Продолжаются переговоры о возможном перемирии между Россией и Украиной, исход которых пока непредсказуем. Но очевидно, что, независимо от результата переговоров, в российском обществе за три года войны произошли глубокие и, возможно, необратимые изменения. Об этих изменениях в программе "Реалии" говорят историк Сергей Чернышов и писатель Андрей Филимонов.
Андрей Филимонов: Добрый день, итак зима закончилась, но только не в политике. Реалии наши сегодня таковы, что миновало три года войны, и Россия не добилась примерно ничего из заявленных в 2022 году целей так называемой "специальной военной операции". При этом, по разным оценкам, каждый день войны в Украине обходится России примерно в 30 миллиардов рублей. Это, например, три годовых бюджета Братска второго по величине города в Иркутской области или восемь готовых бюджетов города Минусинск в Красноярском крае. То есть траты только на несколько дней войны могли бы полностью покрыть финансирование масштабных инфраструктурных проектов, завершение которых десятилетиями ждут люди во многих российских регионах.
Стоимость строительства моста через реку Лена в Якутске, который обещают возвести еще с советских времен, равна расходам примерно на 4 дня военных действий. Стоимость трех дней военных действий равняется полному финансированию проекта по строительству метро в Красноярске, появление которого горожанам также обещают еще с советских времен. Стоимость четырех дней войны равна затратам на строительство железной дороги в Туве, которую местным жителям обещают построить на протяжение многих десятилетий. Но денег на эти и многие другие проекты в бюджете так и не нашлось.
Андрей Филимонов: Таких нереализованых, но жизненно необходимых российским регионам проектов – сотни. Но российские власти решили тратить деньги на вторжение в Украину и завоевание новых территорий. При этом Киев за три дня не был взят, а украинские беспилотники бомбят где-то в глубине России стратегические объекты И тем не менее в Москве, кажется, готовы праздновать победу. Зайдя на некоторые российские сайты, я увидел там просто ликование.
Мы нагнули Запад, компании, которые ушли из России, сейчас приползут чуть не на коленях, и в Большую восьмёрку Россию примут, вот прям так, как есть, с окровавленными зубами, и вся эта вакханалия произошла только по одной причине, что новый президент Америки обещал наладить хорошие отношения с президентом Путиным и с Россией, и вот как только это прозвучало, то сразу те, кто еще вчера говорили, что Россия – это вообще совершенно отдельная страна-цивилизация, которой никто не нужен, пустились в пляс от радости. Вот как вы считаете, Сергей, это и есть тот самый результат, ради которого российские власти устроили эту бойню?
Сергей Чернышов: Ну, цели же вторжения были заявлены абстрактные, что такое "денацификация и демилитаризация" можно гадать сколько угодно, а раз они абстрактные, то и в качестве результата их достижения можно объявить все, что угодно, на самом деле. И при этом в России, мне кажется, сейчас есть много таких рациональных дьявольских военных "достижений". Например, возникший новый средний класс. Ведь на месте, например, уехавших айтишников появились люди, которые зарабатывают на ВПК, люди, которые работают на военных заводах, делают оружие, танки и бог знает, что еще: все эти многочисленные носки, трусы, шапки, еда для фронта. Все это, в общем, делается на вполне мирных в кавычках заводах, вполне людьми обычными без окровавленных зубов во рту, которые мирно ходят по улице, ну, вот зарабатывают себе на жизнь, обеспечивая фронт.
Андрей Филимонов: Вы вынуждены были уехать из России около года назад, после того, как вас признали иноагентом и разгромили основанный вами в Новосибирске "Новоколледж". Вы успели увидеть, как за время войны менялась клиентура вашего колледжа, тот самый средний класс?
