"Такое давление на нас оказывалось!"

В поселке Иванкино Томской области живут представители одного из малочисленных народов Сибири – селькупы. Поэтому Иванкино до недавнего времени имело статус "национального поселения" со всеми положенными по закону льготами. Однако в конце 2017 года Иванкино этого статуса лишили. А еще раньше закрыли местную школу. Теперь отсюда уезжают семьи с детьми и остаются одни пенсионеры. Единственное в Томской области национальное поселение селькупов скоро исчезнет.

"Принят в школу в связи с нехваткой учителей"

Сегодня в Иванкине проживает 45 селькупов, и это почти 90 процентов населения поселка. Чтобы попасть сюда из Томска, нужно проехать более 300 километров на север, ниже по течению Оби, до райцентра. А потом еще 40 километров по зимнику, если временная дорога расчищена. В поселок, где живут селькупы, мы приехали в полдень, а солнце здесь уже как будто клонится к закату. За короткий световой день местные жители пытаются переделать все свои дела. С нашим провожатым Сергеем Сычиным сразу же едем за водой.

– Это речка Пурьянга – на селькупском так называется.

– Вода в Пурьянге питьевая?

– Нет, питьевая у нас с водокачки.

– Так тут же должна быть чистая вода?

– Да вы что, сдурели! Она от вас (из города. – СР) течет. Это на баню и технические нужды вода тут у нас.

​Сергей Николаевич живет в Иванкине почти всю жизнь. В 90-е годы, на волне национального подъема, когда в стране решили поддержать вымирающие коренные малочисленные народы и народы эти перестали стеснятся своего происхождения, – он, сам селькуп, вместе с односельчанами добился присвоения Иванкину статуса национального поселения. Потом Сергей Сычин долгие годы этот поселок возглавлял. А до недавнего времени главой поселения был его сын – Юрий. Но в конце 2017 года Иванкино, как здесь ни сопротивлялись, присоединили к другому – Инкинскому – поселению. А перед этим закрыли школу. Потому что –​ оптимизация.

– Так это чья была инициатива? – спрашиваем у Юрия Сергеевиа Сычина, который в конце прошлого года сложил свои полномочия.

– Инициатива была администрации района. Для минимизации расходов. У нас основные расходы: дизельная станция, ну и персонала было три человека. Вот на работниках они и сэкономили. Два человека, получается, ушло: я как глава и главный бухгалтер. Так что теперь я – безработный. Другой работы тут нет, остается только натуральное хозяйство и рыбалка.

За общиной малочисленных народов, созданной в Иванкине, закреплены водоемы. Ежегодно выделяется квота на вылов рыбы. Юрий утром уже успел проверить несколько сетей – улов пока не радует.

– Мы нынешний год заключили договор с предпринимателем – с колпашевским рыбзаводом, – рассказывает Юрий Сычин. – Летом они приезжают за рыбой на катере, а зимой мы сами возим. Когда рыба есть, то выгодно, а когда нет, как сейчас, то один убыток. Но год такой, даже на реке шибко рыбы нет.

На реке встречаем бывшего школьного учителя Сергея Мурзина. Он не селькуп, но в этих местах родился и живет. Бывший учитель ловит рыбу на так называемый "фитиль". Такой ловушкой пользовались еще предки, от них и название.

– Сегодня один налим и один язь, в прошлый раз вообще ничего не попало. Рыбацкая доля, она такая. Сегодня поймаешь что-то, а завтра нет, – говорит Сергей Мурзин. – Я вообще-то работал в школе 18 лет. Но без специального образования. У меня в трудовой так и было написано: "Принят в школу в связи с тяжелой ситуацией и с нехваткой учителей". Сказали, что для Иванкина пойдет. Я всегда был готов освободить свое место, если бы приехали другие учителя. Но они не приехали. Так я учителем 18 лет и проработал. До восьми предметов доходило. Основные – история, география и физкультура.

