6 октября из изолятора временного содержания вышел на свободу Филипп Зарянкин, сын мэра Витебска Вадима Зарянкина. Он отбывал 13 суток ареста по обвинениям в участии в марше против тайной инаугурации Александра Лукашенко в Минске 23 сентября. Но он утверждает, что на этой акции не был.
В эфире программы "Вечер" Филипп Зарянкин рассказал Настоящему Времени о своем задержании, суде и условиях в изоляторе.
– Как вас задержали?
– Задержание было примерно в 23:20 23 сентября, оно было на пересечении улиц Немига и Романовская Слобода около "Макдоналдса". Я проходил, пытался выйти из оцепления и вызвать такси, потому что внутрь оцепления не пускали такси, и доехать домой. Подходя к этому оцеплению, я издалека заранее уточнил, возможно ли мне перейти дорогу и выйти из оцепления – или мне лучше уйти и поискать другой путь. На что сотрудники ответили, что – да, проходи. Я перешел дорогу, и другой сотрудник – не тот, кто мне отвечал, – задержал меня, сказав: "Пройдем налево, пройдем на первый пункт", – и мы с ним дошли на этот первый пункт. Это было в 23:20.
На суде мне вменяли две статьи: сопротивление аресту и участие в массовых акциях, пикетированиях.
– То есть вас обманул милиционер?
– Я не знаю. Тот, кто мне отвечал, был одним человеком, а тот, кто меня задержал, – это совершенно другой человек. Может, они сами не определились, что со мной делать. Может быть, обманули.
– Вы в какой-то момент говорили, что вы сын довольно известного белорусского чиновника? Все-таки мэр города – это не совсем последний человек в стране.
– Да, мэр областного города. Я говорил, говорил это в тюрьме достаточно часто – и на Окрестина, и в Жодино. Но никакого эффекта это не оказывало – только негативный.
– По дороге в тюрьму был суд. Что было на суде?
– Суд проходил в Окрестина на следующие сутки после задержания – в четверг и в пятницу, два дня у меня был суд. Суд производился по скайпу с использованием 3G-модема в стенах Окрестина. Связь была ужасная – половину времени разговора я просто не слышал. С адвокатом мне не дали пообщаться наедине, так как присутствовал секретарь, который записывал, пока мы общались по скайпу с адвокатом. Мне не сказали до суда, что мне вменяют, соответственно, я не знал, куда иду и какие статьи будут разбираться.
Пообщавшись с адвокатом, был перенос заседания на следующий день, потому что это было ближе к пяти часам, а день был сокращенным, видимо из-за протестов, которые были в четверг. И в пятницу ближе к четырем-пяти [часам] было следующее заседание, на котором адвокат заметил, что в рапорте, который говорит о том, что я сопротивлялся, упирался ногами во что-то, в какую-то машину меня посадили, куда-то меня везли – что является полной неправдой, – указана не моя фамилия. Я этого заметить не мог из-за плохой связи. Он это сразу подметил, и, видимо, из-за того, что это были третьи сутки, эту статью просто отменили и вменили только статью – пикетирование. Хотя показания на суде давала моя жена, и адвокат тоже прикрепил к доказательствам распечатку телефонного разговора с женой, который происходил где-то в 23:08, если не ошибаюсь.
– Они же уже понимали в суде, что вы сын витебского мэра, и это тоже никак не повлияло?
– Да.
– Вас осудили по одной статье и чудом не засудили по второй, потому что принесли неправильный протокол. Дальше вы оказались в Жодино. Вы говорили, что к вам там относились хуже, чем к уголовникам. Что вы имеете в виду?
– Я говорю не про отношение людей, которые нас охраняли, – это была милиция и, скорее всего, были ученики последних курсов Академии МВД. Там было разное отношение в зависимости от качеств человека.
– А условия?
– А вот условия содержания были ужасными. У нас на камере висело какое-то расписание неподписанное, без печати, дата была указана просто "08.2020", о том, что должно быть во столько-то вот это, во столько-то вот это и прогулка. И замечание о курении, что курить можно на прогулке и в специально отведенных местах. Это специально отведенное место было в камере около туалета, как я понимаю, во всех камерах – там был написано "место для курения". Нам передавали в передачках сигареты – спички не давали. Но на просьбу покурить отвечали, что нельзя. Когда мы говорили, что "вот же висит", они говорили, что "это не для вас".
– Они делали что-то специально или просто не успевали справиться с таким количеством людей, которых к ним привозили в качестве арестованных?
– В большинстве своем они не успевали справиться, это было совершенно очевидно. Плюс из личных разговоров с теми, кто нас все-таки выводил на прогулку, они сами это замечали, что они ничего не успевают. В какой-то момент в среду были передачки в Жодино от родственников, и они весь день нас не выводили, искренне нам отвечали: "Мы либо передачки вам передадим, либо [вас выведем]".
– Филипп, ваш отец, Вадим Зарянкин, как он отнесся к тому, что с вами произошло? Продолжает ли он работать мэром? Что вы думаете по поводу того, что произошло именно с вами в контексте того, что отец в этом смысле человек все-таки системный, а вы, кажется, нет?
– Когда я вышел из Жодино, тогда я в первый раз созвонился с матерью. Очень переживали [родители], говорили, что все это время переживали – так оно и было. По поводу системности отца – я и вправду несистемный человек. Можно сказать, что отец системный, но всегда у нас были очень крепкие межличностные отношения в семье, и мы это всегда ставили на первый план. А всякие рабочие, политические отношения [были второстепенными].
– А у вашего отца не было обиды на своих начальников за то, что произошло с вами? Или вы это не обсуждали?
– Честно говоря, я не спрашивал насчет этого, но его начальники непосредственные – я не совсем понимаю структуру – глава горисполкома, есть глава облисполкома – это Шерстнев в Витебске, который в той или иной мере является непосредственным начальником, который тоже к этому отношение не сильно имеет, как я понимаю, в Минске. Он хотел мне помочь, может быть, смог бы, но узнал о том, где я конкретно нахожусь и что со мной, уже [когда] шел суд.
