На Сахалине 11 социальных учреждений для пенсионеров и инвалидов: семь интернатов и четыре психоневрологических диспансера. 857 их обитателей – люди трудоспособного возраста. Причем большая часть из них – 493 – не имеют тяжелых ментальных и физических проблем. Они дееспособны юридически. Но большинство из них никогда не работали, многие не умеет ни читать, ни писать и, как правило, живут под государственной опекой до конца своих дней. Оксана и Алексей попробовали начать жить самостоятельно.
Оксане Бурмистровой 34 года, Алексею Леонтьеву 35. Всю свою жизнь они провели в государственных учреждениях – дом малютки, детский дом для воспитанников с умственной отсталостью, а оттуда сразу в интернат для инвалидов и престарелых, где они и поженились. В ноябре 2020 года пара покинула интернат и переехала в собственную квартиру. Теперь Оксана и Алексей, как могут, приспосабливаются к новому для себя миру.
Алексей при этом даже не помнит, в каком возрасте попал в детский дом: "Совсем маленький был. Мать вела такой образ жизни, как говорится, ну, злоупотребляла сильно. Ее лишили родительских прав".
О том, как ему жилось в Кировском детском доме-интернате для умственно отсталых детей, он рассказывает мало.
– Плохого ничего про детский дом не скажу. Хорошо было. Я там гренки делал. Такие получались – мировые! Разлетались просто. Ко мне работницы детдома приходили и просили: "Леша, сделай свои гренки".
А еще именно там он познакомился с Оксаной и полюбил ее.
Она сказала всем, что я умерла. Наверное, где-то и могилка моя есть
Оксана родилась с деформацией черепа и позвоночника. Возможно, причиной было какое-то внутриутробное заболевание, возможно, родовая травма. Мать разбираться не стала и отказалась забирать дочь из роддома.
– Уже взрослой я начала искать свою семью, – вспоминает Оксана. – Нашла маму, папу, двоих братьев. Написала им письмо. Мама приехала, мы поговорили. А после отъезда она позвонила и сказала: "Ты не моя, мой ребенок умер 26 мая 1985 года". Получается, она сказала всем, что я умерла. Наверное, где-то и могилка моя есть.
Оксане не совсем понятно, как был оформлен отказ от нее: мать не лишена прав и алименты, которые обязаны платить все, кто оставляет детей, она не платила.
– В интернате была воспитательница одна, очень злая. Часто меня попрекала, говорила, что я живу не за свои деньги, а за чужие. Что одевают меня за счет других детей. Как будто я, ребенок, была в этом виновата. Я не так давно спросила отца: "Если вы от меня не отказались, значит, вам пособие на меня шло, где эти деньги?" Он трубку бросил.
Еще Оксана вспоминает, как самостоятельно, после занятий с воспитателями, училась читать и писать.
– Таскала втихаря прописи и занималась. Потому что мне это нужно было. Потом сама выучилась вязать, у меня хорошо получается.
После 18 лет воспитанников Кировского детского дома обычно переводят во взрослые интернаты. Тех, у кого ментальные проблемы более серьезные, – в ПНИ, их в области четыре, а те, у кого инвалидность "полегче", – в интернаты для престарелых и инвалидов. Южно-Сахалинский интернат №2 считается самым благополучным, попасть туда хотят многие.
Оксана первой уехала в интернат номер два и очень переживала разлуку с Лешей.
– Потом к нам приехал директор того интерната, посмотрел на меня и говорит: "Ты Алексей? Мы тебя очень ждем, а больше всех твоя Оксана". Я приехал в Южно-Сахалинск, и скоро мы поженились, – вспоминает Алексей.
Они живут вместе уже 14 лет и практически никогда не разлучаются.
Жизнь во взрослом интернате мало отличалась от жизни в детском доме – кормят четыре раза в день ("Всегда пирожки, булочки, котлеты. Только майонез запретили – старичкам его нельзя, ну и у нас убрали, чтобы никому не обидно"), одевают, развлекают ("Во время карантина нам дискотеку устроили, мы наплясались. На море три раза за лето возили").
А недавно в интернате появилась школа для взрослых. Её организовала воспитатель интерната Наталья Русинова.
– Меня удивило, что из всех поступавших в интернат из детского дома ребят читать и считать умели чуть больше половины, – рассказывает Наталья. – Сейчас ситуация чуть улучшилась, убрали клеймо "необучаемые", а раньше его лепили на всех. Взрослые люди, мои ровесники, не могли вывеску прочесть. Спрашиваю, чему тогда учили, если не этому? "Картошку копать", – отвечают. Вот и копались все детство на чужих огородах.
