"Неохота врать детям, что папа был в командировке"

17 июня истекли 30 суток ареста координатора иркутского штаба Навального Сергея Беспалова. Он провел их в изоляторе временного содержания за повторную организацию несанкционированного мероприятия, шествия "Он нам не царь", которое состоялось в Иркутске 5 мая. О том, как он прожил этот месяц за решеткой, Сергей Беспалов рассказал в интервью корреспонденту "Сибирь.Реалий".

– Первый раз за организацию несанкционированного публичного мероприятия вы провели семь суток ареста в изоляторе. В этот раз суд назначил 30 суток. Насколько, по ощущениям, существенна разница? Тяжелее было?

​– Тяжелее в плане физическом нет. Просто там внутри очень скучно. Ты живешь по определенному распорядку. Я знал, что мне дадут тридцать суток. И в этот раз я постарался подготовиться: попросил ребят не привозить еду, а везти книжки: я решил худеть, потому что там это попроще, нет холодильника, в который ты все время заглядываешь. Но ощущение потерянного времени, конечно, оно тяжелее всего, и оно присутствует в полном объеме. Когда тебя вывозят в областной суд, ты едешь и видишь, что яблони цветут, трава высокая. А ты сидишь в изоляторе, видишь только узкую полоску неба. Причем если в ноябре я последние три дня "по потолку ходил", потому что казалось это очень долго, то сейчас понимаешь, что семь суток – это был просто санаторий. Времени жалко.

– В ноябре прошлого года вы были в этом же спецприемнике. Что-то изменилось там, кроме того что питание стало лучше? В областном суде в перерыве вы своим товарищам говорили, что кормят уже неплохо…

– Я был не только в этом же спецприемнике, я был в той же самой камере – она у нас "политическая". (Смеется.) Действительно, там стали лучше кормить.

Но надо понимать, как там кормят. Основа рациона – картошка и макароны. Там нет солений, перчений, соусов. В этот раз стали давать больше хлеба: видимо, в СИЗО наладили его выпуск в неограниченном количестве, то есть хлеб у них свой. Единственное, что поменялось – душевнее стали отношения с охраной, радушно меня встретили. Они стали больше общаться, не на какие-то секретные темы, а на человеческие. Они больше стали жаловаться на свою службу, говорят, что из полиции много бежит рядового состава, потому что тяжелые условия труда.

В этот раз, видимо, чтобы удостовериться, что я плохо сижу, опять объявили операцию "Бомж". Но, как я понял, теперь уже сами полицейские большую часть бомжей просто "завернули": либо по туберкулезу, либо по инвалидности, либо по вшам, потому что те, кто со вшами, их на санобработку отправляют. В итоге мне нашли одного невшивого, нетуберкулезного бомжа. Охранник попросил нас не бить его, но заставить мыться. Через полчаса он уже сидел, замотанный в полотенце, чистенький, постиранный, помытый в "параше".

​– Часто друзья вас навещали? С чем приходили, что передавали?

– Два раза у меня был адвокат Слава Иванец. Был один интересный посетитель – Олег Антипенко, глава Общественной наблюдательной комиссии. Мы вместе с ним были на том самом митинге. Он стоял перемотанный флагом с Ходорковским. Новый уполномоченный по правам человека в Иркутской области Виктор Игнатенко ко мне не приходил, в отличие от его предшественника Валерия Лукина. Что касается передач, несмотря на то что я просил не передавать мне еду, Лена Ванькова дважды сорвала этот процесс, передала мне по кульку моих любимых ирисок, которые мне нельзя. (Смеется.) Передавали, как обычно, чай. Спасибо большое ребятам, которые передали кучу ручек и бумагу. Я каждый день там что-то писал. Сейчас буду расшифровывать и вывешивать в соцсетях.

– В прошлый раз вы сидели с людьми, которые отбывали наказание за вождение в состоянии алкогольного опьянения, алкоголиками и алиментщиками. В этот раз контингент был такой же? И сколько человек за месяц прошло через вашу камеру?

– Двенадцать человек. Поскольку бомжей в этот раз от меня пытались убрать, ко мне сажали пьяных водителей из деревень. Это в основном мужики, которых поймали на мотоцикле, в лесу, мотоцикл без документов. В основном со мной сидели десятисуточники. Один раз сидел мальчишка (мы долго смеялись), он где-то попался с пивом, оштрафовали его на 600 рублей, штраф не оплатил и, соответственно, попал на двое суток. Если сутки содержания – примерно полторы тысячи рублей, там кормят только на 480 рублей, как мне сказали, то я чувствую, что судьи бюджет Российской Федерации когда-нибудь весь и кончат.

Я был ценным человеком в камере, из картонок от чайных коробок сделал карты. Три дня играли. На четвертый день у нас эту колоду изъяли. Дальше играли только в шашки.