Ближе к другому берегу Сычины начинают проверять сети. Две лунки в 15 метрах друг от друга. Сеть протягивают длинной жердью. Потом раз в день ее нужно проверять.

– Зимой сети не воруют, а вот летом тоска, как кемеровские начинают ездить, – рассказывает Сергей Сычин и греет у ведра с горящими деревяшками единственную руку. Другую – сам себе случайно в молодости прострелил. – Приезжаешь: сетей нет. Наши такого не сделают, наши все знают, что если поймают, то макают в лунку, до тех пор пока он не поймет, что не надо это делать.

– Макали кого-нибудь?

– Конечно.

– А вас?

– А меня только с лодки браконьеры выбрасывали, когда я в рыбоохране работал. Я в рыбоохране 10 лет отработал, а потом 15 лет был егерем. Ну а последние 15 лет я отработал в "дурдоме": главой поселения.

– А что самое тяжелое было, когда были главой?

– Лихие 90-е годы. Беспредел полный. Вон давай, что сымай.

Складывая рыбу в мешок, попутно объясняют, кто есть кто: щука, окунь, судак и собачья радость. Собачьей радостью здешние называют леща. В каждой семье есть охотничьи лайки, для них лещ – основная еда.

– Вы вчера ездили насчет водоемов? Нормально все прошло?

– Нормально. Без эксцессов. Водоемы – это все, что у нас осталось, – говорит Сергей Сычин. – Водоемы закреплены за общиной. А там, к кому нас присоединили – в Инкино, тоже есть бригада. И вот эта бригада хочет часть себе оттянуть. Поэтому мы переживали. Но у Департамента природных ресурсов и рыбоохраны к нам нет претензий. Они знают, что мы те рыбаки, которые реально охраняют свои водоемы и следят, чтобы на них все было законно.

– А общину вы когда создавали, сложно было в разных инстанциях доказывать, что вы коренной малочисленный народ?

– Тогда сложно не было. Назвали общину "Рассвет". Когда выдавали квоты на рыбалку для коренных народов, смотрели, что было написано в свидетельстве о рождении. Вот у меня в свидетельстве отец селькуп, мать селькупка. И в первом паспорте, который я получал, тоже записано: селькуп.

Корг – медведь

Основное традиционное и любимое занятие селькупов – рыбалка. Охота больше по необходимости. Например, когда приходится защищать улов от медведя. Медвежатину местные уже лет десять остерегаются есть, мясо заражено трихинеллезом.

– Мы не допускаем, чтобы медведи к нам близко подходили, – говорит Сергей Сычин. – Один раз на запор рыбы пять штук их пришло. Если бы мы у запора не сидели, то от улова остались бы рожки да ножки. Сидим, охраняем.

– А правда, что у селькупов считается, если медведь пришел, то он хочет, чтобы его убили?

– Ну, примерно так и получатся.

По данным переписи 2010 года, селькупов в России всего 3649.

– Языки группируются по семьям. Селькупский входит в уральскую языковую семью, – рассказывает Александра Ким, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой славянской мифологии и межкультурной коммуникации Томского педагогического университета. – Уральская семья состоит из подгрупп: финно-угорская и самодийская. Вместе с селькупским к самодийской подгруппе относятся ненецкий, нганасанский и уже вымерший камасинский язык.

В 1932–1936 годы был период создания национальных алфавитов. Прошла даже целая кампания, ученых отправляли в отдаленные регионы к народам Севера. Но после войны эта практика уже не возобновилась. Первые учебные пособия для диалектов Томской области появились только в 90-е годы, когда появился государственный заказ – сделать пособия для национальных школ. И тогда же была организована национальная школа в Иванкине.

После закрытия в мае этого года школы в Иванкине осталось 45 селькупов. Еще в прошлом году их тут было на 20 человек больше. Из оставшихся многие еще уедут, как только придет время отправлять детей в первый класс. Хотя покидать насиженное место жалко. Здесь тихо, спокойно, дизельная станция круглые сутки дает свет. Дорогу чистят, два раза в неделю в Колпашево ходит пассажирский уазик. Вечером, когда все вернулись с рыбалки, идем в гости к Сергею Мурзину.

