54-летний Сергей Власенко отбывал большую часть срока в омской исилькульской колонии ИК-4. Осенью он вышел на свободу и недавно подал иск в Советский районный суд Омска. В числе ответчиков – начальник ИК-4 Сергей Спирко. Власенко требует возместить ему в качестве компенсации за избиения и издевательства 850 тысяч рублей.
Будешь жаловаться, живым не останешься…
По словам Сергея, в колонии его так сильно избивали, что у него вылезла "пупочная грыжа". Из-за угроз со стороны сотрудников колонии Власенко пытался совершить суицид.
– Осужденный должен либо работать бесплатно, либо быть активистом (то есть сотрудничать с администрацией колонии. – Прим. С.Р.) и горе приносить другим заключенным, либо платить. Если ничего не делаешь, а только живешь по ПВР (правила внутреннего распорядка. – Прим. С.Р.), то не рассчитывай ни на поощрения, ни на условно-досрочное освобождение. У тебя все время спрашивают: "А что ты хорошего сделал для колонии?" У меня отношения с администрацией не сложились. Меня записали в жалобщики, – рассказывает Сергей Власенко.
– На что вы жаловались?
– На то, что мне не оказывали должной медицинской помощи. У меня больное горло. Отсутствие адекватного лечения дало осложнения на почки, сердце, ноги. Выпала половина зубов. Меня возили в 11-ю больницу, но там никак не лечили. А после возвращения из больницы у меня всякий раз начинались проблемы.
Алексеев подбежал, сорвал с меня брюки вместе с нижним бельем, сказал, что они заведут сейчас уборщика и тот изнасилует меня
– Что за проблемы?
– Меня унижали и избивали. Нас, тех, кто выписывался, по прибытии в колонию сажали в карантин вместе с вновь прибывшими осужденными, хотя в других колониях после досмотра отпускают в отряд. Потом строили в коридоре, ставили ведро с тряпкой, и мы должны были по команде бежать к ведру, держа "корпус 90" (согнувшись под 90 градусов), потом брать грязную тряпку и мыть пол. В первый раз я отказался от мытья пола и три дня провел вместе с другим осужденным, Петренко, в "стакане", который размером примерно метр в ширину и метра два в длину, после чего попал на 15 суток в ШИЗО. Думал, что все на этом, но ошибался. Как-то из ШИЗО меня привели в штаб. Там собрался весь отдел безопасности во главе со своим начальником Алексеевым. Алексеев поставил ведро и приказал мыть полы. Я сказал: "Нет". Тогда меня схватили, уложили на стол, растянули. Три сотрудника зафиксировали меня, Алексеев подбежал, сорвал с меня брюки вместе с нижним бельем, сказал, что они заведут сейчас уборщика и тот изнасилует меня. Услышав, что я снова отказался, он рассвирепел, схватил киянку (столярный молоток из дерева или резины. – Прим. С.Р.) и начал меня избивать. Я стонал, а он громко смеялся. Один раз он попал мне по позвоночнику. Вот тогда у меня в глазах окончательно все потемнело. Когда он прекратил меня бить, позвали дневального. Я увидел, как тот зашел и вроде бы начал снимать штаны. Я испугался, согласился вымыть пол. Знаю, что после меня и Петренко подвергли такой же экзекуции. А у него больное сердце.
– После этого вас перестали преследовать?
– Недели не прошло, как ко мне зашел Алексеев и говорит: "Будешь старшим дневальным или уедешь к обиженным. Готовься, завтра тобой займемся". Тут нервы у меня не выдержали. Я понял, что не отцепятся, и вскрыл себе вены. В те минуты не думаешь о том, спасут или не спасут, просто жить дальше не хочешь. Меня спас другой осужденный, который сидел со мной в камере. Он вовремя заметил, что я истекаю кровью, позвал сотрудников колонии. После того, как мне перевязали руку, пришел Алексеев, сказал: "Ты мне больше не нужен". Но через несколько дней начальник оперативного отдела майор Захаров привел меня из изолятора, где я на тот момент сидел, в камеру ПКТ (помещение камерного типа), где меня избили осужденные со строгих условий содержания – за то, что я не выполняю указаний администрации. Напоследок предупредили: будешь жаловаться, живым не останешься.
