ма исчез из публичного поля в конце 2020 года, а потом и покинул Китай после того, как раскритиковал финансовую систему страны и столкнулся с резкой реакцией властей, начавших расследование в отношении его бизнеса. Вернулся в КНР только весной 2023 года. Подобных случаев в Китае за последние годы было немало. – Прим. СР). Но в целом им дали четкий сигнал, что у них нет карт-бланш на любые действия, как раньше. Теперь очевидно, что нужно соблюдать баланс с политической лояльностью.
Но, несмотря на всякие препятствия, которые в такого типа экономиках существуют, Китай продолжал расти последние 30 лет сверхбыстрым экономическим ростом. А с другой стороны, очевидно, что те политические структурные изменения, которые происходят, явно не располагают к быстрому росту. И вопрос в том, удивит ли нас Китай в очередной раз, сможет ли он создать экономический рост даже в изменившихся условиях, где он перестал быть главной целью.
– Как Китаю добиться роста внутреннего потребления? Возможно ли это сейчас в условиях внешне- и внутриполитической неопределенности, закручивания гаек и так далее?
– Ну, это больше связано с благосостоянием на микроуровне, то есть насколько люди имеют уверенность в экономическом положении завтра. На уровне отдельных домашних хозяйств никто не думает о геополитике при принятии своих решений, больше – о том, насколько легко найти работу, насколько можно быть уверенным, что твое предприятие не закроется, что тебе будут продолжать платить зарплату и что если у тебя случится какой-то несчастный случай, то государство тебя будет поддерживать, у тебя есть какая-то страховка. Пока в китайской экономике по-прежнему очень высок уровень сбережений, и это точно связано с тем, что большое количество относительно бедного населения не может полагаться на завтрашний день, на государство, они по-прежнему вынуждены копить на свое будущее. Такова точка зрения макроэкономистов.
И еще один фактор, наверное, самый важный во всех этих прогнозах о снижении роста Китая – это демографический. За счет того, что была политика с одним ребенком. И есть консенсус, что Китай, судя по всему, должен был ее отменять на десять лет раньше, и сейчас уже слишком поздно пытаться изменить демографическую ситуацию, население Китая за ближайшие 50 лет может сократиться в два раза. То есть уже сейчас КНР не самая большая страна в мире по населению, и, возможно, вместо 1,4 миллиардов там будет 800 миллионов, скажем, через 50 лет. И при этом уже возрастная структура довольно старая. Она уже не сильно моложе, чем в Японии, условно говоря. И это означает, что очень большая нагрузка ложится на молодое поколение. Поддерживать экономический рост с таким старым населением будет очень сложно.
– Китайские власти буквально недавно объявили, что они прекращают публиковать данные о безработице среди молодежи. После того как она выросла до рекордных значений (в июне безработица среди молодых людей в возрасте от 16 до 24 лет, проживающих в городах, достигла рекордных 21,3%).
– Это основной фактор, с точки зрения населения, гораздо более важный, чем то, что происходит в мире: насколько легко молодому человеку найти работу. И если у людей нет уверенности, что можно найти следующую работу с зарплатой не ниже, чем сейчас, это основной стимул для сбережения.
Есть еще и перекос половой в структуре населения, мужчин существенно больше, чем женщин, это результат выборочных абортов. Это тоже один из факторов, почему у многих мужчин не получается создать семью, и люди вынуждены делать большие сбережения, так считают экономисты. И поэтому тоже рост экономики за счет внутреннего потребления проблематичен.
– А что насчет влияния китайского замедления на российскую экономику?
– Китайская экономика настолько большая, что, если действительно в ней будет кризис, это на весь мир повлияет. Это повлияет и на цены на нефть в мире, и на экономический рост в мире, и на ВВП в мире, потому что Китай сейчас – это 18 процентов мировой экономики. В этом смысле я не думаю, что Россия выделяется. Мне кажется, что Россия больше зависит от мировой цены на нефть, сейчас она очень высока, совершенно непонятно почему – 87. Если действительно произойдет какой-то кризис в Китае, то она может легко упасть ниже 60 долларов, и в текущих условиях это для российской экономики будет абсолютно критичным.
Раньше при цене 85 долларов за баррель в России был бы сверхбыстрый экономический рост, накапливание валютных резервов и поддержание курса рубля от слишком большого укрепления. То есть Центральный банк покупал бы огромное количество валюты. Сейчас при такой цене на нефть еле-еле сходится бюджет.
Если она упадет до средних значений, которые были последние десять лет, это порядка 60 долларов за баррель, то это будет абсолютно критичная ситуация. И не важно, это произойдет за счет рецессии на Западе или в Китае, или США захотят распаковать свой нефтяной сектор и поставлять больше нефти на международный рынок.