– Самое большое население здесь было в войну, в 1941–1945 годах. Было много женщин, рыбой занимались, – рассказывает Сергей Мурзин. – Все – для фронта, все – для победы. Переработки рыбы не было, но ее нужно было охлаждать, грузить. Ну и в период сталинских репрессий тут поселки как грибы росли. Мои предки на Алтае жили, имели три коровы, вот их и раскулачили, отправив в эти края.

– Вы оказались в местах, где тогда жили в основном селькупы, а по-селькупски здесь в вашем детстве говорили?

– Да, все бабушки говорили. Помню, улочка узкая, они повиснут каждая на своей калитке и разговаривают между собой. И все приговаривают: якрь… якрь... А что такое якрь – я так и не знаю. Потом эти бабушки участвовали в составлении селькупского словаря. И сказки этнографам рассказывали про согры, где нечистая сила живет.

Куп по-селькупски – это человек

В Иванкине живет Леонид Сычин (самая распространенная в здешних краях фамилия) – потомственный селькуп. Его мама Елизавета Варламовна Сычина помогала ученым создавать словарь селькпуского языка.

– Вы знаете по-селькупски какие-нибудь слова?

– Няй – хлеб. Это святое было. Маннани Пиледэ – родная деревня, можно было сказать, что ты из Иванкина, а можно было сказать, что с Маннани Пиледэ, – рассказывае Сергей Мурзин. – И все знали, что ты отсюда. Окр, шиде, нагур...– это счет. Квегер – осетр, нодэк – стерлядь, нюмала – налим, петя – щука. Квэл – рыба.

– А вы определяете по внешности, кто селькуп, а кто – нет?

– У селькупов третье веко есть – эпикантус. Вот по нему и определяю. Но сто процентов не скажешь. Кетов и селькупов поставь вместе, не отличишь же.

Самое больше число у селькупов – ​семь. В селькупской мифологии, если хотят сказать, что их было очень много, говорят: их пришло семь. Хотя есть еще десять и сто. У селькупов нет прямого слова "восемь" иди "девять", говорят два до десяти, один до десяти или десять минус два, десять минус один. У селькупов раньше не было аналога слова "здравствуй", после начала контактов с русскими стали говорить "торова!" (от русского "здорово!"). Лет 30 назад преподаватели селькупского языка, сами селькупы, сконструировали аналог русского "добрый день". На всех диалектах северного наречия это "сома чēлы" (сома – хороший, чēлы – день, а также и солнце).

Депрессия в Иванкине

Жизнь в Иванкине без статуса национального поселения замерла. В бывшей школе: избирательный участок, администрация, магазин, где почти не бывает покупателей, и библиотека. Хотя в библиотеку вряд ли кто наведывается. Но в госстандартах, видимо, заложено, что библиотека быть должна, так что книги на полках стоят. Бывший библиотекарь Наталья Иженбина в Иванкине уже не живет, переехала в город Колпашево. Но использует любую оказию, чтобы побывать в родных местах.

​– Я родилась в семье селькупов. Бабушки свободно разговаривали на селькупском, и я этот язык в детстве слышала, – делится Наталья Иженбина. – Но мама боялась, если мы будем селькупский знать, то у нас с русским языком все будет плохо, а он нужнее, поэтому мы больше занимались русским языком. Когда я начала преподавать, первые два года ко мне на уроки приходила Сычина Елизавета Варламовна. На основе ее говора потом в Томском пединституте создали словарь. Она приходила ко мне в школу, разговаривала с ребятишками на селькупском, а я все записывала за ней, потом дома пыталась во все это вникнуть. Сейчас потихоньку сама уже могу говорить.

