11 месяцев провел в СИЗО 15-летний Никита Уваров из Канска, не признавший свою вину в подготовке к осуществлению террористической деятельности, а также в изготовлении и покупке взрывчатых веществ. Решение суда об изменении меры пресечения для подростка стало неожиданностью для родственников Никиты, которые уже не надеялись на такой поворот событий.
Никиту Уварова, Дениса Михайленко и Богдана Андреева задержали осенью 2020-го. Они расклеивали листовки в поддержку аспиранта МГУ Азата Мифтахова. Одну из листовок подростки наклеили на здание ФСБ. После чего и были задержаны. Получив доступ к смартфонам школьников и изучив их переписку, следствие решило, что друзья хотели построить и взорвать здание ФСБ в компьютерной игре "Майнкрафт". В итоге всех троих обвинили в "прохождении обучения в целях осуществления террористической деятельности", а затем переквалифицировали статью на более тяжкую – организация террористического сообщества и участие в нем. По версии следствия, подростки придерживались анархистских взглядов, изучали "запрещенную литературу", смотрели видеоматериалы по изготовлению взрывных устройств.
Денис и Богдан признали свою вину, и их поместили под домашний арест. Никиту, который ничего не признавал, отправили в СИЗО, где он провел 11 месяцев. 30 апреля Красноярский краевой суд признал незаконным продление заключения под стражей, никакой другой меры пресечения не избрал, и 4 мая, когда решение суда поступило в администрацию следственного изолятора, Никиту отпустили домой.
Ни адвокат, ни мать Никиты не знают, почему суд внезапно проявил снисхождение к обвиняемому, официальная бумага с полным текстом решения будет выдана только после праздников.
В интервью редакции Сибирь.Реалии Анна Уварова, мать Никиты, рассказала о том, в каких условиях он содержался в следственном изоляторе, как чувствует себя теперь, и что она сама думает о злоключениях сына и действиях силовиков.
– Анна, вы знали о том, что Никита и его друзья расклеивают листовки?
– О том, что они писали их и клеили, знала, но не видела в этом ничего противозаконного. И содержание листовок знала: "Их роскошь – залог нашей нищеты". О том, что они додумаются клеить их на здание ФСБ, не представляла, конечно. Когда их задержали, нас, родителей, вызвали не сразу, около 9 вечера примерно. Думаю, к этому моменту с ними уже долго работали, телефоны изъяли, просмотрели и уже имели какую-то информацию.
У меня было время подумать, все взвесить, и я все поняла. Ребята выражали свою солидарность политзаключенным. Все, больше ничего. Мне его ругать не за что, он ничего плохого не натворил. А то, что они там глупостей наговорили в переписке между собой, так это не терроризм, я считаю, а подмена понятий.
– Откуда в материалах дела взялось обвинение в изготовлении взрывчатки?
– Как я понимаю, из переписки в социальных сетях, которую следователи вычитали в телефонах ребят, когда они стали им доступны. Это были рецепты из интернета, которые они между собой обсуждали, что-то совершенно не серьезное, не значительное. То, что это были бомбы, да еще осколочного действия, это уже за них додумали, просчитали по граммам и ребята, остальные двое мальчиков – подписали.
– Никита единственный из подростков не согласился с обвинением и его одного отправили в СИЗО. Сейчас он не жалеет об этом?
– Нет, и это на него очень похоже, он считает, что ничего террористического ни он, ни ребята не сделали. Поэтому признавать это было бы странно. Первые три дня после того, как их задержали, когда шли допросы, его отпускали домой, он ночевал дома. Мы с ним много разговаривали, я, конечно, очень нервничала. Он пытался объяснить: "Мама, мы ничего не сделали и не хотели сделать, ну, поверь мне".
Когда объявили, что будет срок, воспринял это достаточно спокойно. Будет – значит, придется сидеть
– Вы не просили его поступить так же, как остальные ребята?
– Нет, я видела, что они (следователи. – С.Р.) раздувают из мухи слона, это с самого начала было заметно. Что все это формируется особым способом, что на нас давят, что хотят услышать то, что им надо. Во время допросов мальчишек пытались стравить друг с другом. Я поняла, что, если мы будем поддаваться, ничего хорошего не будет, у меня хватило на это здравого смысла. Изначально нам ведь говорили: не переживайте, ничего им не будет, ну поклеили эти листовки, они же малолетки, поругаем, пожурим, и все. Потом следствие начало заходить все глубже и глубже. Но опять же речи не шло о каком-либо наказании, видимо, специально психологически давили, чтобы получить признания. Но Никита ни в каком терроризме не признался. Это было его решение. Он у меня вообще по жизни правдоруб, у него обостренное чувство справедливости. Для меня очевидно, что ничего плохого ни он, ни другие с его подачи совершить не могли.
– Как он пережил эти месяцы в СИЗО?
– Он сильный мальчик сам по себе. В нем есть характер, упрямство, несгибаемость. Был бы слабее характером, наверное, ему было бы тяжелее. Когда объявили, что будет срок, воспринял это достаточно спокойно. Будет – значит, придется сидеть.
– Как к нему относились в СИЗО?
– Он говорит, что в СИЗО особых проблем не было. Но думаю, что здоровье, конечно, он подорвал. Никита с детства склонен к полноте. Когда начался подростковый период, он вытянулся, постройнел. А сейчас вернулся располневший. На протяжении всего срока он почти не ел тюремную еду. Поначалу попробовал, сказал, что есть невозможно, крупу иногда с камнями давали, ну, в общем, есть он там ничего не мог. Покупал лапшу и картофельное пюре, это было единственное горячее, остальное то, что я передавала в передачах. Я носила их каждую неделю. Поэтому обмен веществ он себе нарушил однозначно.