Пациенты интерната не умели не только читать, но и считать, поэтому на рынке их постоянно обманывали. Один случай произвел на Наталью сильное впечатление.
– Наш "паренек" пошел на рынок, получив несколько тысяч, оставшихся от пенсии (75% пенсии удерживает государство в качестве платы за проживание в интернате. – Прим. СР). Покупал виноград. Торговки забрали все деньги, сказали, что виноград стоит дороже и они еще скидку сделали. Меня это так взбесило, что до сих пор не могу на тот рынок ходить, противно. Я после этого насобирала, где могла, старые учебники, рабочие тетради для 1–4-го классов, прямо в интернате обустроила что-то вроде класса и стала учить ребят, – рассказывает Наталья Русинова.
Коллега из интерната предложила Наталье написать заявку на конкурс социальных проектов, который на Сахалине проводит одна из нефтяных компаний. Проект "Взрослая школа" Русиновой победил, и на грантовые деньги удалось закупить не только учебники с тетрадями, но и наборы для физических и химических опытов и даже телескоп.
Мы осваивали не только "науку", но и "жизнь"
По словам Натальи, не все ее ученики научились читать. Алексею так и не удалось освоить азбуку, но большая часть тех, кого считали "безнадежными", оказались вполне обучаемыми. Причем были те, кто овладел грамотой без педагогов – благодаря помощи соседей по комнате.
Во "Взрослой школе" Наталья Русинова успела выпустить только одну группу. Учащимся устроили выпускной вечер с вручением грамот и чаепитием. А потом Наталья ушла из интерната. Работу в школе продолжила её коллега. Но вскоре и она нашла более спокойную денежную работу. "Взрослая школа" прекратила существование. Узнав об этом, Наталья решила вернуться в интернат как педагог-волонтер. Опыт показал, что учеба очень полезна для развития навыков социализации.
– Мы осваивали не только науку, но и жизнь. Приходилось объяснять какие-то правила человеческого общения. У них (пациентов интерната) две крайности: они или очень замкнуты в себе из-за того, что пришлось с детства настрадаться, или, наоборот, чересчур доверчивы, поэтому их может обмануть любой. Я научила их пользоваться интернетом, первое время все подсели на "Одноклассников". Но самый большой реабилитационный эффект дала работа, – говорит Наталья.
А с работой трудно, даже при том, что в последние несколько лет ситуация с трудоустройством инвалидов стала улучшаться – на предприятиях для них появились квоты. Но из почти пятисот дееспособных обитателей сахалинских интернатов трудоустроены сейчас всего 45 человек. Преимущественно разнорабочими или уборщицами.
Ребята пока беспомощны во многих вопросах, естественно, что они могут стать легкой добычей для мошенников
– Вы не представляете, как меняются люди, получившие работу! Происходит колоссальный прогресс: увеличивается словарный запас, становится яснее речь. Они чувствуют себя увереннее, избавляются от "затравленности" и других интернатских комплексов, – говорит Наталья Русинова.
Оксана вот уже три года работает уборщицей в отделе соцзащиты.
– Я всегда начинаю мыть с третьего этажа и спускаюсь на первый. У меня все идеально. За это меня и ценят.
А Алексей устроился разнорабочим в сахалинский филиал института геологии еще 5 лет назад.
– Он принес мне список мест, куда требовались разнорабочие. Сам звонить постеснялся. Я позвонила в институт: "У вас зарплата 20 тысяч, за такие деньги к вам только алкоголики пойдут, а тут парень с инвалидностью, но очень работящий и мотивированный". Лешу взяли и отнеслись очень по-доброму, закармливали пирогами, – вспоминает Русинова.
"Коллеги по институту" с большим участием отнеслись к судьбе нового сотрудника и рассказали Алексею, что по закону он имеет право на получение собственного жилья. В этом ему обязана помогать администрация интерната и служба опеки. Хотя большинство пациентов предпочитает до конца жизни не покидать интернатских стен.
– Получение жилья носит заявительный характер. Людей, которые хотят покинуть интернат, единицы, – говорит директор интерната Андрей Еремин.
По данным министерства социальной защиты Сахалинской области, в 2020 году "на самостоятельное проживание из учреждений области убыли" всего 16 человек.
Леша с Оксаной наперебой расписывают, как хорошо они жили в интернате – ремонт в комнате сделали, ванная такая удобная, одежду выдавали.
– Почему тогда вы решили уехать?
– Решение было мое, – веско произносит Леша, но Оксана его перебивает: "Это все с его работы".
В 2019 году, послушавшись совета коллег по работе, Леша стал собирать документы на получение жилья.