Заходим к администратору села, вернее, специалисту по кадрам и делопроизводству Надежде Любченко. У нее сынишка четырех лет, так что скоро они с мужем – селькупом тоже переедут в Колпашево.

– Конечно, у людей сейчас депрессия, потому что Иванкина теперь как отдельного поселения нет, а с Инкино они давно враждуют, – говорит Надежда Любченко. – Я приехала десять лет назад сюда, они уже тогда враждовали. Что делят? Угодья делят, статус делят, поэтому слово Инкино для них как красная тряпка для быка. Мы тоже переживаем, что уехать придется. Здесь, в Иванкино, хорошо. Но если муж тут останется, а мы с сыном уедем – это же не дело. Да и одной рыбалкой сейчас не проживешь. Сегодня рыба есть, а завтра ее нет. Получается заработок временный, да еще и копеечный. Получается какая-то любительская рыбалка. Себе поймать и время скоротать.

А вот Сергей Сычин причины депрессии видит в ином. Не просто в противостоянии с Инкино. А в том, что власть с ними не считается. Ломать – не строить... Он столько сил и времени вложил в родное село, что наблюдать за развалом ему больно.

– До 1979 года у нас была школа-интернат народов севера. В 1979 году ее закрыли. – сокрушается Сергей Сычин. – У нас на тот период проживало 450 селькупов. А когда ликвидировали интернат, у нас сразу же осталось человек двести. Потому что семьи были большие, ребятишек много, учить их негде было, и все уехали по разным деревням. Я сам на себе это испытал. У меня в это время сын был маленьким, и в первый класс я отправлял его учиться аж в Бийск к родне. А открыли школу вновь только в 1986 году. И вот ее опять закрыли.

– Население пыталось как-то сопротивляться?

​– В декабре, когда нас начали объединять, стали с населением разговаривать, население было против. Приехали глава района, замы, прокуратура, и такое давление на нас оказывалось! На наших работников администрации, что, мол, мы на вас уголовные дела заведем. Население стращали: прекратим подачу света, закроем магазин. Мы поэтому обратились к президенту России, к губернатору, к президенту ассоциации коренных малочисленных народов России. Но в итоге получили ответ только от районной власти, который, я считаю, ни в какие рамки не лезет. Ответили, что вся власть в поселке работает лично на меня и поэтому мы, чтобы улучшить жизнь населения, объединяем вас с другими. Но в итоге они поселок просто похоронили. Я даю гарантию, что года через два, максимум через пять тут жить и работать будет некому, потому что останутся одни старики.

Мы думали, нам поможет областная ассоциация, но там давно власть захватили и нас отодвинули. 18 декабря, когда мы поехали в Томск на отчетно-перевыборное собрание, нас туда даже не пустили. Были угрозы по увольнению нашего колпашевского председателя ассоциации коренных малочисленных народов, в Парабельском районе шло громаднейшее давление на председателя. И на сегодняшний день они отказываются от работы. Я считаю, что это только вина власти, больше ничья.​

18 декабря действительно было собрание областной ассоциации коренных малочисленных народов "Колта Куп", переизбирали председателя... очень узким кругом. Собрание прошло без иванкинских, колпашевских и парабельских селькупов. Сергея Сычина, Наталью Иженбину, Ирину Коробейникову, единственного носителя селькупского языка в Парабельском районе, и многих других, специально приехавших с севера Томской области, даже не пустили в зал, заявив, что никакого отношения к областной ассоциации они не имеют. Юридически – возможно. Ибо это все люди простые, и что там сейчас в Уставе ассоциации, никто толком не знает. Переизбранная на второй срок глава Тамара Усатова разговаривать ни с кем не захотела, объявив, "что обязана отчитываться только перед Минюстом, перед ним и отчитается". Но фактически ассоциация "Колта Куп" в начале 90-х создавалась специально для объединения и помощи реальным представителям коренных малочисленных народов. В Томской области это как раз, в основном, селькупы. Но их и оставили за бортом.