– Я имел в виду, что это, может быть, как-то повлияет на уровень потребления Китаем российских углеводородов.
– Это сложно себе представить. Это все заложено в ценах. Рынок так устроен, что объемы мало меняются, а меняются цены сегодня. То есть вот те 5–6 миллионов баррелей в день, которые России поставляет на международный рынок, удивительным образом эта цифра не поменялась с начала войны. Появилась скидка на российскую нефть, которая сейчас уменьшается, надо сказать. И вот, скорее всего, основной фактор – это действительно будет рецессия и снижение мировой цены. Я бы так об этом думал, – говорит Олег Ицхоки.
"Отчаявшиеся". Так называет себя китайская молодежь
Несмотря на высокую безработицу среди китайской молодежи, повторения массовых протестов 1989 года на площади Тяньаньмэнь в ближайшее время ожидать не стоит, считает китаист из Лейпцигского университета Алексей Чигадаев.
– Средний класс вывернется. Проблема все-таки с молодежью. Если ты молодой и у тебя нет работы, вот это уже кризис, это уже что-то не очень хорошее. Потому что, если у тебя безработные люди, которым 60 лет, ну, это очень плохо, конечно, но их не очень жалко, о них позаботится большая семья, они с голоду не умрут.
– Насколько от китайской молодежи можно ожидать, например, протестных выступлений в связи с ухудшением их социально-экономического положения?
– То, что мы смотрели по социальным сетям, по хештегам, среди основных хештегов – "отчаявшиеся", так это можно перевести. То есть молодой китаец не понимает, что ему делать дальше с жизнью. Конкуренция слишком большая, мест мало, и ты как бы сам себя принижаешь, ты понимаешь, что тебе ничего хорошего в этой жизни не выпадет. Потому что попасть в армию – это огромный кастинг, стать врачом – это почти как у нас космонавтом. Стать учителем в школе – это уже все, это ты настолько счастливый билет в жизни вытянул, что тебе больше никогда не нужно шевелиться. Переходя на масштабы Китая, мы понимаем, что это очень много, я имею в виду конкуренцию за одно место. Именно поэтому ты чувствуешь себя вот таким… обездоленным.
– Но вот эта обездоленность во что может вылиться?
– Мы не знаем. Ну, то есть в приличных государствах люди выходят на площади. Если ты условная Франция, у тебя студенты выходят на площадь, поджигают машины, вам дают какие-то пособия, и вы сидите и грустите, разъезжаете по Европе и находите себе свою скучную работу. Но у вас просто населения мало, и постоянно нужны какие-то рабочие руки. В Китае кризиса рабочей силы пока нет. Если этих студентов взять и подождать, условно, 20 лет, когда помрут те, кто сейчас занимают места рабочие, все было бы хорошо. А как эти 20 лет пережить, не очень понятно.
Да, одно время ты строишь эти бесполезные дома, строишь бесконечные железные дорогие, которые там тоже не особо нужны, просто строишь дороги. Но вот, кажется, уже все построено, поэтому, если, условно, брать инфраструктурные проекты, то кажется, это уже не работает, их уже нет. Что еще с молодыми можно сделать, честно, я не очень понимаю. Как-то идеологически обрабатывать.
Опять же здесь очень большой компонент местных властей, потому что Китай большой, и что делать с молодежью в Пекине, будет решать мэр Пекина, а что делать с молодежью в Шанхае, будет решать мэр Шанхая. На уровне Си Цзиньпина такое решение не может быть принято, потому что все прекрасно понимают, что это не работает. Везде все по-разному, и если ты нищая провинция Анхой, тогда, скорее всего, это внутренняя миграция, то есть вся эта молодежь поедет по Китаю и как-то перераспределится. Я, наверное, все-таки оптимист, поэтому я верю, что она просто рассосется по Китаю каким-то образом. Потому что внутренний китайский рынок – он не маленький.
– Но событий из разряда 1989 года на площади Тяньаньмэнь мы в ближайшее время не ожидаем?
– Не думаю. Опять же, в 1989 году сначала вышли и студенты, и рабочие. Рабочие вышли, потому что была либерализация, проклятые капиталисты захватили заводы. Вот у Петьки зарплата большая, он купил машину, а я работаю на шахте, и у меня зарплата маленькая, мой завод захватили олигархи – вот эти люди вышли. Вышли левые студенты, которые кричали про права человека и демократию. Сейчас пока кажется, что рабочим ок, и все местные кризисы решают местные власти. Очень много протестов именно по рабочим вопросам, но они все на уровне местной власти. А студентов передавят, там это легко.