Но оказалось, что квартиры дают сиротам, которым не исполнилось 23 лет. Алексею пришлось добиваться своего через суд. Оксана тоже пыталась судиться, но из-за того, что ее родители не были лишены прав, ее иск отклонили. Тяжба Алексея шла год. Летом 2020 года, после нескольких отказов, помогавший ему адвокат все же выиграл иск.
К тому моменту интернат для инвалидов, как и другие подобные заведения, находился на карантине. Подбором квартиры занимались сотрудники жилищной комиссии. Фотографии подходящего по размеру жилья Алексею и Оксане присылали через WhatsApp. 9 ноября 2020 года пара наконец переехала в собственную однокомнатную малосемейку.
Здесь они впервые столкнулись с бытовыми проблемами, о которых раньше не подозревали. Из-под обоев стала расползаться плесень. Новоселы пытались отмыть её водой с мылом, но это не помогало. Отваливаются наличники дверных проемов, выпадают из стен розетки. Видимо, ремонт в этой квартире был сделан совсем дешевый – исключительно для фотосессии на WhatsApp. Оксана и Алексей привыкли, что подобные проблемы в интернате за них кто-то решал. Они написали жалобу в инстаграм губернатора области Валерия Лимаренко и получили ответ, что в квартире все было хорошо, когда её передавали жильцам. Теперь они обзванивают сотрудников опеки, которые помогали получать жилье, и ходят в управляющую компанию, как всегда, вдвоем: Алексей общается, Оксана читает документы.
Наталья Русинова, которая уже не работает в интернате, остается для своих бывших учеников "воспитателем". Поэтому Леша и Оксана пришли к ней с жалобой на открывшиеся перед ними трудности и отсутствие привычной бытовой техники. Наталья нашла для них стиральную машину и кое-какую мебель. Малосемейка понемногу обставляется. Там идеальная чистота. В жилье уже освоились обе Оксанины кошки. Но Оксана сидит на застеленной пушистым пледом кровати и повторяет: "Мне в интернате было лучше". Многие их вещи так и лежат в коробках.
Накануне переезда сотрудники интерната проводят для жильцов краткий инструктаж – учат оплачивать счета за коммуналку, рассказывают, как открыть банковский счет, куда обращаться с разными вопросами. Но этого, видимо, недостаточно. Оксану до сих пор многое пугает в том мире, куда она попала.
– Я прочитала в интернете, что мальчика 11-летнего из автобуса высадили, – говорит Оксана. – Нам сейчас постоянно приходится ездить на автобусах, а вдруг меня тоже высадят? А еще писали, что в нашем районе много наркоманов. Мы пока их не видели, но вдруг появятся? А еще говорят, в нашем доме живет девушка, которая двух щенков убила и со всеми дерется. Я не хочу здесь жить, пока она не съедет, она и меня может обидеть.
– Ребята пока беспомощны во многих вопросах, естественно, что они могут стать легкой добычей для мошенников. Хорошо, что работники интерната не бросают своих бывших подопечных, но это, скорее, их добрая воля, а в целом нужна системная поддержка, – говорит Наталья Русиснова.
Министр соцзащиты Сахалинской области Елена Касьянова в ответе на запрос Сибирь.Реалии написала, что на острове открыт не имеющий аналогов на Дальнем Востоке центр реабилитации инвалидов. В нем, по словам министра, идет "социально-бытовая и социокультурная реабилитация". В 2019 году в центре построили макет квартиры размером 45 кв. метров.
"Здесь в модулях "Кухня" и "Спальня" люди с ограниченными возможностями здоровья отрабатывают различные бытовые навыки самостоятельного проживания", – заявила Елена Касьянова.
На момент публикации статьи сотрудники министерства не сообщили ни подробностей программы социальной адаптации, ни количества инвалидов, прошедших такое обучение.
Оксана и Алексей говорят, что все новые бытовые навыки они сейчас осваивают сами. Абсолютно новым явлением для них стала собственная кухня и необходимость закупать продукты. В интернате самим готовить еду не разрешалось. Также для них очень странно, что никто больше не следит за тем, когда они ложатся и когда встают. В 35 лет остаться без опеки,
которая полностью регламентировала твою жизнь, – серьезный стресс. Они отчаянно скучают по интернату и звонят своим бывшим "воспитателям" по любому поводу. Но не сдаются и не оставляют надежды привыкнуть к этой страшноватой для них самостоятельной жизни. Но их учительница, Наталья Русинова, уверена, что у "ребят всё получится". А директор интерната №2 Андрей Еремин говорит, что в его практике не было ещё ни одного случая, чтобы бывшие подопечные, которые "выбрали свободу", вернулись обратно в интернат.