Сергей Чернышов: Конечно, поскольку колледж был частный, он был, в основном, платный и к тому же довольно дорогой по тамошним меркам, с исключением и стипендией для талантливых ребят. Мы начали работать в 2019 году, и в эти довоенные годы родителями наших учеников были айтишники, чиновники, конечно, куда без них, и многочисленные такие мелкие и средние предприниматели, А в 22 уже году в колледже появились родители, которые стали зарабатывать деньги вот на этих военных госзаказах.
Фактически, новыми потребителями, новым средним классом стал вот этот класс, который заработал на войне и это очень сильно сказалось на образовательном рынке. Например, за последние военные годы в Сибири появилось около 20 школ, которые работают по модели "русской классической школы". Это, на самом деле, никакая не русская, не классическая, это школа, в которой учатся прямо по сталинским учебникам, букварям переизданным, в которых портрет Сталина на третьей страничке, на обороте нарисован.
Андрей Филимонов: Может быть, тогда, если мы с вами сегодня говорим о "достижениях" властей за годы войны, в этом и заключается "достижение", что выращивают теперь новых граждан России с новыми или со старыми установками и ценностями?
Сергей Чернышов: Понимаете, я не верю в теории заговора и мне как-то сложнее жить в связи с этим. Я не верю, что кровавый режим кого-то сознательно радикально перевоспитывает, генерирует новое поколение. Я могу сказать на примере системы образования, в которой я 15 лет отработал, и она на моих глазах эту всю эволюцию прошла.
Я учился в том числе и в хороших московских вузах, видел все эти конференции дорогие-богатые с кофе-брейками и модными американскими спикерами, выписанными из разных стран, которые рассказывали про инновации, гуманную педагогику и прочее-прочее-прочее.
Все сидели, кивали и думали, что вот перевоспитают, значит, этих советских теток, училок, они теперь станут современными, гуманными педагогами. А потом настал февраль 22 года и оказалось, что все эта цивилизация слиняла за три дня, оказалось, что все 25 лет последние, которые мы проводили на этих дорогих конференциях – это все была фикция, а на самом деле то, что называется глубинным государством – там-то внутри ничего не поменялось. И эти тетки и дядьки, по-моему, только и ждали, когда наступит их, нынешнее время.
Андрей Филимонов: Сергей, может быть, это вы и еще некоторое количество педагогов проводили время на таких конференциях, а я легко могу представить себе десятки, если не сотни тысяч сельских учителей, для которых и в Новосибирск, наверное, выехать – это событие, они просто сидят в этой школе с нулевым бюджетом, и любое внимание власти – это благо для них.
Сергей Чернышов: Именно так, все так и есть, внутри ничего не поменялось, и вот эти замечательные учителя испытали в последние годы мощный прилив бодрости, энергии, они снова почувствовали себя нужными, им государство сказало, посмотрите, вы теперь часть системы, мы тут из закона образования убрали понятие образовательные услуги, вы теперь почти как госслужащие. Да еще и у нас теперь сталинско-ленинская идеология, полуфашистская появилась. И эти все педагоги сказали "Ура", и прекрасно пошли это все выполнять. Оказалось, что люди-то не поменялись, и с радостью восприняли возвращение к своей "нормальности".
Андрей Филимонов: Я хотел еще одно достижение этих лет войны с вами обсудить, то, что все последние годы либералы непочтительно называли "победобесием". Оно развивалось по нарастающей, в соответствии с законами сериала, когда градус эмоциональный надо повышать – это георгиевские ленточки, призывы "на Берлин", "можем повторить". Мы видим, как президент России катается с какими-то байкерами нацистско-уголовного вида, какие-то появляются попы в камуфляже, потом очень дорогие интерактивные выставки под патронажем Тихона Шевкунова, где рассказывается, что Ивана Грозного оболгала английская пропаганда, и на самом деле все это было не так, и величие России, и козни врагов, и это все становится уже привычным фоном, только крови добавили в 22-м году, которой всем устроителям этого спектакля так не хватало. Потому что, если бы в мирное время артист Охлобыстин закричал "Гойда!" на Красной площади, я думаю, его бы не госпитализировали, но выглядело бы как-то очень юродиво. А теперь, после вторжения в Украину, уже можно и так кричать, душа патриотического человека рвется наружу.