В прошлый раз, когда мы сидели с Че Геварой (Дмитрием Толмачевым), нас водили на прогулки двумя потоками. В этот раз наша камера выходила одна на прогулку. Нас пятеро ходило в этом закутке, и соответственно, вторым потоком ходило двадцать-тридцать-сорок человек, в зависимости от загрузки. И все матерились, что в этом маленьком пространстве, три метра на десять, им тяжело передвигаться. Все знали, что сидит "политический" и из-за него так водят.

А еще ко мне в камеру кинули мужика, он был тоже типа "политический", у него была кличка Террорист. Его взяли на автовокзале с подшипниками, проволокой и марганцовкой. И это ему пытались "пришить" как элементы взрывного устройства. И три дня он просидел в нашей камере якобы за мелкое хулиганство.

​– А разделение на "политический" и "неполитический" – это законно?

– Как я понимаю, это у них требование такое. Когда я сидел, туда же посадили анархистов, в том числе Игоря Мартыненко. Я спрашивал у охранников, куда их посадили. Мне сказали, что их специально посадили в камеры подальше от моей, чтобы мы не перекрикивались, не общались. Я спрашивал, все ли у Игоря в порядке. Мне сказали, что он объявил голодовку, они поставили в известность генерала, на что тот ответил: если он хоть что-то пьет, то это не голодовка, а лечение.

– В своей камере обсуждали политику, ситуацию в стране? Были среди других арестантов ваши единомышленники?

– Я удивлен, что очень многие люди в этот раз выражали недовольство Путиным. Но это такое пассивное недовольство. Никакого противодействия там не было, молодежь вообще за нас.

Сокамерники жаловались, что в районе поселка Большого Луга и Большой речки, ближе к Байкалу, вся земля частная, роздана под угодья, сдана в аренду. Соответственно, очень много фотоловушек, а они привыкли жить браконьерством. Говорят, что браконьерства там теперь нет вообще, с ружьем туда не зайдешь. А некоторые охотхозяйства не дают людям в этих лесах собирать грибы, черемшу, ягоду, шишки.

​– Как семья продержалась месяц без папы?

– Так совпало, что моя семья ездила на отдых в Турцию. Меня арестовали за три дня до их отлета. Я просто сказал, что в эти три дня не надо ко мне приходить. Жена, как прилетела, в первый же день пришла. Детям сказали, что папа был в командировке, в Москве. Полетел на самолете, а то, что не долетел и где-то тридцать суток шатался, и почему-то с телефоном сына Степы... (Смеется.) Но я думаю, что Степе все равно в школе расскажут правду 1 сентября. Как это было во время первого моего ареста: Степин одноклассник, в семье которого обсуждали мой арест, сказал ему, что я был в тюрьме. Хотя в прошлый раз семья изначально говорила детям, что я был в командировке.

​– За участие в шествии "Он нам не царь" 5 мая в Иркутске привлекли к ответственности еще шесть человек. Не было опасений, что ваши сторонники скажут "зачем нам это надо" и не будут больше участвовать в работе штаба?

Я такого не опасаюсь. У меня, конечно, была злость. В изоляторе мне давали телефон, и я знал обо всех судебных решениях. Было понятно, что они методично наказывают всех, до кого могут дотянуться. Я так понимаю, логика у них такая: они знают ядро людей, которые ходят к нам в штаб, и их они штрафуют. Конечно, самая большая злость у меня на судей. Я не юрист, но понимаю, насколько ущербно они судят. Во время моей апелляции судья областного суда цитировал решение ЕСПЧ. Но при этом он читал только абзац, где говорится, что национальный законодатель может устанавливать ограничения на проведение массовых мероприятий, но не дочитывал, где написано, что это базовое право и никто не может быть наказан за это. И люди, о которых говорится в этом решении (турок и молдаванин), получили компенсации по пятнадцать тысяч евро. Или вот еще: судья установил, что я привлек к участию в шествии несовершеннолетнего. По видео, которое показывали в суде, непонятно, что этот несовершеннолетний делает, где он находится, он говорит, что он тут, непонятно где, с братом. А привлек его, по версии суда, почему-то я.

Я думал, что если с этого митинга выйдет в шествие человек сто, то это будет хорошо. А прошло 550 – мы посчитали по видео, и меня это шокировало.

– Штаб обратился к неравнодушным гражданам за помощью в сборе средств для оплаты штрафов. Как люди отреагировали на вашу просьбу? Много уже денег собрано?

– Я точно знаю, что мы собрали гораздо больше половины необходимых средств. И я очень благодарен этим людям. Я даже не знаю, кто они. Я сутки на свободе и не видел ни одного человека, который нам отправил деньги и написал, что он вот это сделал. То есть эти люди взамен не хотели никакого одобрения, благодарности, они просто взяли и помогли. Я пересматриваю свою почту, много же сообщений накопилось за тридцать дней, и никто не написал: "Слушай, старик, я кинул тебе денег". И я хочу сказать этим людям большое спасибо. Не секрет, что одна из целей этих штрафований наших волонтеров – как можно больше вытащить из людей денег.

