"Амбец приходит нашему Терпенью или капец?"

Терпенье – деревенька на юге Омской области, в Полтавском районе. Живет в ней, пожалуй, самый терпеливый фермер Сибири – 72-летний Петр Шумаков. 20 лет воюет он с "чиновничьим спрутом", едва не уничтожившим его семью, и верит в то, что лучшее у его малой родины – впереди. Но односельчане с ним не очень-то согласны. "Амбец приходит нашему Терпенью или капец?" – гадают они.

"Технику воровали, арестовывали имущество, травили скот, сыну голову пробили"

Самый известный житель Терпенья – 72-летний фермер Петр Шумаков. 20 лет назад он был, по его словам, обманут государством, и с тех пор отчаянно сражается с "чиновничьим спрутом". Более 1700 обращений отправил Шумаков депутатам и чиновникам. Писал он Зюганову, Жириновскому, Яровой, Мизулиной и Поклонской и многим-многим другим, получив в ответ десятки килограммов отписок.

Отправлял фермер послания и самому Путину. Одно из них озаглавлено так: "Силовые структуры на службе преступного мира". "Мои поиски справедливости обернулись для меня травлей, – говорится в письме. – Вместо поиска и наказания преступников силовые и чиновничьи структуры объявили войну мне самому".

Началось все с того, что в 1995 году ученый-агроном Шумаков основал в Терпенье крестьянское хозяйство. Дела быстро пошли в гору, и в 1997 году чиновники из регионального Минсельхоза предложили создать на базе КХ "Шумаков" страховой областной фонд, который бы мог в дальнейшем обеспечивать качественными семенами сельских товаропроизводителей в Прииртышье.

– Идея-то была толковой, – вспоминает фермер. – Весной 1998 года мы поставили Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств 320 тонн элитных семян пшеницы, стоивших по тем временам свыше миллиона рублей. Осенью 1998 года по условиям договора мне должны были возвратить уже 759 тонн для дальнейшей репродукции, но не возвратили. Не получил я и обещанный аванс в размере 400 тысяч рублей, хотя у меня есть письмо из областного финансового управления о том, что он мне причитается.

Жалобы в правоохранительные органы и в прокуратуру результата не дали, и Шумаков пошел по судам. В декабре 2004 года Арбитражный суд Омской области постановил взыскать с Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств Омской области (АККОО) в пользу истца 324 тысячи рублей основного долга и 162,5 тысячи в виде процентов, но это решение не исполнено и по сей день. Более того, представители АККОО стали забрасывать фермера встречными исками.

– Обвинения были абсурдные! Они тянули время в надежде, что я не выдержу, в психушку попаду, отступлюсь. Система на это и рассчитана. Но не на того напали! – восклицает Шумаков. – Мне удалось отбить все их иски. С 2010 года ассоциация постоянно предпринимает попытки самоликвидироваться. Но всякий раз мне через суд удается доказать, что ее ликвидация незаконна, поскольку расчет со мной так и не произведен. И я каждый раз увеличиваю сумму иска за пользование денежными средствами.

Шумаков подсчитал, что посетил свыше 3,5 тысяч судебных заседаний (как истец и как ответчик). Сегодня, с учетом процентов, ему должны выплатить 950 тысяч рублей. Также фермер настаивает на возвращении ему 320 тонн элитных семян.

На расчетном счете АККОО, по словам Петра Шумакова, средств нет.

– Но ассоциация – только ширма. Ответить должны те, кто стоял за ней, – экс-губернатор Леонид Полежаев, по распоряжению которого был создан областной страховой фонд КХ "Шумакова", и бывший начальник Главного управления сельского хозяйства и продовольствия администрации Омской области Виктор Белевкин, лично подписавший один из договоров со мной, – поясняет Петр Шумаков. – Я провел собственное расследование и установил, что на создание фонда выделялись по госпрограмме большие средства – миллионы рублей. До нас они так и не дошли. Я покупал "элиту" на свои деньги. Вопрос: куда делись бюджетные средства?

Однако прокуратура, по словам фермера, хоть и признает факты хищения бюджетных средств и элитных семян, состава преступления, тем не менее, не находит и уголовные дела не возбуждает. Бездействуют и судебные приставы.

– Суды, органы МВД области признали, что мои элитные семена украдены руководителями ассоциации, но служба приставов не исполняет решения судов под смехотворными предлогами. То приставы не могут найти ассоциацию, хотя она юридически зарегистрирована в том же здании, где находится Министерство сельского хозяйства области, то разводят руками: у нее, мол, нет имущества, – описывает ситуацию фермер. – Мои победы в информационном и юридическом поле не проходили для нашей семьи бесследно. Ответный удар они наносили дерзко и молниеносно. Я сегодня суд выигрываю – а завтра нам поле с четырех сторон поджигают. Пришел с жалобой к прокурору, на другой день отключают отопление и нам, и нашим соседям-фермерам – специально, чтобы разжечь междоусобицу. И в разгар зимы, в декабре, мы с маленькими детьми неделю сидим без тепла. Чего только не было: технику воровали, арестовывали имущество, травили скот, на сына напали, пробили голову, выдумывали долги и арестовывали счета, чтобы я не мог вывозить внука – инвалида-колясочника – на лечение, – вспоминает Шумаков.

