Хабаровская журналистка Александра Теплякова 10 февраля вышла из спецприёмника, где провела 9 суток. Ее задержали, несмотря на наличие пресс-карты и редакционного задания, во время прямой трансляции с митинга в поддержку Алексея Навального 31 января. Прошлым летом Александра ушла из хабаровской телекомпании "Губерния" – вскоре после того, как во всеуслышание заявила, что редакции запрещают освещать протестные акции, которые начались в городе после ареста губернатора Сергея Фургала.
В "Губернии", одним из учредителей которой являются краевые власти, Александра работала в течение 2,5 лет. Одной из причин ее увольнения стала цензура – об этом она рассказала в интервью Сибирь.Реалии.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Радуюсь простым вещам: кипятку, безлимитному душу, солнцу и людям. Я быстро пришла в себя. С друзьями часто хожу в походы – мне знакомо отсутствие комфортных условий. Могу приспособиться практически к любой обстановке.
– Вы уволились с краевого телеканала "Губерния" в июле, в самый разгар митингов в поддержку Сергея Фургала. А незадолго до того упоминали о том, что на канале действовал запрет на освещение протестов. Насколько одно связано с другим?
– Когда начались протесты в поддержку Сергея Фургала, я была в походе. Первый митинг был в субботу. Его я не застала. Акцию протеста снимали коллеги из "Губернии" и выложили репортаж на официальном ютуб-канале.
В понедельник сюжет должны были показать по ТВ. Как сообщили коллеги, на планерке было заявлено, что если он выйдет в эфир, то канал закроют, и все 200 сотрудников компании лишатся работы. Была ли это чёткая директива сверху или директор сам решил перестраховаться – неизвестно.
Повлияла ли политика руководства на мое решение? Да, это была одна из причин, почему я решила уйти из компании.
– Протестующие часто остро критиковали "Губернию" за замалчивание протестов, даже транспаранты несли с портретами журналистов, которых называли продажными и лживыми, – как в редакции на это реагировали? Какие вообще разговоры были о протестах в кулуарах, все ли были согласны с тем, как телекомпания ведет себя?
– Большинство журналистов болезненно реагировали на запреты, были возмущены, им не хотелось избегать центральной на тот момент темы, хотелось показать объективную картину происходящего, они не понимали, почему должны молчать.
Конечно, коллегам было неприятно, что о них отзываются подобным образом. Они люди подневольные и влиять на редакционную политику не могут. Просто каждый делает выбор – мириться с этими условиями, продолжать там работать или нет. В тот период я согласилась записать видео, в котором рассказала, что происходит. Мне хотелось помочь коллегам, хотя бы отчасти реабилитировать их в глазах общественности.
Система такова, что основной источник финансирования СМИ – это администрации разных уровней
– Увольняясь, вы понимали, чем cобирались заниматься? Были ли на тот момент конкретные предложения о работе?
– Нет, не было. Я ушла в никуда. Понимала, что на другой хабаровский телеканал смысла идти нет. Даже думала уйти из журналистики. Решила рассказывать о митингах в своем инстаграме, делать стримы, рассказывать обо всем, что там происходит. Потом на меня стали выходить федеральные издания, я сняла несколько репортажей для телеканала "Дождь". Меня опять затянуло. Как ни пыталась отстраниться, всё равно я живу журналистикой, и мне хочется этим заниматься. Потом начала вести прямые трансляции для сетевого издания RusNews. Они специализируются на репортажах в реальном времени, стримах, в том числе освещают протестную тематику.
– Есть ли вообще сегодня у региональных журналистов возможность работать честно, быть объективными?
– Сама много рассуждала об этом… Что сегодня можно сделать в хабаровской журналистике? Почему и думала выкинуть это из своей жизни. Что делать? ТВ – вариантов нет. Уезжать мне не хотелось – люблю этот город. Вообще, самое простое – уехать. Труднее остаться здесь и создать что-то новое.