– Никита мог продолжать учебу в СИЗО?
– Да, к нему ходили учителя, проводили занятия. Те, что работают в детской колонии. У него была классный руководитель, я могла созваниваться с ней и узнавать, как он учится. Она его хвалила, говорила, что учится хорошо. Последний месяц его постоянно вывозили в изолятор временного содержания на ознакомление с делом, и он почти не учился, хотя скоро экзамены.
– Как часто вы могли видеть сына?
– Свидания мне разрешили только по окончании следственных действий – адвокаты помогли. Один раз мы с бабушкой сходили, и один раз к нему ходила тетя. Мы с сыном виделись на каждом продлении срока, на судах. С апреля, когда начались следственные действия и изучение материалов дела, чаще, но тоже свиданиями это сложно назвать.
– Что он делал, находясь под стражей, чем занимался?
– Читал, особенно в последнее время там много было что читать – 14 томов уголовного дела, экспертиза – 400 листов. Конечно, и книги брал в библиотеке. Писем ему туда очень много писали. Со мной связывались мальчишки-активисты из Питера, из Москвы. Они устраивали вечера солидарности и сразу отправляли ему по 30 писем. Правда, передавали их не все. Для Никиты это была большая моральная поддержка.
Вы теперь семья террористов!
– Учителя из школы, где он учится, директор как-то интересовались его судьбой, звонили вам?
– Что вы! Наша школа полностью дистанцировалась от этой ситуации, я никого не видела с тех пор, как все это произошло. Открытых конфликтов у него в школе никогда не было. Но он всегда старался отстаивать свою позицию, и это, конечно, не нравилось многим. Школа написала ужасную характеристику на Никиту для первого суда. Эта характеристика потом вкладывалась в каждое продление содержания Никиты под стражей. Почему, мне до сих пор непонятно. Как я поняла, изначально была другая [характеристика], а потом сказали: переписать. Я услышала её только на суде, там даже язык, которым она была написана, был какой-то странный, и факты тоже. Например, психолог, с которым у нас были нормальные отношения, пишет, что любимое времяпрепровождение Никиты – "пустыри и заброшенные здания". Ну, вот откуда она это взяла? Он учился, дополнительно много занимался. Где? На пустырях!
Моя сестра тоже высказывалась, что характеристика очень странная. Ее директор школы вызвал, у нее тоже сын, на год младше Никиты, там учится, и спросил: "А чем вам не нравится характеристика? У вас тоже ребенок такой же, и у вас такая же характеристика будет, вы теперь семья террористов".
– Кто вас поддерживал все это время? А кто отвернулся?
– Отвернуться никто не отвернулся, часть родственников не знали ничего, узнали только сейчас, когда его отпустили. Те, кто знал, конечно, поддерживали. А вообще больше всего поддержали те, кто столкнулся с подобным. Надежда Сидорова, мать Яна Сидорова, по "ростовскому делу". Мамы других мальчиков из громких уголовных дел, известных на всю страну. Вот такая группа поддержки у нас получилась. В Канске вообще об этом как-то старались умалчивать и особого участия в его судьбе не принимать. Только сейчас, когда Никиту выпустили, мне очень многие звонят. Единственное, соседи из моего подъезда, пять бабушек, они его с детства знают, они постоянно переживали и спрашивали. Они и характеристику Никите хорошую дали для суда. Только во внимание ее суд не принял.
Здравый смысл сработал
– Что сейчас Никита делает. Его отпустили на каких-то условиях, с какими-то ограничениями свободы?
– Первые сутки дома он вообще не спал. Даже не ложился, просто не мог, видимо, переживал очень. На следующий день вечером помылся в бане и уснул. Я лезть с расспросами пока сильно не хочу, будем разговаривать постепенно. Об ограничениях мы пока не знаем, так как не видели полного текста бумаги, на основании которой его выпустили. Адвокат нам сказала, что условий [ограничивающих свободу передвижения Никиты] не было. Но пока не прочитаем [текст постановления] своими глазами, будем просто находиться дома.
– Никита вернется в свою школу?
– Я бы не хотела, чтобы он туда возвращался. Буду просить прикрепить его к другой школе. Да нас из нее, по словам руководства, и выписали еще в ноябре.
– На каком основании?
– Не знаю, мне это неизвестно.
– После всего случившегося вы не думали о том, чтобы уехать из города, из страны?
– Да, я думаю об этом.
– Вы вообще ожидали, что его выпустят?
– Нет, совсем не ждала. Пока ехала в поезде на апелляцию, наплакалась, на суде у меня весь процесс слезы текли, хорошо, в маске не видно. Когда судья начала зачитывать решение, я ушам своим не поверила, думала, мне послышалось.
– Как думаете, что повлияло на такое решение судьи?
– Не знаю, наверное, нам просто повезло. Возможно, здравый смысл сработал, может быть, простая жалость. Следственные действия уже закончены, чем он может помешать, если будет дома, а не в СИЗО. Они же в ходатайстве о продлении говорили, что он может якобы на свидетелей повлиять. Сейчас это неактуально, – рассказала Анна Уварова.
Адвокат Никиты Уварова не разрешил подростку давать интервью и сам воздержался от комментариев, объяснив свою позицию тем, что официально находится в отпуске и не имеет права комментировать это дело.
О том, когда состоится суд по существу предъявленных подросткам обвинений, стороне защиты неизвестно.