39 раз фермер отправлял ходатайства о личном приеме теперь уже бывшему губернатору Омской области Леониду Полежаеву, но тот так его и не принял. С новым главой региона, Александром Бурковым, встретиться удалось во время выездной поездки того в Марьяновку летом 2018 года.

– Впечатление он очень доброе произвел на меня. Но через два дня после этого с моей карточки сняли пенсионные деньги – 12 тысяч. Сказали, будто бы я задолжал налоговой службе, – говорит Петр Шумаков. Он уверен, что его история наглядно демонстрирует, как в действительности российская власть относится к селянам:

– Давно можно было все уладить. Но в России такая политика – на уничтожение крестьянства. Вот кричат: надо больше денег выделять государственных на программы помощи фермерам. А зачем? Чиновничий спрут не даст им дойти до адресатов, найдет мошеннические схемы и разворует все по дороге. Не увеличивайте финансирование! Дайте крестьянам возможности реализовывать свою продукцию, обеспечьте их горючим по льготной стоимости. Но чиновнику гораздо интересней дружить с одним крупным сельхозпроизводителем, даже если тот терпит убытки, чем с десятками мелких. А все потому, что "мелкие" зарабатывают своими руками и спонсировать власть не желают.

Себя Петр Федорович называет патриотом глубинки, а деревню Терпенье – своим "местом силы". Землю у Шумакова отобрать пытались, да не смогли. В этом году он хочет, наконец, начать сеять и пожинать не на судебной ниве, а на крестьянской.

– Мы с сыном собираемся засеять все наши 127 гектаров, – делится планами опальный фермер. Он не сомневается, что лучшие времена – и у него, и у его малой родины – впереди: "Терпенье еще расправит крылья, и мы с ним!"

Впереди – демографическая катастрофа?

Те терпеньевцы, с кем удалось пообщаться, за противостоянием Шумакова и "спрута" не следят. Признаются: что-то краем уха слышали, однако в суть проблем земляка не вникали. Оптимизма Петра Федоровича насчет перспектив своей деревни они тоже не разделяют, несмотря на то что в Терпенье есть главное – дорога, связывающая его напрямую с Омском. Дважды в день по ней ходит автобус: четыре часа жуткой тряски – и ты в городе. А еще здесь хороший ФАП и водопроводы в домах, что по российским меркам можно счесть роскошью. Особенно для деревни в семьдесят дворов.

Но то и дело здесь встречаются предвестники угасания: брошенные дома, пустующие после недавнего закрытия фермы коровники, запертый на замок магазин. Хорошо еще, что остался продуктовый ларек. Школа давно уже из "восьмилетки" превратилась в начальную. Сегодня в ней учится около десяти ребят. Остальных учеников возят за десять километров в Новоильиновку.

Почему их деревню назвали Терпеньем, местные могут только догадываться

– Наверное, потому что терпеливые мы, – выдвигает предположение местный житель Юрий Мильхер. – Но и наше терпение на исходе. Сейчас все начинает разваливаться, и не знаешь, что с домом делать, то ли его ремонтировать, то ли бросать и уезжать. От нас мало что зависит, все больше от начальства. Они обо всех наших проблемах знают, но почему-то бездействуют.

– Как они не понимают: если погибнет российское село, то и город не выживет? – недоумевает его соседка Надежда Таран.

Елена Шароварина, обосновавшаяся в Терпенье после замужества, насчитала в деревне уже 27 пустующих домов. В этом году, уверена она, будет новая волна переселенцев.

– Я работаю осеменатором. После закрытия фермы нас трудоустроили в Новоильиновке. Теперь уезжаем в пять-шесть утра, возвращаемся в девять вечера. Мы с мужем ужинаем, моем детей, их у нас двое, и ложимся спать, – рассказывает Елена. – Ни времени, ни сил на что-то другое не остается. А летом прибавятся огород и хозяйство. Не знаю, как мы справимся.

Зарплата у Елены, по ее словам, достойная – 11 тысяч в месяц. Но не настолько достойная, чтобы она могла задуматься, например, об отдыхе с семьей на море.

– О таком я даже не мечтаю. Нереально, – признается она. – Говорят, что одни живут в России, другие терпят. А мы – все вместе: и живем тут, и терпим, – грустно улыбается Елена.

Дорогой и водой людей не удержишь, говорят местные, если работать и учиться негде.