Что касается местных СМИ, по-моему, очень тяжело средствам массовой информации здесь иметь независимый доход, который позволит строить свою повестку вне зависимости от ожиданий властей. Система такова, что основной источник финансирования СМИ – это администрации разных уровней. Здесь, к сожалению, нет общественных телеканалов и изданий, которые существуют на пожертвования людей (донаты) или имеют независимые от органов власти источники дохода. И, к сожалению, я пока не верю, что сейчас получится создать независимые СМИ в регионах.
– Недавно вы вышли из спецприемника. Как и за что вы туда попали?
– 23 января я вела прямую трансляцию митинга в поддержку Алексея Навального на канале RusNews. В этот день я не должна была работать. Но моего коллегу задержали, и мне пришлось его заменить.
В субботу, 31-го, я также вела трансляцию с митинга. Я работала около часа, когда ко мне подошли сотрудники полиции. Слышно было, что им договаривают насчет меня по телефону…
Мне сообщили, что меня задерживают за митинг 23 января по части 6.1 статьи 20.2 КоАП РФ "Участие в несанкционированных митингах, повлекших создание помех функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, движению пешеходов или транспортных средств…".
Но люди во время митинга, и я в том числе, не шли по дороге. Мы двигались по тротуару и не мешали другим. В том же рапорте написано что я, являясь журналистом, участвовала в митинге.
Даже сотрудники полиции удивились тому, что мне дали сразу 9 суток: не выписали штраф, не дали предупреждение или небольшой срок ареста
При этом я не была участником акции, а выполняла свои профессиональные обязанности. У меня была пресс-карта и редакционное задание. Но на кадрах, которые были предоставлены полицией в суд в качестве доказательства, пресс-карты не было видно, она была под верхней одеждой.
После задержания меня повезли в отдел полиции. Там я практически сразу узнала, что поеду в спецприёмник. Договорилась с адвокатом – его мне предоставил независимый правозащитный проект "ОВД-Инфо". Ценные вещи оставила друзьям, они были понятыми. Ночь прошла в заключении. Потом состоялся суд. На суде был адвокат. Прокурор меня спросила, слышала ли я сотрудника полиции, который в рупор оповещал о том, что митинг незаконный. Я ответила, что слышала. Но не была участником митинга, а освещала события и в соответствии с законом о СМИ имею право освещать любые массовые скопления людей. Мои объяснения ни на что не повлияли. Было видно, что даже сотрудники полиции удивились тому, что мне дали сразу 9 суток: не выписали штраф, не дали предупреждение или небольшой срок ареста, а сразу назначили такое суровое наказание. Было ощущение, что решение спущено сверху. Адвокат подал апелляцию в краевой суд, но приговор оставили без изменений. Адвокат говорил о том, что его доводы судьёй не учитываются, решение как будто уже заранее известно.
За время заключения я поменяла четыре камеры. По разным причинам нас меняли местами. В одной камере обычно содержится по два-три человека. Железные плоские кровати, матрас с комочками, армейское одеяло. Посередине унитаз, изолированный от комнаты небольшими перегородками (да, за время заключения сильно сближаешься с сокамерниками), отсутствие горячей воды. Металлические холодные стулья, столы. Воду грели в бутылках на батарее. Есть холодные камеры (ветреная сторона). В холодных спала в шапке. Помыться в горячем душе можно один раз в 8 суток.
– Как с вами обращались полицейские и другие сотрудники правоохранительных органов?
– В этом плане все было мирно и по-доброму, как бы это парадоксально ни звучало. Когда задерживали за нацистскую символику (в январе Александру обвинили в пропаганде нацистской символики после того, как в кадр ее репортажа попало граффити – собака со свастикой на погонах, журналистку оштрафовали на тысячу рублей. – Прим. С.Р.) , сотрудники полиции меня забрасывали комплиментами, говорили, какой я профессионал, и все в этом духе. Когда ездила на суд в этот раз, отдельные полицейские тоже говорили, какая я хорошая и прекрасная, удивлялись, что я сюда попала. Такой сюрреализм! "Я классная, но вы везёте меня в спецприёмник". Понимаешь, что нет смысла злиться и вымещать свою агрессию на простых сотрудниках полиции. Они часть системы и просто делают свою работу. Сотрудники спецприемника тоже относились хорошо.