Какие, как вы считаете, формы еще может принять победобесие в России и как "герои СВО" уже вносят свой вклад в этот процесс?
Сергей Чернышов: Я думаю, это заметно по тому, как уже увековичивают память этих "героев". Что мы сейчас видим с точки зрения мемориальной культуры? Мы видим какие-то довольно деревенские колхозные самодельные памятники, которые устанавливают либо в глухих деревнях за счет местного сельсовета, либо на кладбищах за счет всех этих ЧВК, каких-то мутных контор и чего-то еще такого.
В городах Сибири и Дальнего Востока за три года войны появились более 120 мемориалов, посвященных вторжению в Украину. Эта статистика основана на сообщениях официальных структур. Речь идет как о памятниках погибшим участникам ЧВК Вагнер, которые изображают наемников в полный рост, так и о мемориальных табличках на зданиях, где жили и учились участники войны. В основном, установка таких памятников финансируется из местных бюджетов. Всего на это, по самым скромным подсчетам, потрачено около 500 млн рублей. Власти сибирских регионов не намерены сворачивать подобные траты. Так, в Забайкалье уже есть 7 крупных мемориальных комплексов, но планируется в течение 2025 года возвести еще 20, потратив на это 100 млн рублей. С художественной точки зрения, эти памятники не представляют никакой ценности. Многие сибиряки недовольны, что на городских улицах появляются такие изваяния. Люди считают, что эти деньги могли бы быть использованы для решения социальных и инфраструктурных проблем регионов. Однако открыто протестовать решаются единицы. Публичное выражение такой точки зрения чревато уголовным преследованием за "дискредитацию армии".
Андрей Филимонов: У власти в 10-е годы ведь уже был опыт, когда низовое движение Бессмертный полк, зародившееся в Томске, связанное именно с семейной историей, с желанием людей вспомнить о том, что их предки прошли войну, погибли или остались живы, это движение было очень быстро ангажировано властью и превратилось в показушно-официозное мероприятие. То есть они очень хорошо чувствуют, когда можно взять что-то, наполненное эмоцией, и использовать для своих целей.
Сергей Чернышов: Но при этом, то, что ты несешь портрет деда, который умер или погиб давно – это одно, а когда ты стоишь около могилы собственного отца, который еще месяц назад жил в этой твоей Туве или Забайкалье, а сегодня уже погиб и вернулся в цинковом гробу – это все-таки разные истории. Мне кажется, что с романтизированными культами войны власть работать умеет, это понятно. А вот с человеческим горем власть работает хуже, мы ведь знаем, сливаются многочисленные записи военкомов, мэров, которые вынуждены сообщать о погибших людях, и они в общем довольно невежливо отзываются обо всей этой работе, не хотят ее исполнять и считают ее не очень достойной себя. Поэтому это может вылиться, куда угодно, но я думаю, что в ближайшие 5-10 лет все как-то постараются забыть эти потери, чтобы горе утихло, а уже потом из этого вырастет какой-то романтизированный культ войны и, к несчастью, точно забудется Буча, Мариуполь, а останется только романтизированный культ смерти и победы.
Андрей Филимонов: Это будет зависеть, наверное, от того, какая власть будет в России через 10 лет, хотя, конечно, сейчас никаких поводов для оптимизма мы не видим. Сейчас мы видим, что власти удачно достигли еще одой важной цели "специальной военной операции": зачистка оппозиции, затыкание ртов несогласным, введение цензуры и реальные сроки за критику власти – то, что до войны трудно было себе представить. Что человека за пост какой-то в соцсетях будут судить и присуждать 5, 7, 9 лет тюрьмы.