– В каких событиях вы не смогли поучаствовать за эти 30 суток, о чем сейчас жалеете?

– В первую очередь это все мероприятия штаба. Я действительно собирался вылететь на Съезд, когда меня арестовали. Сейчас я могу спокойно говорить, что на Съезде вместо меня была моя дочь. Мы примерно представляли, что как-то могут нагадить и не пустить меня в Москву. Поэтому я договорился с дочерью, у нее прописка в Иркутской области, и она была региональным делегатом. В результате мой ребенок мне написал, что начинает понимать, зачем ее папа все это делает. И, насколько я понимаю, ей тоже было это все интересно, поскольку у среднестатистического неполитизированного человека попасть на любое партийное мероприятие шансов немного. Не хотелось, конечно, чтобы были суды над нашими волонтерами, но раз уж они были, то хотелось бы на них присутствовать, чтобы поддержать ребят. Хотел бы участвовать в создании партии. Да много чего хотелось. Банально, неохота врать детям, что папа был в командировке.

– Свой первый ноябрьский арест вы обжалуете в Европейском суде по правам человека. Адвокат Вячеслав Иванец на днях вас посещал в изоляторе и после этого распространил информацию о том, что и этот арест будете обжаловать в ЕСПЧ. Что это даст?

– Да, по ноябрьскому аресту мы подали жалобу в ЕСПЧ, она принята. Но когда она будет рассматриваться, мы не знаем. Это может быть год, два, три… Сейчас будем вторую подавать. Кстати, интересно то, что по ноябрьским арестам мы подавали жалобы по мне, Захару Сарапулову и Че Геваре (Дмитрию Толмачеву). Так вот, по мне и Че Геваре приняты жалобы, а по Захару тишина. Странно, ведь эпизод описывается один. Победа в ЕСПЧ даст больше признания собственной правоты. А компенсация, которая там полагается… Знаешь, я никогда не жил на социальные пособия и в этом смысле нет такого, что – ура, мне дадут денег. Просто морально надо знать, что ты был прав. Потому что нам последовательно пытаются внушить мысль, что мы преступники, бандиты, нарушаем чудесные законы.

– Вы сотрудник штаба, который работает уже год, отпуск вам положен? Или таковым можно считать 30 суток в "царской конюшне", как вы в прошлый раз назвали изолятор временного содержания?

– Вчера мы разговаривали с нашим региональным координатором, и мне как раз предложили пойти в отпуск. Это не шутка. И вот сегодня я должен написать заявление и с ближайших дат могу на месяц уйти. Но не знаю, буду ли я этим пользоваться, потому что семья уже отдохнула. Просто шататься по городу не будешь, особо денег куда-то ехать нет. Но какой-то отпуск будет, будет какая-то политическая активность. Мы будем проводить митинг по пенсионной, так называемой, реформе. Кстати, вот еще одна из жалостей… когда происходит дефолт государства, ты находишься не на острие процесса. А это действительно дефолт государства. Потому что под чемпионат, под лето государство сбрасывает с себя огромный пласт обязательств перед гражданами. Но с другой стороны, я считаю, что мы живем в усиливающемся авторитаризме, и при этой системе бедность граждан только прогрессирует. И хотелось бы, конечно, этому всему политически противодействовать.

​– Какие у вас планы на ближайшее время?

– Свою политическую деятельность здесь, в Иркутске, я не прекращаю. Поскольку здесь у меня не самая большая зарплата, а я многодетный папаша, у меня всегда масса соблазнов отвлечься в какой-нибудь малый бизнес. Я такой же гражданин, как все. Слухи о том, что секретными тропами сюда завозят пачки баксов, они могут только в самом воспаленном мозгу находиться. Но у меня нет ощущения, что меня посадили, я обиделся и ушел. Я для себя внутренне решил, что только уголовное преследование приведет к каким-то изменениям. А административка – неприятная вещь, но переживаемая. Когда я сидел в изоляторе, решил посчитать – по скольким статьям уголовного кодекса меня можно посадить в тюрьму. Я насчитал четыре. Это те статьи, где ты не делаешь вообще ничего. Это 282-я, так называемая экспертная статья, где два человека могут написать экспертное заключение о том, что во фразе "Мама мыла раму" есть экстремизм. Еще одна статья – "Недоносительство", потому что фактически на любого можно эту статью завести и такие прецеденты были. Еще 212-я, так называемая "статья Дадина", хоть и говорят, что она не используется, но она есть в Уголовном кодексе. Ну, и четвертая – оскорбление сотрудников полиции. Это не считая всяких вариантов с заброской наркоты и так далее и тому подобное. Понятно, что жить в таких условиях не очень весело. Но с другой стороны, как говорится, "времена не выбирают, в них живут и умирают".