– Почему вы считаете необходимым рассказывать о протестных акциях?
– Считаю, что люди должны знать о том, что происходит. Хочу, чтобы освещались все важные события в стране. А не только, как на одних каналах, "у нас есть только белое, но нет чёрного" или наоборот. Я за объективную позицию, без перегибов.
– Были ли в спецприемнике еще задержанные за протесты?
– Я сидела с одной девушкой, которую задержали также за протесты, потом еще с одной. Ей дали 7 суток. Еще сидел парень – Алексей Ворсин, руководитель штаба Навального в Хабаровске, он пытался защитить девушку, которую вели в автозак, – за это и был осужден. И еще одного молодого человека. Не знаю его имени. Он также помогал девушке, которую хотели задержать. Выходит, около пяти человек, о которых я знаю.
Это запугивание, в том числе и запугивание журналистов, направленное на то, чтобы история с митингами стихла
– Как думаете, почему стали задерживать журналистов, которые освещают протесты в Хабаровске? Какую цель при этом преследуют?
– Понятно, что убрать всех они не могут. Но воздействовать на людей так, чтобы они поменяли свои убеждения, возможно. Особенно на тех, у кого есть семья и дети. Допустим, Дима Тимошенко. У него уже штрафов на 400 тысяч. Он отец-одиночка. Главная задача и все силы правоохранителей направлены сейчас на то, чтобы погасить протесты в Хабаровске. Думаю, силовикам тоже прилетает от высшего руководства за то, что процесс подавления протестов так сильно затянулся. Помню, еще в ноябре видела в сети документы с заседания правительства Хабаровского края, где были обозначены примерные сроки прекращения протестов. Со временем закошмарить людей получилось. Водители раньше ездили с флагами, сигналили, вешали наклейки в поддержку Фургала. Потом за флаги стали штрафовать, за долгие сигналы тоже штрафовали. Многие стали осторожнее относиться. Получилось какую-то часть людей убрать. Это запугивание, в том числе и запугивание журналистов, направленное на то, чтобы история с митингами стихла. У меня только такое предположение.
– На многих коллег задержания, штрафы и аресты журналистов подействовали как акт устрашения, многие ли теперь поостерегутся работать на протестах?
– Сложно сказать. Люди разные. На меня это не очень подействовало. Даже появилась мысль, что я делаю что-то правильное, раз это так кого-то напрягает. У меня нет сомнений насчет продолжения журналистской деятельности. В то же время планирую и дальше отстаивать свои права. Сейчас мы подаем документы, будем обжаловать решение, по которому я отбыла 9 суток ареста, в ЕСПЧ. Подобные случаи уже были, дело решалось в пользу журналиста. К тому же можно попробовать добиться компенсации морального вреда.
– Что стало с хабаровским протестом?
– Массовые акции приближаются к двумстам дням. Митинг стал изживать себя, и это нормально, на мой взгляд. Протест может выражаться по-другому. Грядут выборы губернатора, и свое мнение можно выразить, приняв в них участие. Мы можем увидеть интересные цифры. Считаю, что эти выборы очень наглядно покажут, как протест повлиял на Хабаровск.
Напомним, в начале июля после ареста губернатора Сергея Фургала в Хабаровске начались массовые протестные акции. Первоначально их основным лейтмотивом было требование честного прозрачного расследования этого дела и перенос его в Хабаровск. Затем в повестке появились политические лозунги с требованием отставки высшего руководства страны. Акции продолжались до первых холодов. Власти активно наказывали участников протеста, а также освещавших акции журналистов задержаниями, арестами и крупными штрафами. После перерыва протесты продолжились: 23 и 31 января горожане выходили в поддержку Алексея Навального, которого правозащитный центр "Мемориал" признал политзаключенным. По данным краевого УМВД, на митинге в Хабаровске 31 января были задержаны 13 человек.