Сергей Чернышов: При этом, опять же, я выступаю с не очень популярных позиций и не склонен переоценивать уровень цензуры в России. Я, еще когда руководил довольно большим образовательным учреждением и имел иноагентский статус, понимал, что это не самое плохое в жизни, что может случится. И за каждым из моих коллег и сейчас не стоит комиссар в кожанке и с маузером, приставленным к виску, и не говорит, что ему делать. Люди сами все делают. Вот в начале марта 22 года газета "Троицкий вариант", запустила открытое письмо-петицию против войны, которое подписало тогда восемь с половиной тысяч человек. И это письмо висит до сих пор, там фамилия, имя, отчество, должность, ученая степень, ученое звание.
Андрей Филимонов: И людям ничего за это не было?
Сергей Чернышов: 99 процентов этих людей сейчас, прошло 3 года уже, продолжают работать на тех же должностях, а кто-то и повыше. И те, кто пытается хоть как-то посчитать уровень реальных репрессий в России, это делает, в частности, мой коллега Дмитрий Дубровский, он сейчас в Карловом университете работает, он за три года насчитал 200 случаев репрессий в академической среде в России. А он-то лицо заинтересованное, у него проект на эту тему - репрессии в российской академической среде. То есть он-то считал с пристрастием.
Андрей Филимонов: Сергей, ну, это же очевидно: репрессии в информационную эпоху – это совсем не обязательно сажать всех, достаточно в каждой сфере репрессировать десяток-другой и послать сигнал остальным.
Сергей Чернышов: Я считаю, что все это разговоры в пользу бедных. Они скрывают одну простую вещь, что на самом деле никаких массовых и тем более кровавых репрессий в российской академической среде нет и российская академическая среда молчит, потому что она выбрала путь конформизма, это мы еще не говорим о том, что значительное количество людей искренне это поддержало. У меня есть одногруппники по магистратуре Высшей школы экономики, молодые люди моего возраста, вроде как, окончившие даже западные университеты, работавшие какими-то там директорами институтов, заместителями директоров колледжа и школы. Они сейчас постят в своих соцсетях Вконтакте, исключительно православном, иконы, сборы для "наших мальчиков" и так далее. То есть мы вообще забываем, что значительное количество людей искренне поддержало происходящее.
Андрей Филимонов: Ну, у нас нет прибора, который бы измерил степень их искренности, потому что, если бы мы вернулись сейчас в какие-нибудь 70-е годы, которые потом назвали застоем, оказалось, что все вообще поддерживают все, ходят 7 ноября, машут флажками красными по главной улице своего города, а потом где-то там втихомолку друг другу шепчут, что Брежнев-то из ума выжил совсем.
Сергей Чернышов: Ну, знаете, как бы проходной пост ВКонтакте, который написан в рамках постановления министерства образования от искреннего поста в поддержку святого благоверного Александра Невского отличить можно.
Андрей Филимонов: Что ж, давайте, подводя итоги, попробуем перечислить, скажем, три основных "достижения" российского режима за три года войны.
Сергей Чернышов: Если вот так, сходу, то это возрождение советско-империалистического национального сознания, это карьеры по принципу кто был никем, тот станет всем. Ну, и я бы добавил еще одну важную вещь – это очень быстро восстановившийся всеобщий конформизм.
Андрей Филимонов: В общем-то, я подумал, что, если сложить все эти перемены, произошедшие в российском обществе за три года, то можно было бы, наверное, сказать, что это просто другая страна, не та, из которой я, например, уехал после того, как началась война.
Сергей Чернышов: Я думаю, что гораздо продуктивнее думать об этом так, что вот некий короткий период может быть в 90-е, в нулевые годы был случайной флуктуацией на общем историческом фоне, на фоне исторических традиций России
Андрей Филимонов: Спасибо Сергей, что ж, мы будем с вами продолжать наблюдения за этой реальностью. А сегодня мы говорили о том, как изменилась Россия за три года войны.
