Заключенных российских колоний принуждают вступать в "ЧВК Вагнера", грозя новыми сроками, а тем, кто согласится поехать на войну в Украину, обещают закрыть уголовные дела, пишет "Агентство" со ссылкой на правозащитников.
Как рассказала изданию юрист Яна Гельмель, сейчас, в отличие от лета и осени 2022 года, вступать в "ЧВК Вагнера" соглашаются гораздо меньше осужденных. Она объясняет это тем, что до колоний доходят сведения об убитых и раненых на фронте.
В эфире Настоящего Времени Яна Гельмель отметила, что заключенные в тюрьмах не хотят идти воевать, однако боятся новых дел, которые могут против них возбудить. В частности, правозащитница рассказала, что силовики начали угрожать ее доверителю уголовным делом о краже двадцатилетней давности.
– Евгений Пригожин на прошлой неделе сказал, что "ЧВК Вагнера" перестал вербовать заключенных на войну. При этом, насколько я понимаю, ваши подзащитные говорили вам другое?
– Начнем с того, что официально Пригожин всегда говорил, что никого не вербует.
– Фактически мы видели кадры, то есть там уже не было никаких опровержений?
– Да, вербовка всегда продолжалась и продолжается. Но только теперь руками самих сотрудников и оперативных групп МВД и ФСБ.
– То есть теперь это силовики?
– Да.
– Вы можете рассказать про эту схему? Людей сейчас вербуют в "ЧВК Вагнера" или в какие-то другие подразделения?
– Тут уже вообще ничего не понятно. И Минобороны тоже вербует. Вербуют, а потом их сами делят. К примеру, "ЧВК Вагнера" не берет низший статус осужденных, а Минобороны берет.
– Объясните, что такое низший статус осужденных?
– Есть различные классы по иерархии. И те, кто низший класс – униженные, – их "ЧВК Вагнера" не берет.
– Вы говорите, что есть оперативники ФСБ, есть МВД. Как давно это началось? Это действительно вербовка – или это называется сейчас каким-то другим словом?
– Мне позвонил мой доверитель. По каким-то причинам его вывезли в СИЗО Ростовской области. К нему пришли оперативные работники и начали угрожать возбуждением уголовного дела. Перед ним положили бумаги двадцатилетней давности о краже. Мой подзащитный уже отбыл этот срок наказания в 15 лет. И в силу того, что он немножко разбирается в нормах права, он сказал, что разговаривать с ними не будет, так как срок давности этого уголовного дела прошел. Но он все равно мне позвонил в страхе, спросил: "Что мне делать-то? Они предлагают очиститься". То есть что они не будут возбуждать уголовное дело и он очистится от всего своего срока.
– Но при этом, если я правильно понимаю, они говорят, что человек отправится на фронт. Как он может освободиться с фронта?
– Это загадка, мне кажется, для всех юристов. Помилованием президента.
– Что эти люди обещают? Они предлагают подписать какие-то документы, они предлагают, что тут же будет издан указ о помиловании или еще что-то? Как выглядит эта схема?
– Так же, как и раньше: "Если заключите договор и встанете в ряды частной военной компании либо Минобороны, то вас ждет помилование от президента. Вы начнете свою жизнь с чистого листа". Все по старому, наигранному сценарию, как и раньше.
– А если нет, то как выглядят угрозы?
– Угроза выглядит так, что заключенные боятся новых сроков. Некоторые же долгое время уже там отбывают. Идти служить практически никто не хочет, потому что начинают все понимать. И убежать они уже никуда не могут, хотя ранее они все думали, что если они пойдут на фронт, то они смогут выкрутиться из данной ситуации, то сейчас они просто боятся новых сроков. У нас в тюрьмах с начала 2000-х годов пытки очень актуальны. Сейчас до сих пор пытают людей в колониях. Сейчас в Иркутской области занимаются пытками. Поэтому они все боятся, что их будут пытать, если они будут отказываться.
– Что вам рассказывает ваш подзащитный: знает ли он о случаях, что кто-то согласился в итоге отправиться на фронт из его колонии или, наоборот, сколько людей отказалось?
– Нет, он мне этого подробно не рассказывал. Но я знаю, что с ним вместе еще находятся такие же осужденные, которым тоже угрожали уголовными делами.
Просто факт в том, что мой доверитель все-таки понимает в нормах права и понимает, что срок давности этих дел прошел, они не могут их возбудить чисто с юридической точки зрения. А другие-то осужденные юридически неграмотные. Из-за страха они подпишут любые документы.
– А известно ли вам о случаях, когда эти угрозы были претворены в жизнь в отношении кого-то, или нет?
– Нет, я не могу об этом сказать.
– Пока это именно угрозы?
– Пока угрозы, да. Также в СИЗО-1 в Самарской области, где у меня тоже находится доверитель, он тоже говорит, что ходят оперативные работники и предлагают очиститься, подписать документ, пойти в частную военную компанию, и все дела, которые сейчас на них возбуждены, закроются.
– Вы несколько раз употребили слово "очиститься". Это какой-то внутренний термин, который используют сотрудники ФСИН или не ФСИН, вербуя людей в колониях?
– Да, "очиститься" – это все судимости с них должны сняться. То есть они должны начать жизнь с чистого листа.
– То есть люди приходят и говорят: "Мы предлагаем вам очиститься"?
– Наверное, не так предлагают. Я не знаю, я не слышала сама. Но все заключенные говорят о том, что им предлагают очиститься. Очистить свою совесть, очистить свою репутацию, начать жить с чистого листа.
– После того как СМИ написали об этих процедурах, сохраняется ли у вас связь с вашим доверителем в колонии?
– К сожалению, связи сейчас нет. Они же мне практически все звонят с нелегальной связи, потому что по официальной связи им не разрешают со мной разговаривать. Те люди, которые отстаивают свою какую-то позицию, сейчас начинают пропадать со связи.
– Вы можете предположить, что это происходит из-за того, что эта информация утекает из колонии?
– Я, конечно, могу много что предположить, в том числе и это тоже. Естественно, я побаиваюсь частенько об этом говорить. Сейчас же к осужденным попасть очень сложно. Начальник учреждения может внедрить какие-нибудь карантинные мероприятия, что даже адвокат не попадет туда. Если раньше адвокат мог заходить с сотовым телефоном, фиксировать какие-то нарушения, избиения, то сейчас он тоже не может зайти и это все зафиксировать. Даже ранее при [наличии фотографий] синяков или каких-то ссадин правозащитники и адвокаты очень тяжело добивались возбуждения уголовных дел. А сейчас это вообще невозможно, мне кажется.
– Что вы рекомендовали человеку, который вам все это рассказал? Что вы советуете делать в этой ситуации, когда приходят и угрожают уголовными делами, заставляют ехать на войну?
– Я пытаюсь им рассказать, что это все-таки незаконно. Есть срок давности у каждого уголовного дела. Если дело серьезное, например убийство, то срока давности у таких дел нет. Но это все частные случаи. А так – я пытаюсь их успокоить. Естественно, у них очень большое напряжение, потому что они прекрасно понимают, что на воле можно получить любой срок, могут сфабриковать дело. А в местах лишения свободы это сделать все очень просто.