Один заключенный ИК-4 после освобождения жаловался в прокуратуру, хотел встретиться с правозащитниками. А его, я слышал, сильно били в колонии, в бочке топили, в душе к лавочке скотчем приматывали. Недавно его нашли мертвым между гаражей: якобы замерз
"Пробивали пресс с ноги на спор"
– В 2016 году я вновь после возвращения из больницы попал в карантин, – продолжает Сергей Власенко. – Были там два капитана, Николай Самай и Денис Рековский. Оба – инспекторы отдела безопасности. И снова меня ждали тряпка и ведро. Но одним мытьем пола дело не ограничилось. Самай и Рековский завели меня в кабинет. На руках у них были шингарты (тренировочные перчатки с "обрезанными пальцами" для отработки ударов по спортивным снарядам. – Прим. С.Р.). Слышу, спорят между собой: "Давай, кто первым Власу пресс пробьет". А я раньше спортом занимался. Били-били, пробить не могут. Тогда Самай с ноги пробует. Первый удар я выдержал. Во второй раз он попал мне в солнечное сплетение, я задохнулся, сел калачиком. Тогда они перестали. А у меня начались боли в животе. Через несколько дней пошел в санчасть, там сказали, что в области пупа мышцы разошлись и шишка образовалась сантиметра в четыре. Теперь мучаюсь пупочной грыжей, спина болит. После того случая я зарекся: буду умирать, а не поеду в больницу. И вплоть до освобождения 31 октября 2018 года не ездил. Не потому, что ничего не болело, а потому, что сильно бьют после возвращения. Многие не рассказывают о том, что пережили, из-за страха. Один заключенный ИК-4 после освобождения жаловался в прокуратуру, хотел встретиться с правозащитниками. А его, я слышал, сильно били в колонии, в бочке топили, в душе к лавочке скотчем приматывали. Недавно его нашли мертвым между гаражей: якобы замерз. О причинах смерти говорить пока рано, нет результатов экспертизы.
– А вы не боитесь?
– Боюсь. Поэтому я хочу сказать, что не принимаю наркотики, не курю, с жизнью свести счеты не собираюсь, и если что-то случится со мной, то значит, УФСИН посодействовал. Но я знаю, что говорить об этом надо. Только так что-то может измениться.
"Вас везут сюда ломать"
53-летний Станислав Хрулев с апреля 2014-го по декабрь 2018-го отбывал наказание в другой омской колонии – в "восьмерке". Судя по его рассказам, порядки в ней царят примерно такие же, что и в ИК-4.
У меня все конечности были синие из-за полопавшихся вен. Четыре раза я терял сознание во время маршировки. Меня на носилках уносили в санчасть, там приводили в чувство, сбивали давление и отправляли обратно на плац
– В первый день в ИК-8, во время так называемой "приемки", нас заставляли вставать на колени, раздеваться до трусов и "садиться на полтора" – максимально низко присесть с вытянутыми руками. В таком положении мы провели, наверное, часа три. Также заключенные должны были мыть полы, так как в "красном лагере", если ты на это соглашаешься, ты становишься "поломанным". Сотрудники нам так и говорили – а я попал вместе с этапами из Москвы и Питера: "Вас везут сюда ломать". Дальше все это продолжалось. Заключенных постоянно держали в страхе. Любая "провинность" заканчивалась побоями. Допустим, если у тебя полочка грязная или кружка – а кружки заставляли чистить до зеркального блеска, – тут же в ход шли киянки. Мой сосед по камере стал при каждом шорохе вздрагивать – такое было нервное напряжение. В июне я на две недели из-за жалобы активистов попал в карантин, а потом на девять месяцев в адаптацию.
– Почему вас так долго держали в адаптации?
– Потому что не хотел сотрудничать с активистами, спорил с сотрудниками, спрашивал, почему они нарушают правила внутреннего распорядка. В адаптации ты чаще всего или читаешь вслух правила внутреннего распорядка, так громко, как только можешь (фактически ты их не читаешь, а орешь), или маршируешь по плацу с утра до ночи, с небольшими перерывами на обед, ужин и на отметки. Неважно, жара на улице или холод. Не выпускали нас только тогда, когда мороз больше 25 градусов. Когда мы маршировали, нас заставляли петь патриотические песни: "День победы" "Катюшу", "Десятый наш десантный батальон". Ноги у осужденных опухали. У меня все конечности были синие из-за полопавшихся вен. Четыре раза я терял сознание во время маршировки. Меня на носилках уносили в санчасть, там приводили в чувство, сбивали давление и отправляли обратно на плац. Передвигаться по адаптации нам разрешали только бегом. С лестницы, по которой мы бегали в столовую, зэки падали, травмировались. Их увозили в больницу.
"У каждого опера в кабинете – палка для избиений"
– После возвращения в отряд из адаптации вы сталкивались с издевательствами?
– Меня не трогали. Боялись, что после освобождения я могу опубликовать информацию о том, что происходит, в интернете. Они знали, что мой срок связан с использованием информационных технологий, что я продвинут во всей этой теме и мне не составит труда после освобождения выйти на правозащитников, на СМИ. Но это не распространялось на других. Активисты унижают заключенных, как им только вздумается. Однажды перед 9 мая в колонию завезли деревянные автоматы. Их должны были использовать в постановке к Дню победы. Я видел, как активисты ставили зэков у стенки, брали эти автоматы и делали вид, что расстреливают заключенных. А зэкам надо было падать и корчиться в судорогах. Если активистам не нравилось, как кто-то падал, они подходили и избивали его. Среди сотрудников колонии были такие, кому особенно нравилось унижать осужденных. Очень любил издеваться над зэками дежурный помощник начальника колонии Руслан Борисович. Не поздороваешься с ним, ставил в "стакан". Мог заставить отжиматься и приседать по полторы тысячи раз и больше.