​Анатолий Гусак, несмотря на 15-градусный мороз, передвигается по деревне на велосипеде. Это единственное его транспортное средство:

– Так быстрее, – смеется он. Много лет работает Анатолий скотником, сейчас – за 9–10 тысяч рублей в месяц. Его самое большое желание – дотянуть до пенсии. – В апреле мне шестьдесят, должен был выйти, но попал. Два года добавили, – говорит Гусак. – Передайте там мое спасибо Путину и Медведеву. Очень умно сделали: когда начался чемпионат мира, спустили реформу втихую. Умом Россию не понять, это точно. Хоть Путин и говорит, что продолжительность жизни увеличилась, а люди как мерли, так и мрут. Пусть по глубинке президент проедет, посмотрит, как мы выживаем. Сельское хозяйство никому не нужно, и не только в Омской области. Какая перспектива у деревни? Кладбище – наша перспектива.

– Амбец Терпенью, – вторит ему односельчанин, пенсионер Виктор Иванович.

Супруги Антонина и Анатолий Махт живут в красиво отделанном доме.

– Знала бы я, что все так быстро начнет тут рушиться, не стала бы вкладываться в ремонт. Лучше бы купила квартиру в райцентре, – сетует Антонина, работающая техничкой в школе. По ее словам, с закрытием фермы настроение у деревенских совсем испортилось.

– Капец приходит Терпенью. Что тут делать лет через пять-десять? Здесь останутся только пенсионеры да заколоченные дома. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь. Мы тоже задумываемся об отъезде.

Деревенские говорят, что только в этом году до десяти семей может покинуть Терпенье, бросив все, что нажили. Для деревушки такого размера – это почти катастрофа.

"Для начала хотя бы почаще менять правительство и президента"​

А вот крестьянин Николай Петиков сдаваться пока не намерен. Пятнадцать лет назад он работал в совхозе и зарабатывал по 28 тысяч в месяц. Сейчас, рассказывает он, труд селян стоит не в пример дешевле:

– В страду мужики получают тысяч 12–15 от силы. Выезжают с зарей и до 10–12 часов ночи пашут, как каторжные. Я не захотел и уволился. Работаю на себя. Уезжать не хочу – здесь и деды, и прадеды мои жили. По вахтам мотаться тоже не желаю.

Николай Петиков описывает нехитрую арифметику крестьянского выживания:

– Молоко сдаешь частникам по 12–13 рублей за литр, а если надо купить, то платишь уже 50 рублей. Разница оседает в карманах перекупщиков. С мясом – то же самое. Чтобы выкормить свинью, надо купить тонну зерна. Это около семи тысяч. Потом ты восемь-девять месяцев за ней ухаживаешь. А продаешь за десять тысяч рублей. Твой доход – три тысячи рублей. Никакой выгоды, одни только нервы. За 200 километров в город мне продукцию возить невыгодно. Только за бензин около полутора тысяч надо заплатить, а еще за аренду места… Пытались скооперироваться с другими жителями – и все равно выходит, что овчинка выделки не стоит, – говорит Петиков. – Но сильно не жалуемся. Я не тунеядец. Семью содержу – а у нас с женой трое детей. А ехать куда? Везде хорошо, где нас нет.

Петиков упоминает про Ольгино, другую деревню Полтавского района, в которую вложились бизнесмены из Омска, открыв поблизости производство твердых сортов сыров.

– Мы специально сравнивали зарплату скотников у них и у нас в Терпенье. Наш работает месяц и получает 12–16 тысяч рублей, а бывает и меньше. У них скотник выходит посменно. За 15 рабочих дней в месяц его зарплата – 28–33 тысячи. Деревня – в сорока километрах от нас. Работа одинаковая, зарплаты разные. Не понимаю, почему так.

Житель Терпенья Виктор Каменецкий трудится рабочим в школе, его жена – сотрудница детсада. Если Каменецкие не держали бы коров и свиней, им, по их словам, не хватало бы денег даже на одежду, не говоря уже о бытовой технике или ремонте. Но с головой окунуться в фермерский труд Виктор Каменецкий не готов:

– Знаете такой анекдот? "Если у тебя есть деньги и ты хочешь разориться, вложи их в скачки. Хочешь разориться еще сильнее – заведи любовницу. А если хочешь разориться подчистую – займись сельским хозяйством".

Виктор признается, что с удовольствием переехал бы не только из Терпенья, но и из страны:

– Люди тут нужны только для того, чтобы олигархи на них могли обогащаться. Я перестал интернет смотреть: не могу, расстраиваюсь. Сирии на государственном уровне помогаем, а на лечение детей приходится собирать с миру по нитке. Китайцы все заселяют, открыто заявляя: "Сибирь – наша". Никакого терпения не хватает на все это.

– А что делать?

– Рыба гниет с головы, поэтому все вопросы нужно адресовать верхушке. Это они создали такую систему, в которой можно безнаказанно воровать на местах. И если хочешь ее реформировать, надо для начала хотя бы почаще менять правительство и президента.