Пытали также током, используя реостат. Одному зэку провода присоединили прямо к ушам. Он потом недели три ходил с темно-фиолетовыми ушами
– Вы тоже прошли через отжимания-приседания?
– Нет, но я видел, в каком состоянии осужденные возвращались после этого наказания в наш отряд. После болели по три-четыре дня. Вечерами Руслан Борисович проверял, нет ли у кого щетины. Если обнаруживал, отправлял маршировать весь отряд. За каждого "небритого" осужденного – круг по плацу. Вообще же у каждого отряда был свой "куратор" из оперотдела. За расстегнутую пуговицу, за то, что не поздоровался, тебя могли вызвать. У каждого опера была в кабинете палка 50–70 сантиметров длиной, 10–15 сантиметров шириной. И этой палкой избивали: кого-то – стоя, других укладывали на пол. Пытали также током, используя реостат. Одному зэку провода присоединили прямо к ушам. Он потом недели три ходил с темно-фиолетовыми ушами. Они распухли и стали напоминать два огромных пельменя. В санчасти зэки могли отдыхать только два часа после обеда, все остальное время сидели на табуретке. Никого не волновало, в каком они состоянии, могут сидеть или нет.
– Вы говорите, что вас оставили в покое, потому что опасались огласки….
– Да. Они тоже иногда боятся, особенно когда приезжает комиссия из Москвы. Они запугивают зэков, чтобы ничто нигде не всплыло. Но тот же Руслан Борисович говорил не раз, что омской прокуратуры не боится, потому что у него там "половина друзей". А когда информация идет выше, в федеральный центр, тогда да, нервничают.
По словам адвоката Веры Гончаровой, которая представляет интересы нескольких заключенных, отбывающих наказание в колониях Омской области, пытки и издевательства в исправительных учреждениях региона – явление обыденное.
– Что касается 4-й и 8-й колоний, то я не припомню, чтобы ко мне обращались осужденные, отбывающие наказание в этих исправительных учреждениях, или их родственники, – говорит Вера Гончарова. – Но в этом нет ничего удивительного, если за жалобы приходится испытывать боль и унижения, а в местной прокуратуре, как говорит один из авторов рассказа, у сотрудников много друзей. В ИК-6 (в октябре 2018 года в этой омской колонии произошел бунт заключенных. – Прим. С.Р.) тоже как будто бы не жаловались, а потом оказалось, что жалобы не уходили либо прокурор, прибывший с проверкой, настоятельно рекомендовал от них отказаться. А вот про ОБ-11 (больницу) сейчас накопилось рассказов много. Там практикуют те же методы, что и в исправительных учреждениях. И бить могут, и унижать, и к кровати пристегнуть.
Не один раз приходилось слышать про ритуал с тряпкой по прибытии в колонию. В других омских учреждениях практиковался ровно такой же обряд. И "корпус 90", и строевой шаг с песнями, и прокрикивание ПВР до изнеможения, и стояние на плацу – все эти "воспитательные" методы отрабатываются в других омских исправительных учреждениях. Кстати, про ритуал с тряпкой я впервые услышала от омских заключённых. Именно в таком виде: пробежать с тряпкой по коридору. Иногда к этому действию добавляется требование прокричать что-то. Нигде больше мне о таком ритуале не рассказывали. Маршируют и в некоторых других регионах, хотя строевой шаг не должен применяться. А вот стояние на плацу в Омске усугубляется еще и климатическими условиями. В морозы стоять целый день на улице – настоящая пытка. Мне рассказывал один осужденный, что ему еще в ботинки воду наливали. Представляете, какой это ужас?
На запрос редакции о том, в курсе ли руководство регионального управления ФСИН нарушений в ИК-4 и в ИК-8, о которых "Сибирь.Реалиям" рассказали Сергей Власенко и Станислав Хрулев, был получен ответ, подписанный врио начальника УФСИН России по Омской области Русланом Плетневым.
"Информация о якобы возможных противоправных действиях сотрудников ФКУ ИК-4 УФСИН России по Омской области в отношении осужденного Власенко С.Ф., отбывавшего наказание в исправительном учреждении ранее уже была направлена для проведения процессуальной проверки в органы следствия. По результатам проверки Исилькульским межрайонным следственным отделом следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Омской области вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления.
Информация о якобы возможных противоправных действиях сотрудников ФКУ ИК-8 УФСИН России по Омской области в отношении бывшего осужденного Хрулева С.Е., направлена в Следственный комитет Российской Федерации по Омской области для процессуальной проверки и принятия решения в порядке".
